Страница 10 из 42
— Ишь как волосы свалялись!.. Лодырка ты, Наталья, бисова дочь. Не дам таким гарным волосикам пропасть!
Девочки с интересом смотрели, как Маря расправляется с Наташей, и хихикали.
— А ну цыть! — Маря пригрозила им гребёнкой. — Сейчас до вас доберусь! Всем воши повычёсываю!
Зорька достала из-под подушки огрызок сухаря, откусила половину.
— Даша, вставай!
Даша повернулась к Зорьке лицом, открыла глаза.
— Погрызи. Вкусно!
Даша равнодушно посмотрела на сухарь. Покачала головой.
— У меня под подушкой целых два… Возьми себе.
— А ты?
— Я спать хочу.
— Не спи, а то Маря тебя сейчас, как Наташку, умоет.
Зорька села, обхватила колени руками и засмеялась, глянув вниз. Наташка стояла возле печки и обстригала ногти на пальцах. Расчёсанные кудри лежали ровными волнами на острых треугольных лопатках. А возле рукомойника уже вертелась и взвизгивала от холодной воды и Мариных шлепков Галка.
Даша улыбнулась словам подружки, прозрачная кожа собралась возле тонких сухих губ морщинками.
— А ты насильно поешь, — сказала Зорька. — Ну, я тебя очень прошу, ну, будь человеком, пожалуйста. А то я сейчас Марю позову, она за Верой Ивановной к мальчишкам сбегает.
Даша испуганно подняла голову.
— Не надо… Ты же обещала никому не говорить. Я не хочу в больнице оставаться. Не скажешь?
— Ни за что! — сказала Зорька.
Четырёх девочек уже сдали по дороге в больницу.
Даша успокоенно легла. Натянула одеяло до подбородка. Поёжилась.
— Сначала жарко было, а теперь холодно, — виновато сказала она. — Молока так хочется… Мама мне всегда утром молока давала. Каждое утро…
— Подумаешь — утром, — сказала Зорька. — Вот скоро приедем в эвакуацию, там молока хоть залейся. Там всё, что хочешь, есть.
Даша оживилась.
— Правда? А когда приедем?
— Скоро… Завтра, наверное, а может, сегодня. Я тебе сразу целую бутылку молока принесу! Ты только пожуй сухарик. Откуси, закрой глаза и представь, как будто молоком запиваешь. Прямо как по правде получается!
Даша недоверчиво взяла сухарь, откусила, закрыла глаза и стала медленно жевать. Потом удивлённо взглянула на Зорьку.
— Правда… А как ты узнала?
— Сама догадалась! — гордо сказала Зорька. — А с чаем тоже хорошо. На остановке кипяток наберём, сладкий-сладкий чай сделаем, как до войны был.
— Быстрее, быстрее, девоньки, — торопила Маря, снимая с гвоздей на стене теплушки вёдра и чайники, — мальчишки вона уже где!
Поезд стоял на маленькой степной станции.
Зорька взяла чайник и спрыгнула на насыпь. Вдоль насыпи кое-где росли чахлые ромашки, а возле станции в палисаднике пышным осенним цветом распустились георгины.
«Наберу кипятку и потом целый букет Даше нарву. Вот обрадуется! Может, и болеть перестанет», — подумала Зорька и, размахивая чайником, понеслась к станции.
Возле белой каменной будки с чёрными буквами «КИПЯТОК» уже гремела посудой очередь. Конопатый Генька стоял третьим от крана, рядом с длинным крупноголовым мальчишкой-семиклассником. «Трубач, который играл перед отъездом на прощальной линейке», — узнала Зорька. Она подлетела к Геньке, растянула губы в приветливой улыбке.
— Генька, ты на меня очередь занял?
Трубач откинул голову назад, удивлённо прищурился. Из-под высокого лба, прикрытого свисающими русыми волосами, на Зорьку смотрели насмешливые серо-зелёные глаза.
— Ребята! Генькина невеста объявилась! — весело крикнул трубач.
У Геньки даже уши засветились, так покраснел.
— Чего лезешь?! — сквозь зубы зашипел он и оттолкнул Зорьку локтем.
— Невеста без теста, жених без пирога! — загоготала очередь.
Наташа и Галка стояли в самом конце, за мальчишками.
— Эй, Зорька, ты чего вперёд лезешь? — возмутилась Галка.
Зорька беспомощно озиралась. Что же делать? Они же не знают, что Даша больная, а сказать нельзя…
— Генька, мне надо скорее… мне ещё цветов надо, — умоляюще сказала Зорька, снова придвигаясь к Геньке.
— Принцесса какая, цветочки ей надо, а крем-брюле не надо? — веселился большеголовый.
Зорька не знала, что такое крем-брюле, и поэтому слова ехидного мальчишки показались ей ужасно обидными и несправедливыми.
— Уходи отсюда, — уже не требовал, а умолял её Генька, — уходи, ну, что тебе стоит?
Зорька глянула на него так, будто не она, а он пристал к ней.
— Трус! Дураковых слов испугался!
— Ух ты, какая умная нашлась?! — изумился большеголовый мальчишка.
— А ты… а ты… — Зорька подняла чайник, подпрыгнула и сильно стукнула мальчишку по его большой голове.
Мальчишка выпустил из рук ведро, схватился за голову. Лицо его перекосилось.
Девчонки испуганно взвизгнули.
— Сашка, дай ей, чего смотришь! — закричали мальчишки.
Саша опустил руки. Русые волосы на виске потемнели, слиплись. Зорька в ужасе отшвырнула чайник. На растопыренных пальцах Сашки размазалась кровь.
К ним подошла Вера Ивановна.
— Что случилось? — спросила она.
Зорька молча смотрела на Сашины пальцы и дрожала всё сильнее и сильнее.
Увидев кровь, Вера Ивановна побледнела.
— Боже мой, только этого ещё не хватало!
Наташа подбежала к воспитательнице. Затараторила, возмущённо тараща голубые чистые глаза:
— Это всё Зорька… Все стоят, как люди, а она полезла вперёд, как будто лучше других, а потом ка-ак стукнет чайником! Просто ужас какой-то!
Саша вытер пальцы о брюки, посмотрел на Зорьку. И неожиданно усмехнулся.
— Ничего подобного, Верванна, повернулся неловко — и вот… — Он притронулся пальцем к виску, поморщился. — Бывает… Сам виноват.
Наташа так и застыла с раскрытым ртом, полная негодования. Вера Ивановна нагнула Сашину голову к себе, внимательно осмотрела рану. Вздохнула облегчённо.
— Небольшая царапина. Обязательно смажь йодом.
Потом повернулась к застывшей Зорьке. Окинула её усталыми, воспалёнными глазами.
— Иди сейчас же в вагон, — ледяным голосом приказала она.
Зорька ссутулилась, покорно нагнула голову. Ноги не слушались. Будто вросли в землю.
— Ну!
— Вера Ивановна, она не виновата, — настойчиво сказал Саша.
— Ну что ты говоришь?! — опомнилась наконец Наташа.
— И чего ты, Наташка, лезешь? Без тебя не разберутся?! — зашумели ребята.
Наташа отступила, возмущённо передёрнув плечами.
— Прекратите шум! — крикнула Вера Ивановна. — Зорька, долго я буду ждать? Мне надоели твои фокусы! Безобразие! То отстанешь! То дерёшься… Почему другие девочки ведут себя примерно?
Зорька стояла вся красная, словно её обдали горячим паром. Уши и щёки горели от стыда. Лучше бы воспитательница ударила её, чем позорить вот так, перед всеми.
«Нарвала Даше цветов, называется, — тоскливо подумала она. — А всё из-за этого Сашки. Зачем полез? Крем-брюле противный!»
— Сейчас же извинись перед Сашей!
Обида с новой силой закружила Зорьке голову.
— Не буду! — закричала она. — Ни за что не буду!
Глава 11. А ты отчаянная…
Зорька стояла возле водокачки на свежеотёсанном бревне. Бревно было гладким, тёплым и липло к босым ногам. На срезе его желтели янтарные слезинки.
Водокачка возвышалась на глиняном взгорье. По одну сторону водокачки станция. Снизу каменная, сверху деревянная, с резными голубыми наличниками.
Сквозь грубую, по-осеннему сонную листву тополей цедились солнечные лучи, играли на закопчённых стенах пятнами.
Станция гудела людскими голосами. Звенела ударами колокола. Ждала, когда загрохочет земля раскалённым металлом и понесёт в разные стороны поезда.
А над станцией, перекрывая все звуки, гремели динамики:
«…Фашистские бандиты рвутся к столице, к городу, дорогому для сердца каждого советского человека. Над красной столицей нависла угроза.