Когда зацветет сакура…

…Место, где располагался особняк, было высокое, и оттуда хорошо было видно море. Оно всегда было разное. То тихое и ласковое, а то вдруг менялось на глазах и становилось буйным и недобрым. Во время штиля чайки стаями садились на воду и потом мирно и сонно покачивались на ленивых лазурных волнах. Однако стоило только подуть сильному ветру, как они тут же взмывали вверх и потом с отчаянными криками долго носились над ревущим морем, то ли жалуясь кому-то на свою переменчивую судьбу, то ли, напротив, задыхаясь от восторга стихии.

В ясные дни отсюда, с высоты, хорошо просматривался горизонт. Бывало, появится какая-то маленькая точка вдали, а утром эта точка вдруг превратится в корабль, который, зайдя в акваторию залива, встанет неподалеку на рейде или же пришвартуется к стенке причала в порту.

Жаковы любили порой постоять на высоком берегу и полюбоваться морем. Хорошо-то как! С моря тянет свежестью просторов, навевая мысли о доме. Скоро, скоро они уедут отсюда – нужно только немного потерпеть. Трудно, невыносимо трудно, однако терпели четыре года – и тут потерпят. Сожмут волю в кулак – и будут ждать… Главное, что они вместе. Живые, пусть и надломленные войной и не по годам повзрослевшие.

В эти края зима приходит поздно, поэтому в сентябре еще по-летнему тепло. Однако что-то уже говорило о том, что наступает осень. Воздух становился прозрачным и насыщенным запахами спелых фруктов. Сады тут кругом – оттого и запахи эти. Медвяные, хмельные. Надышишься всем этим – голова закружится.

Целый день на море суета. Снуют вдоль берега небольшие купеческие пароходики с грузом, гуляют по волнам рыболовецкие баркасы – одни отправляются на промысел, другие возвращаются с рыбой. Тут же, вспарывая волны, носятся советские военные катера, охраняя от лазутчиков береговую полосу. Приходят сухогрузы, другой транспорт. И чем дальше, тем все больше появляется этих кораблей. Везут продукты для корейцев, технику, горюче-смазочные материалы… А то и пассажирский кораблик появится и доставит пассажиров. Это русские специалисты. Кто-то из них будет восстанавливать разрушенное войной здешнее хозяйство, кто-то преподавать науки, кто-то врачевать. «Пошла жизнь, пошла, – с улыбкой думал Алексей. – Так и должно быть. Не вечно же быть войне. Люди ведь созданы для счастья, а не для беды».

Заметив, что капитан и его жена любят бывать на свежем воздухе, Ли Ден Чер однажды привел с собой строителей и те за один присест построили им беседку. Точно такие же – замысловатые, выполненные в восточном стиле и окрашенные в яркие цвета – были в местном парке, куда по вечерам приходили горожане. Там были буфеты, кафе, танцевальная площадка. А кроме всего прочего, аттракционы, которые остались от японцев: несколько качелей-лодочек, расписная карусель, «комната смеха» и тир.

Жаковы были благодарны Ли Ден Черу за заботу. Теперь, когда выпадала свободная минута, они шли в свою новую пахнущую свежей краской беседку, чтобы отдохнуть после трудового дня. Здесь они пили чай, который приносил им в красивых трофейных фарфоровых чашечках с блюдцами нанятый ими повар (его привел переводчик Ли, заявив, что это проверенный человек), любовались заходом солнца, читали, бывало, даже вслух, книжки. Книг у них было немного, так что иные из них пришлось перечитывать по нескольку раз.

Большинство из этих книг они привезли из Харбина. Частью приобрели на рынке, но в основном это были подарки эмигрантов, с которыми они водили знакомство. Большинство из них были очень милыми и образованными людьми, которым по разным причинам после Гражданской войны пришлось оставить родину. Например, солидные в дорогом переплете фолианты Лермонтова и Некрасова подарили Алексею Ольховские – Мария Федоровна и Женечка, с которыми он часто делился своим офицерским пайком. Они бы еще больше прониклись к нему уважением, если бы вдруг узнали, что только благодаря участию Жакова им удалось остаться на свободе. И это несмотря на строгий приказ сверху вести крайне жесткую политику по отношению к «бывшим».

Надо сказать, Ольховские были людьми неназойливыми и скромными в своих желаниях, но случалось, не зная другого пути, они обращались к Алексею, чтобы тот посодействовал в освобождении из-под ареста того или иного своего знакомого. И он шел им навстречу. Конечно, все это было не так просто. Прежде ему приходилось тщательным образом изучать биографии этих людей, чтобы, не дай бог, не выпустить на свободу какого-нибудь негодяя… Одного из таких все-таки пришлось оставить под арестом, потому как, по агентурным сведениям, он являлся членом Русской фашистской партии, которая сотрудничала с японцами.

Созданная на японские деньги Русская фашистская партия (РФП) занималась в Маньчжурии не только идеологической и пропагандистской работой – из ее членов японцы вербовали агентов, которых потом забрасывали на территорию СССР с разведывательными и диверсионными заданиями.

Арестованный оказался бывшим заместителем редактора русской фашистской газеты в Харбине, типография которой размещалась на первом этаже двухэтажного здания, что на Китайской улице. Жаков позже специально ходил туда – хотел своими глазами увидеть это логово фашистской пропаганды, которое некогда частенько навещал сам вождь РФП Родзаевский.

По словам тех, кто знал Родзаевского, личность то была малоприятная и малозначительная. По характеру – трус, интриган, эгоист. В 1925 году он бежал из Советского Союза и поселился в Харбине, где поступил в местный университет, из которого, по слухам, его однажды чуть было не выгнали за то, что он подделал подписи преподавателей в зачетной книжке. Дело уладили японцы. Именно тогда они и обратили на него внимание: человек, способный на нечестный поступок, – прекрасная находка для разведчиков. А этот еще и деньги любил, кроме того, был крайне амбициозен. Однажды, решив разбогатеть, Родзаевский со своим собутыльником Василенко устроил лотерею, которая закончилась громким скандалом. И снова на помощь пришли японцы. Скорее всего, именно они и подбросили ему идею создать русскую фашистскую организацию, где главной приманкой для людей, оставшихся без родины, служила бы мысль о возвращении в Россию, а еще этот русский патриотизм, который сидит в каждом из нас.

Русскую фашистскую партию Родзаевский создал вместе с приятелями Василенко и Дудукаловым. Они установили связь с фашистами Европы и Америки, завязали дружбу с чинами японской разведки. Их конечной целью было освобождение России от коммунистов и образование русской фашистской республики.

Нельзя сказать, что Родзаевский был бездарным человеком. Обладая широким кругозором, а главное – даром красноречия и умением увлечь людей своими идеями, он быстро приобрел себе сторонников среди тех, кто мечтал вернуться в Россию на белом коне. Интриги, сплетни, доносы, соперничество – вот та атмосфера, которая царила в организации русских фашистов, где японская разведка вербовала себе кадры.

– Неужели вы не понимали, что фашизм – это зло? – спрашивал на допросе газетчика, высокого сорокалетнего очкарика, Жаков.

Тот усмехнулся.

– Да понимал я… все понимал… – Он снял очки в роговой оправе и протер их платком. Он не выглядит испуганным – разве что усталым. На нем старенький твидовый пиджак и давно не видавшие утюга брюки из тонкого английского сукна.

– А тогда что же?.. – смотрел на него в упор Алексей.

Они сидели в его небольшом прокуренном рабочем кабинете. Часового он попросил удалиться, и тот стоял за дверью, готовый в любую минуту прийти начальнику на помощь.

Так кто же перед ним – матерый волк или заблудшая овца? Такие вопросы Жаков задавал себе постоянно, когда ему приходилось допрашивать людей. Нет, не любил он решать все с кондачка, всегда пытался понять, с кем имеет дело, а потом уже принимать решение. Кого ему только не приходилось видеть за эти годы! Когда-то вот также перед ним сидели опытные вражеские разведчики и совсем сопливые полицаи, ярые антисоветчики и обыкновенные трусишки, сбежавшие с поля боя, законченные негодяи-предатели и поддавшаяся немецкой пропаганде молодежь… Казалось, ну что с ними возиться? Стриги под одну гребенку – и баста! А он возился. А вдруг что-то просмотрит в человеке, вдруг не увидит истинную его душу? Потому и прозвали его коллеги психологом. Дескать, вместо того чтобы всех этих сволочей отправить на виселицу, он копается в их дерьме.