Счастливый брак

Через год он предпринял очередную героическую попытку подарить ей что-нибудь, чего бы она себе никогда не купила. Во время их отдыха в доме его родителей в Мэне Маргарет вернулась к живописи. Она была польщена тем, что его отец искренне восторгался двумя ее пейзажами с видами скалистого побережья. Жажда творчества жила в ней и когда они вернулись в Нью-Йорк, поэтому Маргарет сняла часть помещения у женщины, с которой познакомилась на занятиях по рисунку. Побывав в однокомнатной мастерской высоко над Юнион-сквер, Энрике заметил, что Маргарет ставит одну картонную коробку на другую, поднимает крышку и использует эту конструкцию в качестве мольберта. Разве подобное восполнение дефицита могло ее не обрадовать? Энрике отправился в «Утрехт» на Четвертой авеню, где Маргарет покупала художественные материалы, и приобрел деревянный мольберт, дорогой, но ничуть не навороченный — полезный и красивый подарок.

Предчувствие неудачи овладело им, когда он вытаскивал свой презент из потайного места у пожарной лестницы. Какой-то другой, более проницательный Энрике из глубины подсознания нашептывал ему: никакой «полезный» подарок Маргарет не понравится. Лили и ее тогдашний приятель, кажется гей, пили за здоровье Маргарет шампанское и закусывали красной икрой из Канады. Услышав, как он вошел, все трое тут же обернулись: на лицах читалось жгучее любопытство. Прижав сложенный мольберт к плечу, как игрушечное деревянное ружье, Энрике наблюдал за их реакцией. Лили и ее друг приветственно подняли бокалы, чтобы выпить за его внимательность и щедрость. На мгновенно изменившемся лице Маргарет было такое выражение, словно он держал под руку другую женщину.

Реакция Маргарет многие годы оставалась для него загадкой. Ее тогдашнее объяснение, что мольберт — это «чересчур прозаично», было неправдой. Когда по случаю двадцатилетия со дня свадьбы каждый говорил о самом сокровенном, она наконец рассказала, в чем было дело.

Хотя все давно разъяснилось и он знал, что ее реакция не имела отношения к его вкусу, теперь, стоя там, где могла быть могила Маргарет, а возможно, и его самого, Энрике все еще сомневался, что способен угадать, какое из двух мест она бы предпочла. Но, скорее всего, это не имело значения. Независимо от того, какое соседство он выберет — клены или дуб, на одном участке разрешается делать не больше трех захоронений, одно поверх другого. Они будут вместе в этом последнем приюте. А поскольку он какое-то время будет приходить на могилу Маргарет, прежде чем к ней присоединится, вероятно, это место должно в большей степени отвечать его вкусам, нежели ее. Если же их предпочтения совпадут, что ж, значит, их брак благословлен. Энрике еще раз вернулся к кленам.

— Не можешь решить? — спросила вечно чем-то обеспокоенная и заботливая Лили. — Мне вроде бы нравится вот этот вид, — предложила она, встав лицом к видневшейся неподалеку могиле Питера Купера[34] — маленькой часовне, белевшей среди зеленой июньской листвы. — А ты что думаешь? — обратилась она к Полу — не-гею и мужу Лили на протяжении вот уже двадцати лет.

— Вид отличный, — ответил Пол, обнимая ее за шею. — И потом, мы же любим Питера Купера, не так ли?

Прижавшись друг к другу в одинаковых позах — расслабленные плечи, склоненные набок головы, опущенные подбородки, они выжидательно смотрели на Энрике.

— Вообще-то с того участка открывается такой же вид, — показал Энрике. — Зависит от того, куда повернуться.

— Ох, — вздохнула Лили, хлопнув себя по голове. — Вот дурочка! — За эти дни ее карие глаза, обычно веселые, стали очень тревожными, как у ребенка в первый день в новой школе. И отец и мать ее были живы; еще никто из тех, кого она любила, не умирал, а с Маргарет они были близки, как могут быть близки только дружившие всю жизнь женщины. — Не знаю, — растерялась обычно уверенная во всем Лили. — Не могу решить. Увы, не могу тебе помочь.

— Ты здесь. И это уже помощь, — искренне ответил Энрике и подошел поближе к кленам. Он постарался выбросить из головы все тревоги и заботы и посмотреть, какой из участков красивее.

Так же он старался отвлечься от всего пятнадцать месяцев назад, незадолго до дня рождения Маргарет, чтобы попробовать наконец выбрать подарок, который она бы оценила. Это происходило всего за несколько недель до того, как они узнали, что ее рак дал метастазы, что, несмотря на все попытки остановить болезнь, она неизлечима. За все эти годы был выработан распорядок дня ее рождения — результат мирного соглашения между их взаимными неврозами. Он сопровождал Маргарет в магазин, где она присматривала себе что-нибудь по вкусу — шляпку, браслет, платье, туфли, а однажды ей приглянулся кофейный столик. Затем Энрике должен был подыграть Маргарет: купить и упаковать вещь, которую она выбрала для себя, и вручить ей, словно это была его идея. «У тебя такой хороший вкус», — говорила Маргарет столь убежденно, что не подозревающие ни о чем друзья верили и даже говорили, как ей повезло с таким тонким и понимающим мужем. Маргарет никогда не забывала нежно поцеловать его на глазах у гостей, искренне радуясь самостоятельно выбранному подарку. Еще сильнее удручало, что Энрике никогда не мог предугадать ее выбора. Он усвоил урок: его жене нельзя было угодить, вычитав что-нибудь в книге вроде «Наши тела и мы». Тем не менее, несмотря на всю сложность задачи, болезнь и мужество Маргарет заставили Энрике еще один, последний раз попробовать найти что-нибудь, милое ее сердцу.

Он решил не выбирать подарок всего за несколько часов, как он обычно это делал. Он дал себе месяц. Он опять остановился на серьгах. Энрике обожал ее маленькие безупречные уши. Когда ему позволялось, он, уютно примостившись рядом, нежно исследовал языком их изгибы, и Маргарет покрывалась мурашками от удовольствия. Теперь ему хотелось эти уши украсить.

Несколько раз в неделю он заходил в три антикварные ювелирные лавки, расположенные недалеко от их дома. В этих местах Маргарет часто покупала подарки себе и своим друзьям. Энрике заметил, что старинное серебро, матовое, с оловянным оттенком, нравится ей больше, чем сверкающее золото, и что она предпочитает одиночные камни в замысловатой, но небольшой оправе. К концу второй недели служащие магазинов привыкли, что он каждый раз по часу простаивает у прилавка. Одна внимательная продавщица, наблюдая, к чему он присматривается, угадала его основное требование и указала на старинные серебряные серьги. Она утверждала, что они сделаны в 1880-х годах. Существовал даже подтверждающий это сертификат, но для Энрике это уже не имело значения. Он увидел, что в серьгах были все элементы, которые он искал, и один — которого опасался: расположенный в центре рубин, окруженный кольцом мелких бриллиантов. Скорее даже кольцом крошечных сверкающих звездочек, тем не менее бриллиантовых. Когда продавщица спросила:

— Как насчет этих? По-моему, просто прелесть. Очень изящные.

Энрике ответил:

— Да, я тоже так думаю. Но в них бриллианты. Моя жена не любит бриллианты.

Девушка рассмеялась.

— Ваша жена не любит бриллианты, — повторила она, словно это была удачная шутка.

— Нет, — подтвердил Энрике. — Не любит.

Но он все равно продолжал их рассматривать. Он поднес серьги к глазам. Если не считать бриллиантового ореола вокруг теплого темно-красного рубина, все соответствовало вкусу Маргарет. Энрике не стал их покупать. На следующей неделе он еще дважды возвращался в магазин, всякий раз испытывая все большее искушение. Это были серьги, которые он хотел купить для Маргарет, но боялся еще одной ошибки, боялся, что она вновь решит, будто он не способен увидеть мир ее глазами.

В этом же магазине были другие серьги, тоже с рубинами, но без бриллиантов и в гораздо менее красивой оправе. В той паре, которая ему нравилась, бриллианты, насколько он мог судить, вообще-то были ни к чему. Главным достоинством этих серег была изящная, тонкой работы оправа — переплетение серебряных ивовых веточек: они были искусно выполнены и смотрелись очень органично. Он знал, что Маргарет понравится дизайн. Но бриллианты? Неужели это все еще имеет значение? Она к ним равнодушна, ну и что с того? Столько воды утекло за двадцать девять лет, прошедших с тех пор, как он впервые не угадал с подарком. Столько иллюзий развеялось. Сколько сил нашлось. Такие жестокие слова, какие говорила ему она, ему не говорил никто; он тоже не раз был очень жесток с ней. Они поклялись любить; они пережили ненависть. Сами будучи детьми, они произвели на свет детей. Старший уже стал мужчиной, младший стремительно к этому приближался. Маргарет должна знать: он помнит, что она не любит бриллианты. И если он все-таки покупает их, потому что уверен — все остальное ей понравится, значит, он надеется, что она поймет: он хотел сделать ей приятное. Возможно, они ей не понравятся, возможно, она ни разу их не наденет (у нее осталось не так уж много времени, чтобы их носить), но она не должна чувствовать себя обиженной, если еще раз, по старой традиции их брака, он не смог выбрать правильный подарок. У них были разные вкусы, иногда им хотелось друг от друга чего-то иного, и тем не менее они прожили счастливую жизнь — поэтому он верил, что она поймет.