Страница 4 из 22
– Ну, вот мы к тебе в гости, – повернулся к Малке Раймон, – С угощением. Не побрезгуй, – он каким то волшебным жестом достал из-под широкого плаща корзину со снедью, – Чем богаты – тем и рады! – добавил, выставляя на стол бутыли со своим знаменитым вином и выкладывая виноград, апельсины и персики.
– Садитесь, садитесь, гости дорогие, – хозяйка проворно расставляла принесенное на столе, неуловимым движением добавляя невесть откуда берущиеся калачи, пироги, корчаги с медом и многое другое.
– Ты никак скатерть самобранку раздобыла, красавица наша? – Раймон тоже сел на широкую лавку у стены, приглашая Роллана рядом.
Наконец все расселись, налили по бокалу вина, выпили.
– Ну, с чем пожаловали? – спросила сидевшая во главе стола Малка.
– Разговор имеем, – как старший ответил Раймон.
– Сначала поведайте кто, где, как? Перекусим за болтовней ленивой, а потом к делу. Ночь длина, свечи да лучины есть, стол полон, стражи зорки. Ты Раймон старший – тебе и слово первое.
– Начну с себя, – он уселся поудобней и речь повел неторопливо, – Вы наверно в курсе, что братьев госпитальеров – грозу морей и ратников господних выдавили со всех островов моря Средиземного, да и на Западных землях не сильно жаловать стали. С Нового Израиля из Заморских земель они давно ушли, впрочем, как и все воинства братские. Не досуг им там прохлаждаться было, когда мятежи по всем землям заполыхали. Ну, да не о том я. Когда и с последнего своего пристанища острова Роду посвященного они свои корабли направили в сторону закатного солнца, вспомнили мы со Старцем горы, что когда-то им обещали, в случае нужды крайней, тихую гавань, убежище, от лихой непогоды. Вспомнили, как на алтарях церквей якоря рисовали, в память обещаний своих о тихой гавани. Да еще напомнил мне Старец, что и Волшебный остров свой тогда, еще в стародавние времена, когда храм на нем отстраивал, нарек я именем Мальта, потому, как имя это с древнего языка мореходов, так и переводится «тихая гавань». Укорил меня Старец, а сам подался в далекую горную страну, где, как обещал, будет нам всем готовить последнее прибежище, коли и нам придется якорь бросать.
– Значит, не просто так Старец про последний приют говорил, – задумчиво сказала Малка.
– А Старец ничего просто так не говорит. Он вперед нас дальше всех видит, – ответил ей Роллан.
– Явился я, – продолжил, как ни в чем не бывало Раймон, – Великому Магистру Ордена и указал ему путь на Мальту, куда он со своим флотом и вырулил. Вверил я его попечению замок свой, названный ими замком Святого Ангела, – он засмущался, – Это не про меня. Расположились они там. Но ведь вода и камень точит. Так что была, видать, измена и в братских рядах. Как дошел слух о кончине Великого князя на Руси, да о том, что все к рукам прибрала Семибоярщина, отодвинув Елену Орденскую, полыхнул мятеж и на Мальте. Дело аж до пушек дошло. Хотели старые медвежьи роды скрутить шею ослабшим братьям. Не понимали, что гуртом и батьку легче бить, а по одному чернь, да горожане мятежные, торговым людом подстрекаемые, всех как прутики в венике переломают. Но Великий Магистр де Иль Адам с Командором Петром Титоном мятеж задушили, зачинщиков со скалы в море потопили. Однако и у самого сердце не выдержало, и отошел он в мир иной. До сих пор в братстве чехарда. Великие Мастера меняются как перчатки. Так что нет боле Волшебного Острова, а есть орденский остров Мальта, с братьями мальтийцами, живущими на нем, – он замолчал и тяжело вздохнул.
– А ты куда? – спросил Микулица.
– Сюда, – просто ответил Раймон.
– Теперь мой черед, – отхлебнув из кубка, сказал Роллан, – Мой рассказ вам радости не добавит.
– А ты никогда радости и не добавлял, – по привычке куснул его Гуляй, но осекся.
– Служба у меня, сами знаете…не сватовская, – Роллан, как-то напрягся, что было в новинку, – Но за всем я догляд имел. Слуги мои – Вехм и Фема все кругом видели и слышали. Потому для меня не было неожиданностью, что Гроссмейстер Тевтонского Ордена, тебе хорошо известный дядя Елены Орденской Альбрехт Бранденбургский, – он повернулся к Малке, – Решил свое служение братское променять на королевский чин. Договорился с мятежниками, с теми, что Литву от Империи оторвали, что он орден упразднит. А за это ему разрешат под охраной мечей мятежников на землях этих свое карликовое государство соорудить. Вы бы видели этот цирк. Король Сигизмунд всю свою шляхту собрал в главных палатах. Альбрехт в окружении рыцарей ближнего круга, тех, что его измену поддержали, в палату вошел смиренно. Присягу Сигизмунду дали, в новую Веру перекрасились. Затем широким жестом с плащей своих кресты черные, принадлежность к Ордену посрывали и под ноги новым своим хозяевам побросали. А те уже настолько новым духом, великих гуманистов, титанов Возрождения… – он криво ухмыльнулся, и в той ухмылке полыхнуло пламя новых костров и пожаров, – …прониклись, что забыли о том, что и себя они к христианам причисляют. А потому кощунство это с точки зрения их веры. Но все прошло ладненько и Альбрехт, не смотря на свое имя чистое и душу черную, получил в лен бывшие орденские земли под именем Прусского королевства. Вот так рухнул Орден Тевтонский. Не считая тех земель, что под Ливонским Домом остались, да тех братьев, что на Германских и Русских землях осели. Нет теперича Божьих дворян, что за порядком на имперских землях догляд вели, – он замолчал, переводя дух. – В общем, остались от Ордена рожки да ножки. Семь бальяжей сохранили кое-как. В основном в Остирии да в земле Лотаря, где еще имперский дух силен…. Но теперь в ходу принцип другой: «Чья власть, того и вера»! Вот так-то!
– Говорят, что Альбрехт после этого оберег Лебедя носить стал, что бы от мщения жриц Артемиды себя защитить? – заинтересованно спросил Гуляй.
– Да хоть бы он живого лебедя с собой носил! Аринии-то в обереги не верят, а служителей своих по другим знакам узнают! Быть ему в скором времени на суде у Матери Природы, – жестко отрезала Малка.
– Не торопись Сиятельная, – старым титулом назвал ее Раймон, – Он еще не все свое предназначение выполнил. А ты брат Роллан, про себя чего ж умолчал. Ты ведь тоже в стороне не прохлаждался. Поведай.
– Да что я? С того времени, как меня в ущелье Ронсельван в засаде порубили, что-то с ногами плохо стало. Тяжело долго ходить, а я верхами не слишком привык. Мое дело незаметным быть, – он действительно как-то поблек и почти растворился в воздухе комнаты.
– Не темни, – жестко сказал Микулица, – Сами так умеем.
– Ладно, – легко смирившись, и сразу став ярким, согласился Роллан, – Решив, что надо обновить скудные знания свои, направил я стопы в Сорбонну. Если вы помните, в Париже в приоратстве братьев госпитальеров была такая школа для желающих получить знания о мире. Ныне университет известный или по-простому место обучения недорослей желающих мир постичь. Так вот у меня проснулась жажда знаний, и я пришел туда, и поступил в ученье под именем Иньиго де Лойола благородного идальго из Басконии.
– И как, много чего узнал? – опять поддел Микулица.
– Узнал главное. Что никто ничего не знает. Объять необъятное невозможно. Но всяк пытается на своем болоте квакать. Раз уж начали рвать Империю на клочки, то всяк норовил, не только свой кусок пожирнее ухватить, но и веру в нем свою установить, а посему и на людишек с зачатками знаний и бойким языком образовался спрос. Вот в Сорбонне лихо болтать и учили. Но среди щелкоперов и болтунов нашел я достойных людей, готовых к Посвящению и собрал их вкруг себя. Поведал им о пути Спасителя, и предложил идти его путем мученическим против новой скверны.
– Многих нашел? – спросил Раймон.
– Сначала немногих. Но сходили с ними в Венецию, в хранилища старые. Подняли еще от Посвященных книги оставшиеся и они, верой проникнув, пошли со мной в Рим к духовному отцу. Создали мы с ними новый Орден. Орден Иисуса – Спасителя. Будем опять пшеницу пропалывать, от плевел отделять.
– Не надоело костры-то жечь? – Малка смотрела с укором.