Страница 8 из 15
— Ты ведь меня не обманываешь, правда?
— Нет, господин солдат.
— Ты знаешь, что бывает с детьми, которые лгут?
— Да, господин солдат, — воображение Клесст услужливо рисовало всевозможные ужасы.
— И ты не видела большого такого бандита, у которого из раны в боку течет кровь?
— Нет, господин солдат.
— Шкаф закрыт снаружи, — заметил кто-то.
— Надеюсь, ты не прячешь бандита у себя в шкафу, а? — спросил Стандорн многозначительно.
— Нет, господин солдат.
— Так что же бывает с девочками-лгуньями? Ты знаешь, у меня чешется нос.
— Не знаю, господин солдат.
— Да-да, он чешется у меня всякий раз, когда я слышу неправду.
Клесст со страхом смотрела на наемника.
— Как ты думаешь, почему он чешется?
— Понятия не имею, господин солдат, — ответила она дрожащим голосом.
Стандорн остановился возле шкафа. Уперев арбалет в плечо, он прицелился в шкаф на уровне грудной клетки. Пальцы он сжимал на спусковом крючке.
— Открой, Профака, — приказал он худому солдату.
Тот рванулся вперед и, повернув ключ, резким движением распахнул дверцы.
Шкаф был пуст.
— В доме его нет, — сообщил капитану Эриал. — Я обыскал его от подвала до чердака, заглядывал в дыры, где не поместился бы даже и ночной горшок. Кейна тут нет — это факт.
Пледдис устало кивнул. Он сам руководил поисками.
— Верно, как верно и то, что Кейн не мог выбраться отсюда. Это тоже факт. Мои люди торчат на каждом углу. — Он со злостью стукнул кулаком в стену. — Но Кейн как-то сбежал.
— Как? Мы ведь были уверены, что он в доме.
— Мы как раз убедились, черт возьми, что тут его нет! Ну и скажи мне теперь, что дальше?
Эриал молчал, поглаживая свой бритый череп. Внезапный смех Пледдиса напугал его.
— Я знаю, что сделал Кейн! — Капитан оскалил белые зубы. — Пораскинь мозгами. Кейн — ловкий тип и знает множество штучек. Он вылез через окно, все правильно, но вниз не спустился. Он знал, что мы именно так станем искать, и забрался наверх. Ублюдок был наверху — ему легче было влезть на крышу, чем спуститься на землю. Наверняка он добрался до места, где крыша граничит с сожженным северным крылом. Потом на ощупь он слез в развалины и, пройдя по обломкам, исчез в темноте. А мы в это время гадали, где же труп…
— Если так, то пока мы заглядывали под кровати, у него было достаточно времени, чтобы сбежать, — буркнул Эриал.
— Может быть, — согласился Пледдис, гордящийся своей проницательностью. — Но у Кейна нет коня. Раненого, да еще и пешего… мы догоним его за час. Натиос! Найди Ионор и скажи ей, что нам нужны собаки. Поторопись! В чем дело?
— Мы будем гнаться за ним ночью? — с беспокойством спросил горец. — Скоро полночь. Повелитель Демонов начнет свою охоту.
— Шевелись, чтоб тебя черти взяли! — прошипел Пледдис. — Да, мы отправимся за ним прямо сейчас! Ты хочешь, чтобы Кейна поймал Повелитель Демонов? Повелителю Тлолувину золото не нужно…
— Не произноси этого имени, — попросил Натиос. Но увидев, что Пледдис вот-вот взорвется, бросился искать Ионор.
Глава 6. «СЕМЬ ЛЕТ НАЗАД…»
Ионор набросилась на Грешу с нескрываемой злостью:
— Зачем ты вернулась? Я ведь велела тебе уйти на ночь с постоялого двора.
Они были одни в большой кухне «Гнезда Ворона». Раздававшиеся где-то рядом крики свидетельствовали о поспешных и беспорядочных поисках, которые вели люди Пледдиса. К ним присоединились двое погонщиков скота. Ионор со своей стороны предложила, чтобы наемникам помогали также Холос и Маудерас и чтобы Селле провела их по всему дому. Она была уверена, что Кейна отыщут — если, конечно, он еще на постоялом дворе. А иначе…
Она закусила губу, разозлившись на Грешу, которая избегала ее взгляда.
— Я спрашиваю, зачем ты вернулась?
Служанка глубоко вздохнула. Ее тучное тело дрожало.
— Видно, ты не хотела, чтоб я оставалась здесь, — пробормотала она, опустив глаза.
— Что ты сказала?!
Греша подняла голову, отважно взглянула на хозяйку.
— По-моему, я знаю, для чего ты отослала меня на ночь, — произнесла она громко, почти вызывающе.
Из сжатых губ Ионор вырвалось шипение. Она широко размахнулась, однако задержала руку.
— О чем ты говоришь? — резкий тон ее голоса сам по себе был словно оплеуха.
— Я еще в своем уме. Я все помню, — бесстрастно отозвалась Греша. — Я знаю, как ты ненавидишь собственного ребенка.
Как пантера, забавляющаяся собственной когтистой лапой, Ионор сжала длинные пальцы в кулак, а потом раскрыла ладонь. Она тряхнула головой, разрушив прическу, и на спину ей упала коса, похожая на тяжелый черный хвост хищника.
Служанка задрожала под пристальным взглядом хозяйки, в котором таилась явная угроза.
— Бедняжка Клесст! Я не могла винить тебя за то, что ты ненавидела девочку, когда та появилась на свет. Но прошло столько лет!.. Я растила ее вместо тебя… и надеялась, что, в конце концов, ты полюбишь свое дитя. Но этого не случилось, Ионор. Нет в тебе любви — одна ненависть. Она вырвала душу у тебя из груди. Ты не любишь даже собственное тело.
— Заткнись, жирная идиотка! Я терпела твою назойливость, но на этот раз ты перешла все границы.
— Никогда я не думала, что ты доведешь начатое до конца. Я все надеялась: она смягчится, подобреет к Клесст. Но нет, ты холодная и бездушная женщина! Сердца у тебя нет! Теперь я знаю: ты на самом деле этого хочешь!
Ионор отступила к столу, на котором обычно резали мясо. Ее рот скривился в презрительной усмешке.
— О чем ты говоришь?
Глубоко вдохнув, Греша продолжила. Ее круглое лицо выражало мрачную решимость.
— Не забывай, я была тут во время родов. Я сидела с тобой, когда от твоих воплей и проклятий разбежалась вся прислуга. Я держала тебя и пробовала успокоить, когда повитухе пришлось воспользоваться ножом, чтобы извлечь на свет Клесст. Даже когда ты проклинала всех богов, я была при тебе. Я тебя жалела.
Никто не верил, что ты выживешь. Семь лет назад это было. Все говорили, что это просто чудо, когда и ребенок, и ты пережили ту ночь. Одна я знала, что за чудо произошло на самом деле.
— Ты старая сумасшедшая, Греша!
— Старая — да, но не сумасшедшая. Ты не должна была выкрикивать такие вещи, а тем более в ночь, когда луна Повелителя Демонов заглядывала в окно. Не очень-то хотелось людям это слушать — потому все и ушли. Честно говоря, я тоже боялась. И после родов, после того, как акушерка сделала все, что могла, когда тебе дали опиум, чтобы ты заснула… я оставила тебя, а про себя решила взять на себя заботу о малышке — ведь ее мама не доживет до рассвета… Ну а потом, когда собаки стали выть и поджимать хвосты от страха, а люди сбились в кучу у костра и молились… когда огонь в камине стал гореть слабым, голубоватым пламенем… я не смогла оставить тебя одну в твой смертный час. Подходя на цыпочках к твоей комнате, я не переставала молиться. Мне было страшно при одной мысли об ужасных звуках, которые доносились со двора… Я остановилась под дверью и услышала твой голос — и еще один голос, который тебе отвечал. Я знала, с кем ты говоришь; знала, что случилось бы со мной, войди я в комнату. Я замерла ни жива ни мертва и от страха не могла даже дрожать. Но слова, что вы оба произносили, врезались в мою память, словно раскаленное железо — в тело. Я стояла под дверью даже после того, как он ушел, — и плакала. А потом увидела тебя спящей, с этой злобной усмешкой на губах, и знала, что утром ты будешь здорова… Но видит Бог, Ионор, я не думала, что ты окажешься такой упрямой.
Клянусь, я бы тебя задушила, если б только могла это предвидеть. Я думала: она полюбит ребенка, как только прижмет его к груди и забудет ужас, стыд и боль. Но ты не прижала ее к себе, не обняла. Ты так и не научилась любить. Одна ненависть живет в тебе… Я знала, отчего ты не хочешь, чтобы я была здесь сегодня ночью, — и поэтому я вернулась. Я не уйду. Я не дам тебе это сделать.