Зорькина песня

Саша кивнул.

— А потом что было?

— Потом… мама стала как деревянная. Легла у соседей на лавку, лицом к стене, и три дня пролежала молча. А на четвёртый умерла, так ни слова и не сказала… А потом за мной из города приехал Николай Иванович.

— Наш Коля-Ваня?

— А чей же? Наш…

Зорька прерывисто вздохнула и взяла Сашу за руку.

— Хочешь, когда война кончится, с нами жить? Хочешь? И мой папа тебе папой будет, и мама, и Толястик… Он всегда жалел, что я не мальчишка… Вот ты и получишься у него брат, правда?

Не отвечая, Саша сжал Зорькино плечо так, что ей стало больно, но она не подала вида, радуясь, что так хорошо придумала.

— Я глупо вёл себя тогда на станции, ты не сердись.

Зорька даже остановилась.

— Ну что ты! Это я… Я тогда Даше Лебедь цветов хотела нарвать… Я всё думала, может, она поправится. Как ты думаешь, она выздоровеет?

— Конечно.

— И её к нам опять привезут?

— А куда же ещё? Здесь её дом теперь.

Саша помолчал, всё так же держа руку на Зорькином плече, и сказал почему-то сердито:

— Вот что, Будницкая, если тебя кто-нибудь обидит, ты скажи мне, хорошо?..

Вечернюю линейку Вера Ивановна проводила в столовой сразу после ужина. Николая Ивановича не было, он ещё с утра уехал в район на совещание, а Кузьмин задерживался в правлении колхоза.

Линейка проходила как обычно. Вера Ивановна прочла последние известия с фронта, потом отметила тех, кто хорошо работал, и особо от имени дирекции поблагодарила Зорьку.

— Будь всегда такой, Зоренька, — сказала она, — ты всем очень помогла.

И в это время появился Кузьмин.

— Прошу внимания! — зычно сказал он, проходя на середину. — Только что закончилось правление колхоза, и меня просили передать вам большую благодарность за помощь. Вероятно, наш детский дом будет награждён грамотой райсовета за самоотверженный труд по уборке урожая.

— Ура-а-а! — закричала Наташа и захлопала в ладоши. Ребята подхватили крик. Кузьмин подождал, пока стихнут аплодисменты.

— Но я должен вас огорчить. Наряду с самоотверженной работой всего коллектива у нас появились чёрные пятна.

Ребята удивлённо смотрели на Кузьмина. Какие ещё чёрные пятна?

— Да, да, — веско сказал Кузьмин. — И мы не имеем права проходить мимо. Будницкая и Ляхова, выйдите на середину и расскажите своим товарищам, почему вы в то время, когда они работают не жалея сил, отсиживаетесь в кустах?

Это заявление было так неожиданно, что ребята вначале ничего не поняли. Только Зорька и Галка понимающе переглянулись. Приподнятое настроение, владевшее Зорькой после разговора с Сашей и тёплых слов Веры Ивановны, разом пропало. Она спряталась за спину Анки Чистовой, и никакая сила не смогла бы сейчас заставить её выйти на середину.

— И второе, — продолжал Кузьмин. — Они хотели внести какое-то предложение. Будницкая! Вот теперь мы послушаем тебя, а не во время работы.

— Степан Фёдорович, о чём вы? — недоумевая, спросила Вера Ивановна.

— То есть как о чём? — в свою очередь спросил Кузьмин. И запнулся, удивлённо и растерянно глядя на ребят.

Они смеялись. Вначале робко, приглушённо, а затем в столовой раздался откровенный, безудержный хохот.

Даже Вера Ивановна не выдержала и ткнулась лицом в плечо всхлипывающей от смеха Маре.

Первым опомнился Саша Дмитриев.

— Степан Фёдорович… это же Зорька, — всё ещё смеясь, сказал он. — Зорька придумала такое, что мы сегодня сделали в два раза больше, чем вчера… А вы говорите — пятна…

Кузьмин прикрыл на минуту глаза, затем повернулся и быстро вышел из столовой. Вышел, тут же вернулся и глухо проговорил:

— Извините.

В спальне, когда девчонки уже улеглись, Галка сказала:

— То благодарности, то выговоры… Житуха!

Анка Чистова повернулась к Зорьке и встревоженно сказала:

— Смотри, Зорька, Крага не простит тебе сегодняшннее… не верю я ему.

Глава 19. Школа

Всю ночь шёл дождь. Гремел по железу на крыше. Стучал в окна тяжёлыми каплями. Будто просился в тепло, к людям. А под утро проснулся за отрогами Каратау ветер, разметал тучи, очищая себе вольный простор над степью. И пошёл гулять по посёлку, выгоняя из домов остатки печного тепла.

Люди прятали руки, ёжились, кутались в платки и шарфы.

Но детдомовцам ветер нипочём.

Николай Иванович шёл по обочине дороги, стараясь шагать в ногу с ребятами, и тоже пел, широко размахивая руками. А Кузьмин — впереди строя, и в руке у него трепетали, как флаги, длинные полоски обёрточной бумаги со списками учеников.

Возле школы строй смешался. Образовалась толпа. А толпа всегда неспокойна. Кричит, когда плохо, и кричит, когда хорошо. Детдомовцам было весело.

Вчера на собрании председатель колхоза торжественно вручил детдому почётную грамоту от райисполкома, а от колхоза — целого барашка за боевую работу по уборке урожае.

Учителя встретили ребят возле школы. По их лицам было сразу видно, что они встревожены: шутка ли — целую ораву детдомовцев добавили, а детдомовцы, как известно, народ отчаянный…

— Как у вас с дисциплиной? — допытывался директор школы, целясь в Кузьмина рыжеватым клинышком бородки.

— Можете быть спокойны, — пробасил Кузьмин. Но глаза его почему-то прятались, уходили от пытливого взгляда директора.

— Ума не приложу, как с ними быть? — разводила руками очкастая завуч. — Столько времени пропустили…

— Они обязательно догонят. Вы даже не знаете, какие у нас способные ребята, — уверял её Николай Иванович.

— Глянь — Рахия — сказала Зорька. Галка вытянула шею, рассматривая в окнах школы любопытные носы, приплюснутые к стёклам.

— Эй, Рахия! Здорово! — закричала она и подтолкнула Зорьку локтем. — Смотри, этот, как его… Ташен! Умора!

Зорька подошла к Саше.

— Я, наверное, всё-всё перезабыла. А ты?

Саша улыбнулся.

— И я. Ничего, не трусь, малыш, я тебе помогу.

— А я тебе помогу, — серьёзно сказала Зорька.

Саша рассмеялся.

На крыльцо вышел дед в меховой треугольной шапке и в бараньей шубе. Поклонился учителям, вытащил из кармана колокол и затряс им над головами ребят.

— Дети, — торжественно сказал Кузьмин. — С сегодняшнего дня вы снова начнёте учиться. Я горжусь тем, что в трудное военное время, когда, собственно говоря, идёт война, кровопролитная война, вы можете учиться! — Он поднял вверх палец и сделал паузу, отпустив ребятам несколько секунд для того, чтобы они смогли осмыслить сказанное. — Я надеюсь, я верю, что вы не опозорите честь родного детского дома плохой успеваемостью и дисциплиной. Что? Не слышу?

— Дисциплиной! — дружно сказали ребята.

Николай Иванович наклонил голову и улыбнулся.

Ребята начали расходиться по классам. И тут, впервые за всё время жизни Зорьки в детском доме, девочек разъединили. Наташа пошла в шестой класс, Анка в пятый, а Галка и Нина Лапина в четвёртый. Зорька, не раздумывая, двинулась следом за Галкой.

Возле двери четвёртого класса Зорьку остановил Кузьмин:

— Будницкая, ты куда направилась?

— Я? Я с ними.

— То есть как это с ними? Тебе же надо в третий.

— Ну и что же… А я с Галей хочу… мы вместе. — Зорька умоляюще посмотрела на старшего воспитателя. — Пожалуйста, Степан Фёдорович, пусть я с ними буду!

Кузьмин рассмеялся. Глядя на него, засмеялась и Зорька.

— Ох, Будницкая, горе мне с тобой…

Из класса выглянула учительница:

— В чём дело? Вы мешаете заниматься.

Кузьмин перестал смеяться.

Зорька весело и нетерпеливо ждала, когда Кузьмин разрешит ей идти в класс к Галке.

— Иди-ка в свой класс, Будницкая. Что? Не слышу…

— Ну, я вас очень прошу, — упавшим голосом сказала Зорька.

— Вот что, Будницкая, что-то я не пойму, ты в самом деле такая глупая или притворяешься? Марш в свой класс, и чтобы я больше тебя не слышал!