Дипломатия (ЛП)

Хотя римляне и старались проповедовать доктрину о «нерушимости контрактов» и о «святости договоров», но она ничем не связывала в отношениях к окружающим народам самих римлян.

Известный знаток истории Рима Моммзен пишет: «Римские наместники попирали международное право и надолго запятнали честь Рима своим неслыханным вероломством и предательством, самым наглым нарушением договоров и капитуляций, избиением безоружного населения и подстрекательством к убийству неприятельских полководцев».

В средние века в жестокой борьбе стали складываться в основном современные национальные государства. Только римская церковь еще являлась носительницей идеи единой мировой державы. Эта идея держалась долго, вплоть до XIX века, в Китае. Отчаянная, ни перед чем не останавливающаяся борьба стремившихся к самостоятельности феодальных властителей наделяла эту дипломатию чертами обмана, вероломства и безжалостного уничтожения противников.

Особого развития этого рода дипломатия достигла во взаимоотношениях между итальянскими городами-государствами, которые почти непрерывно вели между собой борьбу и постоянно пользовались дипломатией как средством в этой борьбе. На дипломатию этого времени оказывала влияние восточновизантийская дипломатия. По этому поводу Никольсон пишет:

«Дипломатия средних веков имела, главным образом, итальянский, точнее византийский, привкус. Этому наследию она обязана той плохой славой, которой она пользуется в современной Европе».

Дипломатия этой эпохи имела своего теоретика — Никколо Макиавелли (1469–1527 гг.).

Макиавелли говорит, что «разумный правитель не может и не должен быть верным данному слову, когда такая честность обращается против него и не существует больше причин, побудивших его дать обещание. Если бы люди были все хороши, такое правило было бы дурно, но так как они злы и не станут держать слово, данное тебе, то и тебе нечего блюсти слово, данное им».

Макиавелли, конечно, исходил из того, что окружение, в котором приходится действовать правителю, пропитано обманом и вероломством; другими словами, всякого рода коварство являлось «нормой» международного поведения. Макиавелли писал портрет государя с Цезаря Борджиа, которого считал идеальным правителем. Теория Макиавелли — это обобщение существовавшей практики. Макиавелли не фантазировал, а брал за основу своих рассуждений материал из подлинной жизни. Из своих наблюдений он вывел правило: «надо быть лисицей, чтобы распознавать западню, и львом, чтобы устрашать волков».

Дипломатические нравы в то время были довольно жестокие.

История дипломатии упоминает убийство бургундского герцога Иоанна Бесстрашного во время его дипломатического свидания с наследником французского престола, впоследствии Карлом VII, на мосту Монтеро в 1419 г.

Учитывая этот опыт, свидание французского короля Людовика XI и английского короля Эдуарда IV в 1475 г. было организовано с большими мерами предосторожности.

Обе стороны боялись попасть в ловушку, и свидание состоялось на мосту через реку Сомму, причем по середине моста была построена решетка так, чтобы через нее не могла пролезть рука. Количество придворных, сопровождавших двух коронованных дипломатов, было строго ограничено. Беседа велась через решетку. Современники говорили, что короли виделись друг с другом, как львы в клетке.

Такого рода дипломатические нравы еще долго давали себя знать в дипломатической практике.

Никольсон удостоверяет, что «дипломаты XVI и XVII веков часто давали повод к подозрениям, от которых несправедливо страдают их наследники. Они давали взятки придворным, подстрекали к восстаниям и финансировали восстания, поощряли оппозиционные партии, вмешивались самым пагубным образом во внутренние дела стран, в которых они были аккредитованы, они лгали, шпионили, крали».

Никольсон знает, что имя одного английского дипломата оказалось примешанным к проповеди допустимости лжи в дипломатических делах. Он хочет превратить в шутку выражение английского посла в Венеции Генри Уоттона (1568–1639 гг.), который написал в альбом своего знакомого Христофора Флекамора в Аугсбурге, что «посол — это честный человек, которого посылают за границу лгать для блага своей родины».

Шутил или не шутил Уоттон, это сравнительно второстепенный вопрос. Интересно то, что все считали, что Уоттон выразил мнение о послах, соответствующее действительности. По крайней мере его собственный король Яков I отнесся к его заявлению всерьез и отказался пользоваться его услугами, считая, что он совершил нескромность и проговорился относительно истинного характера дипломатической деятельности в те времена.

Характеристика, данная Уоттоном дипломатии, вполне соответствовала методам дипломатии того времени.

Людовик XI, напутствуя своих послов, давал им указания: «Если будут врать вам, врите еще больше».

В последнее время мы тоже находим примеры легкого обращения с истиной со стороны дипломатов. Никольсон указывает на Бюлова. По поводу известной фразы Бетман-Гольвега относительно «клочка бумаги» в связи с нарушением Германией в 1914 г. договора о нейтралитете Бельгии Бюлов обвинял Бетман-Гольвега в том, что он не отрекся от этой фразы. Тогда трудно было бы решить, кто соврал.

В истории дипломатии XIX и XX веков известно много фактов участия дипломатов в действиях подрывного и диверсионного характера, вмешательство дипломатов во внутренние дела государств, в которых они были аккредитованы.

Особенно буржуазная дипломатия неразборчива в средствах в отношении Советской страны.

В 1918 г. английский дипломат Локкарт и французский дипломат Нуланс устраивали заговоры и восстания против Советской власти. Против советского правительства пускались в ход всякие фальшивки. Иностранные дипломаты привлекали троцкистско-бухаринских выродков для диверсионной и шпионской работы.

Никольсон — один из немногих буржуазных писателей, которые пытаются делать кое-какие обобщения относительно деятельности дипломатии, в первую очередь относительно английской дипломатии. Он выдвигает две особо важные задачи, стоящие перед английской дипломатией.

Перед ней прежде всего стоит задача защиты целостности Британской империи. Это требует морского господства и борьбы против покушений на это господство, откуда бы эти покушения ни исходили. Нарушение морских связей Англии с ее заокеанскими владениями грозит существованию Британской империи. В настоящей, второй мировой войне, как и в первой мировой войне, этот вопрос имеет первенствующее значение.

Другой важный вопрос для Англии — это вопрос об обстановке на континенте Европы и об угрозе со стороны Европы самой Англии. Англия всегда стремилась и стремится к созданию такого «равновесия сил» в Европе, при котором ни одно государство не должно иметь там господства.

Никольсон говорит по этому поводу следующее:

«Британская политика постоянно направлена к организации коалиций против какой бы то ни было страны, которая в данное время является сильнейшим государством в Европе; это означает, что общая тенденция политики направлена против того, чтобы одно государство или группа государств могли использовать свою силу с целью лишить другие европейские страны их свободы и независимости».

Если в Европе цель английской политики — равновесие сил— достигается без прямого участия Англии, то она готова занимать позицию «блестящей изоляции», «невмешательства». Если без нее дело обойтись не может, она открыто вмешивается в европейские дела, но с тем, чтобы, насколько возможно, недалеко заходить в своих обязательствах, а «равновесие сил» сохранить.

Никольсон умалчивает, что английская политика «равновесия» является средством сохранения гегемонии Англии в Европе.

Интересно, что книга Никольсона посвящена Горацию Румбольду как «идеальному дипломату». Что же собой представляет Румбольд? Он был английским послом в Берлине с 1928 по 1933 г. О нем больше ничего неизвестно, так он умел держаться в тени. В те времена, когда Англия была сильнейшим государством в мире, английская дипломатия могла спокойно выжидать выяснения положения, приглядываться, как сложится обстановка, прежде чем сделать какой-либо обязывающий шаг. Отсюда руководящее указание — «ждать и наблюдать».