Страница 7 из 8
– Да, в Шотландию, – пробормотала она, вспоминая многочисленные группы охотников на куропаток, прибытие которых видела неоднократно.
– Вам знакома Шотландия? – удивленно спросил он.
– Только по рассказам, – поспешила ответить Ола. – Я знаю о «славном двенадцатом», об охоте, стрельбе и рыбалке. А вы любите «сезон»?
Герцог печально вздохнул:
– Должен признаться, не очень. Но я люблю бывать за городом, скакать на любимых лошадях, гулять с собаками.
Ее отец часто говорил именно так. Было приятно слышать эти слова от мужчины, который оплетал колдовскими чарами ее сердце.
– Так вам не по душе лондонская чопорность? Не нравится, когда вам кланяются, перед вами расшаркиваются только потому, что вы такой важный человек?
– Они думают, я важная персона только потому, что ношу высокий титул, – ответил герцог. – Но как человек я чувствую себя счастливее в деревне, потому что там я один на один с животными, а им все равно, герцог я или буфетчик.
Ола, рассмеявшись, заметила:
– Вот вы так говорите, а я готова поспорить, что животных начинают учить слушаться, стоит им появиться на свет.
– Вы бы рассуждали по-другому, если бы увидели моих собак, – усмехнулся герцог. – Они думают, что это они мои хозяева, а не наоборот. У меня их пять: четыре породистые и одна дворняжка. Дворняжка самая гордая.
– Мне это нравится, – довольным голосом промолвила Ола. – У меня когда-то жил пес с таким же характером. Я его очень любила. Он был моим лучшим другом. Мы с ним ходили гулять, и у него была такая длинная шерсть, что он цеплял на себя весь репейник. Я потом целый час выбирала колючки.
– Вы сами этим занимались? Не лакей?
– Я не могла это поручить слугам, – с ужасом в голосе ответила Ола. – Джоуи это не понравилось бы. Он доверял только мне.
– Джоуи? Вы дали собаке английское имя?
– Мне его подарил друг-англичанин, – быстро сказала Ола и, чтобы уйти от опасной темы, добавила: – Наверное, вы скучаете по своему загородному дому.
– Да. Люблю это место. Дом очень старый, он уже много лет принадлежит моему роду. Знаете, этот дом точно такой, как домá, которые описывают в романах. А еще могу без лишней скромности сказать, что у меня прекрасная коллекция лошадей.
Ола, восторженно вскрикнув, заметила:
– Обожаю ездить верхом! Мой любимый конь прыгает выше всех скакунов в королевской конюшне. Я каждое утро перед завтраком его вывожу.
– Я обязательно покажу вам своих лошадей, – пообещал герцог.
– Очень хотела бы их увидеть. Но они, наверное, не в Лондоне?
– Большинство в деревне. – Судя по выражению лица герцога, у него в этот момент возникла какая-то мысль. – Ваше высочество…
– Ола, – поправила его девушка. Ей хотелось слышать, как его уста произносят ее имя.
– Ола, – сказал он, – хочу сделать вам комплимент, вы прекрасно говорите по-английски.
– Ах, что вы! – возразила она. – Это в Олтенице считается, что я говорю по-английски хорошо, но здесь, в Англии, мои недостатки наверняка бросаются в глаза.
– Вовсе нет. Более того, за время нашего разговора у вас даже уменьшился акцент.
Он был прав. Ола так увлеклась общением, что совсем позабыла о кобургском акценте.
– Я очень хорошо умею подражать, – быстро произнесла она. – Мой английский становится лучше, потому что я разговариваю с вами.
– Верно, так и есть, – согласился Джон.
– Но расскажите же о ваших лошадях.
– Одну я держу в Лондоне. Каждое утро выезжаю на Роу.
– Что, простите? Ров? Вы здесь катаетесь по рвам? – спросила она, стараясь изобразить замешательство. Нужно было показать свою неосведомленность в английских традициях, чтобы сбить герцога со следа.
Он рассмеялся.
– Нет. Это Роттен Роу в Гайд-парке. Почти столетие назад у нас был король Вильгельм III, он использовал этот путь, чтобы ездить в Кенсингтонский дворец, поэтому его стали называть «королевской дорогой», что по-французски звучит, как «route de roi». А поскольку еще не родился англичанин, который мог бы разговаривать на французском, не коверкая его, то «рут де руа» постепенно превратилось в «роттен роу».
– А этот Вильгельм III… он был французом?
– Нет, он был голландцем.
– Тогда почему дорогу не назвали по-голландски?
– Потому что англичане по-голландски говорят еще хуже, чем по-французски, – усмехнулся герцог.
– Gott in Himmel![2] – воскликнула Ола, почувствовав, что немного немецкого сейчас не повредит.
– Вот именно, – кивнул герцог, и глаза его весело заблестели.
– Вы, англичане, все wahnsi
– У меня есть ужасное подозрение, что это означает «глупцы».
– Нет-нет, это означает «сумасшедшие».
– О да, сумасшедшие, с этим я согласен.
– По-моему, мне нужно поскорее уйти, пока у меня голова не взорвалась.
– Нет! – Он крепко взял ее руку. – Вы не должны уходить. – В глазах его загорелся странный, напряженный огонь. – Не должны.
В тот миг Олу ничто не заставило бы уйти. Пока он держал ее руку столь властно, пока смотрел на нее взглядом столь проникновенным, она была совершенно беспомощна.
Ола вдруг ощутила сильнейшее желание произнести: «Я сделаю все, что вы скажете. Только прикажите».
Но, вспомнив, что она принцесса, а он всего лишь герцог, девушка поняла: она должна противиться такому порыву. Это было трудно, ведь внутренний голос говорил ей, что он тот мужчина, которым можно восхищаться, а возможно, и тот, которого стóит боготворить. Ее тянуло поддаться этому желанию, но она не осмелилась.
Страх заставил ее высокомерно опустить взгляд на его руку, сжимавшую ее пальцы, после чего удивленно посмотреть на него.
– Простите, – сказал он. – Я не имею права прикасаться к вам против вашей воли.
Она чуть не выкрикнула: «Но я вовсе не против! Я хочу, чтобы вы опять ко мне прикоснулись, хочу оказаться в ваших руках, хочу чувствовать губами ваши уста. Я всегда буду этого хотеть».
Однако Ола всего лишь сказала:
– Что это на вас нашло?
– Для меня очень важно, чтобы вы не ушли. Важно настолько, что я и выразить не в силах.
– Почему же это так важно? – спросила она.
– Потому что… Потому что есть причины, которые я не могу назвать. Пожалуйста, останьтесь со мной. И не обижайтесь.
Сердце Олы переполнилось радостью, ведь она была уверена, что поняла его. Герцог не хотел ее отпускать, потому что его влекло к ней так же сильно, как ее влекло к нему. Но, разумеется, о том, чтобы выразить это словами, и думать было нечего.
– Я не обижаюсь, – мягко произнесла Ола.
– И останетесь?
Она улыбнулась.
– Кажется, у меня нет выбора. Вы ведь продолжаете держать мою руку.
Герцог посмотрел на соединенные ладони, будто увидел их впервые. Долгое время он не шевелился, как будто его, как и ее, охватило некое возникшее между ними напряжение.
– А если я вас отпущу, – наконец медленно проговорил мужчина, – обещаете не убегать?
Ола, вздохнув так тихо, что он даже не услышал, вымолвила:
– Обещаю.
Очень неохотно Джон отпустил ее руку, и она ощутила почти физическую боль от этого разъединения.
«Что со мной происходит? – пронеслось у нее в голове. – Какое безумие! Это опасно. Я должна прекратить все, пока не поздно».
Но она знала, что уже поздно.
Это всегда бывает слишком поздно.
Глава 3
– Теперь, когда я согласилась остаться, – нетвердым голосом произнесла Ола, – вы должны закончить рассказ о своих лошадях. Это так… так интересно.
На самом деле она не могла припомнить ни единого слова из его рассказа о лошадях, но такая тема казалась ей достаточно безопасной.
– Да, лошади, – неопределенно ответил герцог. – Одну я держу в Лондоне для поездок по Роттен Роу. Весь лондонский свет собирается в Гайд-парке, чтобы погулять или покататься верхом.
– Значит, и мне нужно туда попасть.
2
Господи боже! (нем.) (Примеч. пер.)