Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 62 из 75



Парышев, войдя, зажмурился: после темноты литейного цеха в глаза ударил дневной свет. Оказалось, что над корпусом установлена лишь половина крыши, а над остальной половиной цеха зияло небо и сыпал снег.

Вошедших сразу оглушил стук молотов. Они стояли прямо под открытым небом и около них копошились люди, отковывая массивные поковки.

Пройдя вдоль нагревательных печей, все трое остановились в проходе, наблюдая, как рабочие в намокших телогрейках и шапках работали у паровых молотов.

В провалы окон, где не было не только стекол, но даже и рам, врывались снеговые вихри и сквозь них, словно в тумане, виднелись темные контуры молотов, огненно раскаленные, шипящие под снегом, стальные отливки и освещенные красноватым светом, темные снизу и белые, завьюженные сверху фигуры кузнецов.

Подойдя ближе, Парышев заметил, что от одежды кузнецов поднимался пар. Со стороны молотов телогрейки были сухи, а со спины покрыты ледяной, заснеженной коркой.

Парышев, повернувшись к Васину, строго взглянул из-под черных бровей:

— Почему до сих пор не достроена кузница?

— Не хватает рабочей силы. Плохо с материалами, — выпалил Васин.

Парышев взглянул на Махова, но тот промолчал. У него не повернулся язык сказать, что половина рабочих снята и отправлена на строительство бараков и землянок для эвакуированных.

— Завтра представьте мне докладную с перечнем необходимых материалов и рабочих с учетом покрытия и застекления корпуса в течение десяти дней.

— Будет сделано, Алексей Петрович, — четко ответил Васин…

В механических цехах не сыпал снег, но было холодно и горели костры. Рабочие, останавливая станки, бегали к огню, отогревать коченеющие руки. В длинном пролете у сверлильных и токарных станков, на перевернутых ящиках и грубо сколоченных подставках стояли ремесленники — подростки. Тут же, между станками, ходили бригадиры и мастера. Они доглядывали за работой, часто сами становились к станку, показывали, учили. Большинство ребят были одеты в телогрейки второго срока, в ветхие, заношенные шапчонки казенного образца. На ногах у многих были большие армейские ботинки, некоторые даже перевязанные шнурками. Лица у ребят были исхудавшие, бледные, перепачканные железной пылью.

— Как кормите ребят? — спросил Парышев.

— Обычное трехразовое питание, — ответил Васин, которому уже надоели расспросы.

— Со следующей недели введите за счет подсобного хозяйства дополнительное питание из двух блюд.

— Хорошо, сделаем.

— Обуть всех в валенки. Выдать телогрейки, бушлаты и ватные брюки первого срока. Если не найдете готового — закажите на швейной фабрике. Скажите: для ребят — сделают.

— Сделаем! — уверенно пообещал Васин.

— Берегите ребят, заботьтесь об их здоровье. В них — наше будущее! — сказал Парышев и, нахмурив густые брови, пошел вдоль цеха. Махов заметил, как на глазах его блеснули слезы…

Проходя через термический цех, Парышев остановился, заметив человека в рабочей одежде, сидящего на полу у тыльной стенки нагревательной печи.

— Что такое? Уж не пьяный ли развалился тут?

Васин окликнул мастера:

— Что за разгильдяйство? Почему ночлежку устроили в цеху?

Мастер подошел к сидящему, потянул за рукав:

— А ну, вставай! Чего расселся? Человек, ничего не ответив, качнулся и упал.

— Да, он, кажется, помер, — задрожавшим голосом сказал мастер. — Сердце у него было слабое.

— Узнайте кто и доложите потом. — Парышев тяжело вздохнул.

В инструментальном остановились на участке, где нарезались шестеренки.

— Я приказал вне плана изготовить двести комплектов запасных шестеренок для коробки скоростей, — сказал Васин. — Каждый танк будет снабжен таким комплектом.

— Это хорошо, — одобрил Парышев, — но надо думать о замене всей коробки. Это самое больное место в вашей машине.

— Будем менять. Конструкторы работают над новой коробкой.

Подошел начальник инструментального Буров, которого Парышев знал еще по Северограду. Взглянув на его исхудавшее, с болезненной белизной лицо, Парышев пожал худую, влажную руку:

— Ты что, болен, Валентин Николаевич?

— Немного прихватило… Но ничего, работаю. Сейчас такое время, что нельзя…



— Как успехи?

— Справляемся, Алексей Петрович, но плохо с быстрорезом. Победит на исходе.

— Поможем, Валентин Николаевич. Поможем. А тебе бы надо отдохнуть, подлечиться и подкормиться. Александр Борисович позаботится об этом.

Парышев попрощался с Буровым, пожелав ему здоровья и успехов, а когда отошли, сказал Васину:

— Бурова немедленно в больницу. Создать все условия. Если будет трудно — звоните мне. Таких людей надо беречь как зеницу ока…

Обойдя основные цехи танкового производства, остановились.

— Может, осмотрим дизельный? — спросил Парышев.

— Там — порядок! — сказал Махов. — Они же привезли готовый завод. Все станки расставили так, как было, рабочие стали на свои места — и дело пошло. Заминка вышла только с большим молотом, но теперь и это поправляем.

— Хорошо. Заглянем на дизельный в другой раз, — согласился Парышев. — Пойдемте на хоздвор, я хочу взглянуть на израненные танки…

В хоздворе по обе стороны железнодорожного пути вкривь и вкось стояли обгорелые, подбитые КВ с пробоинами в бортах и в корме, с порванными гусеницами, с перекошенными башнями.

Парышев, посмотрев, вздохнул и следом за Васиным и Маховым вошел в приоткрытую дверь ремонтного цеха.

Там стояло до десятка таких же искореженных КВ, а в проходе столпились рабочие и мастера.

Увидев начальство, рабочие расступились, и Махов увидел на полу женщину в сапогах, в бушлате, повязанную шерстяным платком, около которой копошилась медсестра.

— Что с ней? — спросил Махов знакомого мастера.

— Она из бригады мойщиц. Влезла в танк, стала убираться. Смыла запекшуюся кровь и вдруг увидела оторванную, почерневшую руку. Ей стало плохо. Еле вытащили из танка…

Понюхав нашатырного спирта, женщина пришла в себя.

— Ой, увольте меня с этой проклятущей работы. Не могу я больше смотреть на кровь. У меня два сына воюют.

— Переведите на другую работу, — негромко сказал Парышев и пошел из цеха, спрашивая Махова, как он думает организовать ремонт танков. Васин, прислушиваясь, шел рядом.

Придя в заводоуправление, Парышев велел запереть дверь и долго обсуждал с Васиным и Маховым положение на заводе…

Когда устроили перерыв, чтоб перекусить, Васин впустил помощника, который ему что-то сказал на ухо и передал записку.

— Что случилось? — спросил Парышев.

— Доложили, что в термическом цехе умер один из лучших рабочих из сборочного цеха с участка мастера Никонова — Иван Андреевич Рыкачев.

— Североградец? — переспросил Парышев.

— Да. Был дважды награжден. Семейный.

— Похороните, как героя, со всеми почестями. Чтоб был оркестр и гражданская панихида. Семье выдать единовременное пособие и позаботиться, чтоб она не знала нужды.

Глава пятнадцатая

Когда была объявлена эвакуация Ленинского завода, многие рабочие, несмотря на бомбежки и начинавшийся голод, решительно отказывались ехать на Урал. «Мы будем продолжать делать танки и оружие. Мы будем сражаться за свой город, за свой родной завод, пока хватит сил. А если придется умереть — умрем здесь, вместе с другими, защищая свой дом. На миру, говорят, и смерть красна!..»

Васин не ожидал такого оборота дела. Он позвал секретаря парткома Костина:

— Ты знаешь, что творится в цехах? Многие не хотят эвакуироваться.

— Да, знаю. Если б было можно — я бы тоже остался в Северограде.

— Да ведь там же они будут в безопасности, черт возьми! А здесь — либо погибнут под бомбами, либо подохнут с голоду.

— Ты, Александр Борисович, на заводе без году неделя, — вскипел Костин, — а они родились и выросли тут! Мальчишками пошли в цеха. Их отцы и деды работали на этом заводе. Это их родной дом. Так как же его оставить, бросить, отдать на поругание фашистам?