Дмитроглифы

Дима открыл мобильный банк и увидел, что на его счёте три тысячи семьсот рублей. Потом позвонил знакомому тамаде и извинился. Попросил впихивать его на любые свадьбы и пообещал щедрый откат. Что ж, пара месяцев ударной работы, и можно накопить на поездку в Норвегию. В ту ночь Дима впервые спал спокойно.

***

В августе ему в голову пришла гениальная мысль: разведать обстановку и подготовить рынок сбыта. «Нэшнл Географик» — само собой, но и местные учёные должны заинтересоваться. Это же научная сенсация. Недолго думая, он позвонил на кафедру археологии Института истории. Бестолковая секретарша долго не могла понять, чего он хочет:

— Вам нужен какой-нибудь профессор, который занимается каменным веком?

— Всё верно. И наскальными рисунками. Петроглифы там всякие с оленями и человечками.

— Но… но у нас все этим занимаются. Мы же Институт истории.

Дима вздохнул, открыл сайт института и нашёл перечень сотрудников:

— С заведующим кафедрой археологии доктором исторических наук Новиковым я могу поговорить?

— Разумеется.

— Так переключите меня на него. Пожалуйста.

— Он на раскопках.

— Понятно… А вот этот, профессор Савицкий, с ним я могу пообщаться?

— Разумеется! Только он тоже на раскопках.

— Петрищев?

— На раскопках.

— Давайте так: кто у вас есть в институте прямо сейчас?

— М-м-м… Рудов был.

— Будьте так добры, соедините меня с профессором Рудовым.

— Он доцент.

— А профессоров нет?

— Разумеется, есть! — обиделась она.

— На раскопках? — уточнил Дима.

— Да!

— Согласен на доцента. Соединяйте.

— А я не знаю, где он. Он читал лекции заочникам, а потом общался с абитуриентами. А сейчас, наверное, в столовую пошёл. У нас обед, между прочим. Я случайно трубку взяла.

— Ну, извините! Я тоже не каждый день обедаю. Так что, никакой надежды поговорить с Рудовым, я правильно понимаю?

— Ну, почему же? Приходите и поговорите, пропуск я вам выпишу. Как вас зовут?

— Дима Сидоренко.

Институт располагался на Васильевском острове недалеко от мастерской, и Дима решил прогуляться пешком, несмотря на ураганный ветер и дождь. Погода всё никак не налаживалась. Нарядный дореволюционный особняк с ажурными балкончиками так и просился на свадебные фотографии. Дима оценил здание профессиональным взглядом и юркнул в парадную.

Кабинет доцента Рудова находился в таких ебенях, что без схемы, выданной вахтёром, Дима заблудился бы насмерть. Потом студенты-археологи очищали бы его косточки своими беличьими кисточками. Он постучал в дверь, на которой сохранились остатки золотой росписи. Пахло пылью и старьём.

— Да-да, входите, — пригласили его.

Дима вошёл. В маленьком помещении, от пола до потолка заваленном книгами, картами, обломками камней и стопками иллюстрированных журналов, за старинным резным столом сидел Ру. На нём была водолазка и потёртый пиджак с короткими рукавами. На лацкане красовался эмалевый значок с надписью «Турист СССР». Волосы вождя были убраны в гладкий хвостик, бородка аккуратно оформлена, на носу — круглые очки в стиле Джона Леннона. Одно очко было треснуто.

Дима замер посреди кабинета. Доцент Рудов вежливо подождал, пока его посетитель отомрёт, не дождался и спросил:

— Чем могу служить, молодой человек? Вы по поводу поступления?

Дима ответил:

— Нет, я по поводу… по поводу…

— Да-да?

— Что «да-да»? Хочешь сказать, ты меня не узнал?

Рудов поправил очки:

— А должен был?

— Ты… Ты трахал меня месяц назад! Выкрутил мне руки и драл минут сорок, пока я журчал как Петергофский фонтан. Ты должен был меня запомнить!

— Кхм-кхм… Простите, а где происходил сей акт однополой любви?

— Где?! В неолите, на оленьей шкуре!

— Неолит — это название какого-то клуба?

Дима задохнулся от возмущения. Подбежал к столу и перегнулся через груду бумаг:

— Ах, ты не знаешь, что такое неолит?! А ты точно доцент исторических наук? Подумай хорошенько! Может, ты вождь первобытного племени? Гыр-гыр?

Рудов снял очки и посмотрел на Диму голубыми глазами, такими же яркими, как эмаль на значке. В них не было ни насмешки, ни вражды, ни затаённого превосходства. Стоп. Глаза. У Димы подломились ноги, он медленно опустился на стул. Овал лица плавный, надбровные дуги вполне современные, губы полные и розовые. Но главное — нет бешеных чёрных глаз, пылающих яростью, страстью и властью. Глаза — зеркало души, их не подделать.

— Извините меня, ради бога, — залепетал Дима, чувствуя как загорелись уши. — Я, кажется, обознался. Господи, как стыдно-то…

— Ничего, молодой человек, бывает. Я со своими минус пять тоже часто ошибаюсь, — доцент улыбнулся, и сходство с Ру рассеялось.

Интеллигентная близорукая улыбка смягчила и опростила его лицо. Он стал похож на соседа-ботаника, который попадался Диме под ноги в коридорах коммуналки и неизменно извинялся. Наверное, за то, что мешал Диме таскать туда-сюда гигантские софт-боксы.

— Если вы на меня не сердитесь… извините, не знаю вашего имени?

— Рудов Олег Петрович к вашим услугам.

— Дмитрий, — представился Дима. — Если вы и правда на меня не сердитесь, Олег Петрович, разрешите угостить вас кофе и пирожными. Я должен как-то загладить свою дикую выходку. Это всё из-за него, нервы ни к чёрту.

— Ну, что вы, не стоит…

— Или вы предпочитаете пиво и колбаски? Я не отстану. Пожалуйста! К тому же есть серьёзный разговор, я ведь не просто так пришёл.

— Ну, хорошо, Дмитрий, пойдёмте. На сегодня я свободен. Выпьем по чашечке кофе, но с одним условием, — Олег Петрович вышел из-за стола и надел зелёные резиновые сапоги. — Вы расскажете мне о человеке, с которым меня перепутали. И про неолит тоже, я всё-таки историк, мне интересно.

***

Как все высокие грузные люди, пренебрегающие спортом, Рудов сутулился и был неуклюжим. Старомодный костюм и резиновые сапоги превратили бы его в законченного фрика, если бы не свежее одухотворённое лицо. Дима подумал, что такой препод должен нравиться студентам. По крайней мере, ему самому во времена студенчества именно такие и нравились — мягкие, добродушные и глубоко влюблённые в науку.

Они сидели в полуподвальном ресторанчике у выщербленной кирпичной стены, которая наверняка помнила и работяг с завода Карра и Макферсона, и их возлюбленных белошвеек. На столе горела свеча в латунном подсвечнике и остывал «Айриш кофе», наполняя воздух жарким ароматом ирландского виски.

Дима шиковал. Денег у него было мало, и жил он в режиме строгой экономии, но внезапное желание обаять доцента победило здравый смысл. Дима заказывал уже третью порцию кофе и всё рассказывал, рассказывал Олегу Петровичу свою невероятную историю. О том, как поссорился с бойфрендом и пошёл бродить по музею петроглифов. Как познакомился с профессором Олафсоном, которого уволили за абсурдные теории и общую психическую нестабильность. О том, как профессор открыл ему портал в прошлое, и Дима провалился в каменный век. О том, как встретил там великолепного дикаря, отказался разделить ложе с его жёнами и в итоге соблазнил его самого. О том, как просрал флешку со ста двадцатью восемью гигабайтами сенсационных фотографий.

Олег Петрович пил кофе, фыркал и смеялся над тем, как Дима в лицах изображал то профессора Олафсона с его корявым русским, то разъярённого Ру с его «пуу-пуу хрям-хрям», то несчастного Антона, который так и не понял, какая муха укусила его парня. Отсмеявшись, Олег Петрович сказал, что фотографии Димы (если он их добудет и они окажутся подлинными) взорвут научное сообщество почище Хиросимы. Это будет открытие века, Нобелевская премия мира и деньги, которых хватит до конца жизни.

— Вот и я так думаю! Поэтому коплю деньги на вторую экспедицию, — поделился Дима, довольный реакцией слушателя. — И таких глупых ошибок я больше не совершу. Слишком дорого они мне обходятся.

— О, да, — согласился доцент, — как ни прискорбно осознавать, деньги в нашей жизни играют немаловажную роль. Если бы я был богат, я бы целиком посвятил себя разгадке археологических тайн.