Страница 11 из 21
В замке не было недостатка в слугах, и зачем гонять по всему дому чужачку, которая все исполняла в три раза медленнее и часто путалась?
Ясность в этот вопрос внесла тётушка, с жалостью растирающая горящие ноги племянницы.
- Графиня тебя терпеть не может. Говорит, что ты дерзкая и непочтительная девица!
- Почему? - изумилась Агнесс. - Я делаю всё, что она требует, не жалуясь и не ропща!
- Может, именно это ей и не нравится?
Девушка устало хмыкнула.
- Она настолько глупа?
- Нет, - возразила тетка, - графиня вовсе не дура. Она прекрасно знает, чего хочет!
- И чего же?
- Чтобы её супруг любил только свою жену! А ты у нас всегда была хорошенькой, вот она и беспокоится...
Странно, но погрузившись в глупую суету, постоянно куда-то спешащая Агнесс перестала думать о графе. Нет, она не забыла о его существовании, ведь о фон Геттенберге беспрестанно говорили все окружающие её люди, но девушка выбросила из головы их последний разговор над трупом несчастного Густава, и теперь слова тетки напомнили о той страшной ночи.
По коже бедной девушки прошла волна крупной пронзительной дрожи.
- И тебя ещё почему-то недолюбливает юная фройляйн Марта - дочь его светлости, - тетка устраивалась рядом под одеялом, отчаянно крутясь на тощем тюфяке. - Вот уж, действительно, надменная и спесивая девица: ото всех воротит нос!
- А ещё меня терпеть не может дама Генриетта, - устало зевнула девушка, прижимаясь к теплому боку родственницы, - и окружение графини, и весь мир вокруг!
- Знаешь, - не отставала от неё тетка, - в замке только и разговоров, что об огромном волке, недавно появившемся в окрестностях Вацбурга. Режет скот, нападает чуть ли не в открытую...
- Нас - Крайцев волками не удивишь!
- Твой отец никогда ими серьезно не занимался, вот и развелось их непомерно! В доме не было ни одной волчьей шкуры!
Угли в жаровне обычно быстро прогорали, и по ночам в их клетушке становилось холодно. Тонкая дерюжка, служившая одеялом, совсем не согревала, и измученная Агнесс долго не могла уснуть.
Но неожиданно у юной пленницы появился друг и в этом недобром семействе.
На Эрвина Агнесс наткнулась случайно. Пробегая по очередному требованию графини вниз по лестнице, она увидела, что на нижней ступеньке сидит мрачный мальчик лет десяти и уныло смотрит на разорванную рубаху. Был он порядком грязен, а также светловолос и хрупок, сразу же пронзительной болью напомнив девушке об убитом младшем брате.
- Что такое, дружок, - ласково присела она рядом, - порвал рубашку?
- Ну, - буркнул тот, безуспешно пытаясь стянуть рваные края на плече, - зацепился, а она порвалась! Теперь Фриц опять будет ругаться и ворчать, что я неуклюжий медвежонок!
- Нет, - грустно рассмеялась Агнесс, нежно пригладив его торчащие во все стороны грязные, выгоревшие на солнце волосы, - ты не похож на медвежонка! Скорее на олененка!
- Олень - это добыча, а я не хочу стать добычей!
- Олень - это сила, грация, красота, скорость! - ласково заметила она. - Многие сильные и смелые рыцари носят его изображение на своем гербе.
- Но у моего рода уже есть герб, зачем мне какой-то олень?
Агнесс решила, что перед ней какой-нибудь графский воспитанник, отданный родителями на выучку к сильному и богатому родственнику, и тут же пожалела паренька. Если ей - взрослой и сильной девушке было здесь настолько трудно, что уж говорить о слабом ребенке!
- Давай, я зашью тебе рубашку, - предложила она, - и Фриц ничего не узнает!
Неожиданно мальчик посмотрел на неё уж слишком по-взрослому, и Агнесс стало не по себе от пронзительно-пристального взгляда.
- Мне будет приятно носить рубашку, заштопанную столь прекрасной девой, - моментально скинул он камизу, обнажив худенькие выпирающиеся ключицы, - а Фриц... Я его ничуть не боюсь. Вряд ли он по этому поводу пожалуется отцу!
- А кто твой отец? - без особого интереса спросила она мальчика, аккуратно складывая рубашку. - И как зовут тебя самого?
Тот настолько удивленно покосился на неё, что Агнесс смутилась.
- Меня зовут Эрвин, а мой отец - граф фон Геттенберг. И если мачеха родит ему ещё сына, я перестану быть самым младшим из братьев!
Агнесс только вздохнула: и сыновья врагов могут быть забавными мальчишками.
- Быть младшим не так уж плохо, - заметила она, - все тебя любят, жалеют!
- Мне скоро тринадцать лет! А жалость унижает рыцаря!
Точно также говорил, злясь на опеку сестры, когда-то и Густав.
- Но, дружок,- ответила она Эрвину, как отвечала и брату, - без неё тоже не обойтись. Ведь никто не появляется на свет с мечом в руке! Чтобы человек набрался сил для грядущих битв, его нужно любить.
Мальчик недоуменно воззрился на девушку.
- Ты - забавная! - подытожил он свои наблюдения. - Я приду за рубашкой вечером!
Честно говоря, ей удалось сделать всего лишь пару-тройку стежков, когда графине опять что-то понадобилось, поэтому штопала камизу ворчащая Луиза.
Эрвин пришел в их каморку довольно поздно.
Агнесс расслабленно откинулась на спинку отцовского кресла, закрыв глаза и вытянув ноги. В сумраке помещения можно было помечтать о Крайце, вспомнить прогулки по родному лесу, свою уютную спальню, мать, отца, (думать про братьев девушка себе запрещала - уж слишком горько становилось на душе). Если бы ещё не мешало грезить голодное бурчание в животе. Хотя в этом была и хорошая сторона: тетка удалилась в поисках пищи и не действовала на нервы бесконечными причитаниями.
Вот в этот момент и появился на пороге младший графский отпрыск.
Агнесс улыбнулась.
- Твоя рубашка готова, хотя, если честно, заштопала её моя тетя, но она тоже искусная портниха. У меня не хватило времени на рукоделие!
- Дама Берта изведет своими придирками, кого угодно, - проявил неожиданную проницательность юнец, с интересом разглядывая их убогое жилище. - Она и меня пробовала гонять, но Фриц ей быстро объяснил, что к чему!
Девушке не понравилось неуважительное отношение мальчика к мачехе.
- Графиня носит ребенка, а женщины в таком положении ведут себя не всегда сдержанно, - пояснила она. - Мужчины же должны в любом случае быть по отношению к ним добрыми и снисходительными!
- Я такой и есть, - хмыкнул мальчишка, натягивая заштопанную камизу, - но Фриц говорит, что чёрная кошка останется чёрной, даже если её испачкать мелом!
- Кем тебе приходится Фриц?
- Мой воспитатель - дядя отца!
Агнесс покосилась на ночь за окном.
- Однако дети твоего возраста уже должны быть в постели!
- А Фриц и послал меня спать, а сам ушел почесать язык в караульную к рыцарям, вот я и воспользовался этим!
Девушка рассмеялась, но сказать ничего не успела, потому что за дверью раздался чей-то возмущенный рык:
- Это не мальчишка - вьюн какой-то! Только отвернешься, а его уже нет! Да будь все проклято! Пусть Пауль сам бегает за чертенком по всем переходам, а у меня уже и годы, и ноги не те!
- Это комната целомудренных девиц, - раздался в ответ возмущенный крик тетки Луизы. - Куда вы претесь, невоспитанный медведь!
- Эрвина видели у этой башни. Пошла прочь, не мешай... старуха!
Дверь распахнулась и на пороге показалась ругающаяся парочка. Шагнув одновременно, они умудрились застрять в проеме: тетка с лепешкой в руках и действительно похожий на медведя лохматый и заросший седой бородой пожилой мужчина. Он был настолько большим, что занял собой практически всё свободное пространство комнаты.
- Ну что, постреленок? - загрохотал рыцарь. - Опять мне браться за розги? Зачем тебе понадобилась эта девушка?
Агнесс мельком скользнула глазами по покрасневшему от злости Эрвину и поспешила на защиту:
- Я потеряла сегодня на лестнице гребень, - пояснила она Фрицу, - а ваш воспитанник нашел его и принес!
Тот фыркнул с такой силой, что по плошке с жиром заметалось пламя.
- Как же, будет Эрвин бегать с гребнями! Из него уже пытались сделать пажа, так он вылил на платье своей мачехи ночной горшок, и даже ухом не повел, когда его высекли, да ещё и нахамил светлейшей даме. Граф хотел ему язык укоротить, едва удержали!