Страница 3 из 4
И тут он осекся, посмотрел сначала на кружку, потом на сидевших вокруг.
- Вот те на, - сказал он как нельзя более добродушно, явно намереваясь обратить все в шутку, хотя такая шутка была, на его взгляд, в дурном вкусо. - Кто тут приложился к моей кружке?
Воцарилось молчание. Кабатчик и его старуха воззрились сначала на отца, потом на его кружку.
- Никто к ней, мил-человек, не прикладывался, - сказала одна из посетительниц с оскорбленным видом. - За кого ты нас принимаешь?
- Здесь никто не польстится на чужое, Мик, - сказал обиженный хозяин.
- Но кто-то же польстился, - сказал отец, переставая улыбаться.
- А если и польстился, так ищи среди тех, кто был к кружке ближе, сказала не без намека хозяйка, бросив на меня ехидный взгляд. И тут до отца постепенно начало доходить, что произошло. Он нагнулся и потряс меня. Я, надо полагать, смотрел на него блаженно-отсутствующим взглядом.
- Что с тобой, Ларри? - испуганно воскликнул отец.
Питер Краули взглянул на меня и осклабился.
- Неужели он целую пинту вылакал? - удивленно просипел он.
Вылакал и даже не поперхнулся. А теперь меня начало выворачивать. Отец в ужасе отшатнулся от меня - не дай бог попадет на новый костюм! - и мгновенно распахнул заднюю дверь.
- Быстро во двор, во двор, во двор! - закричал он.
Во дворе у меня перед глазами возникла залитая солнцем стена, вся в плюще. Я метнулся к ней. Замысел был великолепен, но исполнение слишком стремительным: я врезался прямо в стену и, как мне показалось, крепко ее саданул. Как вежливый мальчик, я сказал "извините", и на меня опять накатило. Отец, боясь испачкать костюм, подхватил меня сзади и, пока меня рвало, предусмотрительно поддерживал мне голову.
- Ну вот и умница! - подбадривал он меня. - Выплеснешь из себя всю дрянь и сразу станешь молодцом.
Но пока я не был молодцом. О молодце не могло быть и речи. Я испустил пронзительный вопль. Отец потащил меня обратно в пивную и усадил на скамью рядом с темными шалями. Они сразу же поджали губы, приняв оскорбленный вид, - как же, ведь отец осмелился заподозрить иx в том, что они выпили его пиво.
- Господи помилуй, - сказала одна из них, глядя на меня жалостливо. Каков папаша, таков и сынок.
- Мик, - сказал встревоженный кабатчик, посыпая опилками там, где я наследил. - Мальчонке вообще здесь быть не положено. Забирай-ка его поскорей домой, пока он не попался на глаза фараонам.
- Боже милостивый! - завопил отец, заводя глаза и заламывая руки признак глубочайшего отчаяния. - За что мне такое наказание? Что теперь скажет его мать? А ведь все из-за того, что наши женщины не хотят сидеть дома и смотреть за собственными детьми, - процедил он сквозь зубы в назидание темным шалям, - Что, кебы уже уехали, Билл?
- Давно уж и след простыл, - ответил Билл.
- Что ж, поведу его домой, - сказал отец в полном унынии. - Никогда больше не возьму тебя с собой... - пригрозил он и, вынув из нагрудного кармана чистый носовой платок, протянул его мне:
- На, приложи-ка ко лбу над глазом.
Я увидел кровь на платке и понял, что расшибся.
У меня сразу же застучало в висках, и я снова разревелся.
- Тише, тсс, тсс, - брезгливо зашикал отец, выпроваживая меня за дверь. - Можно подумать, что тебя режут. Ничего страшного. Дома промоем.
- Держись, вояка, - приговаривал Краули, подхватывая меня с другого бока. - Сейчас все пройдет.
В жизни не встречал двух других мужчин, которые бы так мало знали о воздействии спиртного на организм. От свежего воздуха и теплых солнечных лучей я сразу же еще сильнее опьянел. Меня начало так качать и бросать из стороны в сторону, что отец не выдержал и запричитал:
- Господи боже! Ведь вся улица смотрит! И что меня попутало не пойти сегодня на работу! Да иди же ты прямо! Прямо иди!
Но я не мог идти прямо! Я видел яснее ясного, что солнце повыманило из домов всех женщин на Бларнилейн, и старых и молодых, - кто высовывался над верхней створкой входной двери, кто стоял на пороге. Они даже перестали судачить при виде необычного зрелища - двое трезвых пожилых мужчин вели домой пьяного в дым мальчишку с разбитым лбом! Отец не знал, как ему быть: с одной стороны, он, сгорая со стыда, стремился как можно скорее доставить меня домой; с другой - считал необходимым объяснить соседям, что я пьян не по его вине. Наконец он решился остановиться у дома миссис Рош. На противоположной стороне улицы собралась целая толпа старух. Они с первого взгляда мне не понравились. Слишком пялили на меня глаза. Опустив руки в карманы, я стоял, прислонившись к стенке у дома миссис Рош, и предавался скорбным мыслям о бедном мистере Дули. Каково-то ему в холодной могиле на старом кладбище! Не гулять ему больше по нашей улице! И я запел отцовскую любимую:
Лежишь ты навеки в могиле сырой!
Теперь не вернешься в Кинкора родной.
- Ах ты, мой голубчик, - заверещала миссис Рош. - Какой ангельский у него голосок, дай бог ему здоровья!
Я был того же мнения, а потому никак не мог понять, почему отец опять зашикал на меня и погрозил пальцем.
Он, по-видимому, просто еще не разобрался, до чего эта песня была здесь к месту, и я рванул во весь голос.
- Заткнись, сказано тебе, - гаркнул отец, но, вспомнив о миссис Рош, попытался скроить улыбку. - Мы уже почти пришли, сынок. Здесь немного осталось. Дай-ка я возьму тебя на руки.
Но, хотя я был пьян и все такое прочее, я не настолько лишился ума, чтобы пойти на подобное унижение.
- А ну тебя, - отмахнулся я сердито. - Отстань от меня. Я и сам могу идти. Только голова мешает. Хорошо бы прилечь.
- Вот дома и приляжешь, - сказал он уклончиво, пытаясь взять меня на руки. Судя по его побагровевшему лицу, он весь кипел от злости.
- Очень надо, - упорствовал я. - Чего я там не видел? Отстань от меня, тебе говорят.
Наша перебранка почему-то вызвала приступ бурного веселья по другую сторону улицы. Старухи просто зашлись от смеха. Во мне забурлила неизлитая ярость - подумать только! нельзя уж человеку опрокинуть стаканчик, чтобы вся округа не сбежалась насмехаться над ним.
- Чего зубы скалите? - заорал я, потрясая в воздухе кулаками. - Вы еще у меня слезами умоетесь! А ну, дайте пройти!
Но мои слова только подлили масла в огонь. В жизни не видал таких дурно воспитанных старух!