Страница 25 из 36
Автопилот пискнул и сообщил, что цель «нырка» достигнута. Панин выпрямился и, положа руки на манипуляторы, принялся следить за приближающейся планетой. Оставалось сделать совсем немного: сесть в указанном месте, поменять груз на звонкую монету и слинять отсюда, пока патруль не вышел на этот мир по оставленному его кораблём ионному следу. После этого его уж точно не найдут. На Харуте полно космопортов, с которых ежедневно стартуют тьма кораблей. Так что его стартовый след просто сольётся с массой других. Идентифицировать их невозможно. Это вам не отпечатки пальцев.
Панин начал насвистывать что-то легкомысленное, нацеливая корабль по лучу радиомаяка на нужную ему площадку, как вдруг далеко позади, в кормовом трюме, что-то хрустнуло. Продолжая насвистывать, Панин внёс небольшую поправку в курс, а в это время в корме снова захрустело, и куда громче. Оборвав свист, Панин, недоумённо обернулся, прислушиваясь к этим звукам. Теперь в корме захрустело ещё сильнее. Казалось, кто-то топчет там еловые шишки. Чертыхнувшись, Панин выскочил из кресла и метнулся в корму. Заглянув в трюм, он встал, как вкопанный. Сложенные в вездеходе яйца лопались одно за другим. По их изумительно гладким поверхностям змеились трещины, из которых наружу пёрло что-то похожее на сосульки тёмного стекла. На глазах у изумлённого Панина, они начали быстро вытягиваться, достигнув едва ли не полуметровой длины, завершив рост зубастым воронкообразным расширением. Сами яйца при этом почти полностью исчезали: теперь вместо них, в центре каждого такого ежа было что-то ажурное, как тело радиолярии.
Трансформируясь и увеличиваясь в размерах, эти невероятные существа выталкивали друг дружку из вездехода, и рядом с машиной вскоре уже копошилась чуть ли не половина того, что он вынес из хранилища. Окончательно сформировавшись, эти твари покатились к Панину.
Вытаращив глаза, Панин смотрел, как они приближаются всё ближе и ближе, совершенно обалдевший от увиденного. Это было немыслимо! Просто невозможно! Яйца были мёртвыми, это стало ясно после первых же находок. Ничего органического в них уже давно не было: только толстая скорлупа с необычайно красивым и никогда не повторяющимся рисунком и очень необычной структурой. А внутри пустота. Пустой красочный каменный шар. И вдруг такое!
Это было столь же дико и нелепо, как проросшее пушечное ядро.
И, тем не менее, именно это сейчас и происходило.
— Что такое, — пробормотал Панин, невольно пятясь. — Что за чертовщина! Стуча, как бильярдные шары, твари переваливались через борт вездехода, пополняя скребущуюся на полу массу тускло поблескивающих, переплетённых друг с другом лучей и ажурных сфер. Те, кто выбирались-таки из этой мешанины, тоже катились к выходу из трюма, жадно раскрывая зубастые раструбы на концах лучей.
— Но-но! — грозно прикрикнул на них Панин, выхватывая пистолет.
Первую тварь, подкатившую к нему слишком близко, он разнёс вдребезги одним выстрелом. Впечатление было такое, словно он угодил в огромную ёлочную игрушку или вазу: тварь просто рассыпалась на куски, оставшись лежать грудой сверкающих черепков. И — ни капли крови. Панин ожидал увидеть хоть что-то, заменяющее столь жизненно важную жидкость, однако в этой куче обломков её не было ни капли. Это был, скорее, какой-то механизм, а не живое существо.
Топча останки своего собрата, твари кинулись в атаку уже целой гурьбой, толкаясь и мешая друг дружке. Панин принялся палить, стараясь не задеть что-нибудь из корабельной начинки. Твари лезли сплошным валом, не страшась ни выстрелов, ни участи, которая постигала соседей. Кормовой отсек теперь был заполнен ими полностью, и если б не узость прохода, они накрыли бы его, как волна цунами.
Панин успел расстрелять девять штук, когда пистолет его, клацнув затвором, выплюнул последнюю стреляную гильзу и замолчал. Чертыхнувшись, Панин быстрым тренированным движением сменил обойму, но и её хватило всего на несколько секунд. Твари продолжали напирать, хищно сверкая острыми, как бритвы, кремнёвыми челюстями. Бросив бесполезный пистолет, Панин метнулся к оружейной стойке, но за те мгновения, которые потребовались ему для того, чтобы привести в боевое состояние мощное лучевое ружьё, лавина тварей успела преодолеть проход и широким валом вывалилась в центральную секцию корабля.
Испустив боевой клич, Панин направил на прущую орду ствол своей пушки, и тут же едва не выронил её, закричав от боли. В правый бок словно вогнали раскалённый прут. Боковым зрением Панин успел увидеть, как один из зубастых лучей выдернул у него клок комбинезона вместе с куском его тела. И ещё несколько было готово проделать то же самое.
Панин ударил по ним прикладом ружья и вслед за этим выстрелил, почти наугад. Рядом что-то полыхнуло, разбрасывая дымящиеся куски. Завоняло горелой изоляцией, но Панин не обратил на это никакого внимания. Он отчаянно отбивался от лезущих через друг дружку тварей, стреляя и молотя прикладом налево и направо, и всё равно бессильный сдержать их. Зубастые лучи то и дело впивались в него, рвали на части; комбинезон его весь покрылся дырами и пятнами крови, а нападающие продолжали отрывать от него кусок за куском.
Изрыгая ругательства, Панин отступал и отступал под напором неорганической плоти, пока не очутился в кабине управления. Дальше отходить было уже некуда.
Упёршись спиной в спинку пилотского кресла, Панин предпринял отчаянную попытку контратаки, но та захлебнулась, не успев и начаться. Произведённый со слишком близкого расстояния выстрел ослепил его самого, опалив при этом лицо. Он замотал головой, всего на миг ослабив сопротивление, ничего не видя из-за прыгающих перед глазами зайчиков, и тут же поплатился за это. С десяток лучей немедленно впиявились в него, точно стая пираний. Перекатившись через авангард наступающих, твари обрушились на него сверху, подминая под себя обезумевшего от боли и отчаяния человека. Последнее, что он увидел, — переплетение лучей над ним, и чёрная тень, мелькнувшая за бортом. Потом наступила тьма.
Выкарабкиваться из мрака оказалось очень больно. Он двигался к мерцавшему где-то невероятно далеко свету, чувствуя себя так, словно полз по трубе, сплошь усаженной иглами. Но усилия не прошли даром: свет стал ближе и ярче. Панин открыл глаза и обвёл взглядом окружающее его пространство.
Он лежал в небольшой белой комнате, без окон, с квадратной световой панелью в потолке. Рядом громоздился какой-то диковинный аппарат, от которого к нему тянулись толстые косички трубок и проводов. Кроме аппарата, были ещё закрытая дверь и стул. На стуле сидел человек.
Панин заморгал, пытаясь вспомнить, где он его видел, а потом сообразил. Профессор Функ!
— Вы меня слышите? — спросил Функ, увидев, что Панин открыл глаза, и замахал ладонью перед его лицом. — Э-эй, вы видите меня?
— Да. — Панин попробовал пошевелиться и застонал. — О-ох, меня словно через мясорубку пропустили.
— А это и была мясорубка, дражайший грабитель, — заметил Функ. — Вы просто не представляете себе кровожадность этих существ. Ещё немного — и от вас не осталось бы даже костей. Скажите спасибо патрулю.
— Но это же мёртвые яйца! — простонал Панин. — Зойт говорил.
— Ваш заказчик — глупец, милейший, — прервал его Функ. — Да, первоначально мы действительно считали, что это — погибшее потомство некогда обитавших на той планете зверей. И этот ваш Зойт даже не потрудился выяснить, что мы узнали в дальнейшем. Грязный собиратель редкостей! Кстати, не удивляйтесь, что я знаю о нём. Он уже давно проявлял интерес к моим изысканиям, но я никогда не думал, что он пойдёт на такое. А потом вы сами упомянули его, когда находились в беспамятстве. Под воздействием стимулирующей аппаратуры многие начинают разговаривать. Так вот, он и представить себе не мог, что было бы, окажись у этих зародышей более медленная реакция на биополя.
— На что?
— Биополя, — повторил Функ. — Яйца, которые вы выкрали, на самом деле не были пустыми. Это мы выяснили совсем недавно. Их оболочка, скорлупа этих яиц, на самом деле не скорлупа — это и есть зародыш, причём зародыш особой неорганической формы жизни, которая начинает пробуждаться только при особых, благоприятных для неё условиях. Когда-то на той планете кишмя кишела жизнь, но потом что-то произошло, и планета стала мёртвой. Последние представители этой уникальной формы жизни успели отложить энное количество кладок, которые так и остались в виде яиц, ожидая своего часа.