Страница 43 из 70
Наташа зябко поежилась, и Николай оборвал свою речь на полуслове.
— Я совсем заморозил вас…
— Ничего,— храбро ответила Наташа, но Николай заметил, что губы уже едва повинуются ей.
Надо бы хорошенько встряхнуть и покружить ее, но экскаваторщику в кабине с высоты все видно. Да если бы экскаваторщика и не было, Николай не решился бы.
Николай беспомощно огляделся. Где же укрыть ее от мороза? В диспетчерскую идти неудобно. Вот разве в кабинке его «газика».
— Бежим!— сказал Николай и протянул Наташе руку.
Держась за руки, они добежали до «газика». Шофер Звягина, Володя, выглянул из стоявшей неподалеку набатовской «Победы».
— Едем, Николай Николаевич? Николай махнул рукой.
— Сиди! Мы погреться!
В кабине «газика» было тепло. Видно, Володя недавно прогревал мотор. Наблюдать за загрузкой ряжа вполне можно было и отсюда, и Николай упрекнул себя, что не догадался об этом раньше.
Николай открыл дверцу и усадил Наташу на переднее сиденье. Сам сел рядом, на место шофера. Подумал: надо еще прогреть мотор. Снял рукавицы, нащупал ключ: на месте. Проверил скорость и включил стартер. Мотор заработал, мелкой дрожью затрясся корпус машины.
— Мы как будто едем,— тихо сказала Наташа,— а ряж как будто уплывает от нас…
— Отвезти вас домой, Наташа? — предложил Николай.
— Нет… так ехать лучше.
Экскаватор, разворачиваясь, скользнул лучом прожектора по ветровому стеклу. Выхваченное на миг из темноты лицо Наташи казалось бледным, строгим и необыкновенно красивым.
Николай каждый раз, как луч приближался к кабине, поворачивал голову и смотрел на прозрачную прядь волос, выбившуюся из-под шапки-ушанки, на тонкий прямой нос, на строго сжатые пухлые губы. И ему казалось, что только теперь он в первый раз по-настоящему рассмотрел ее.
— О чем вы думаете, Наташа?
Она ответила не сразу. Может быть, она не расслышала его слов за рокотом мотора. Он хотел повторить свой вопрос, но она повернула к нему лицо.
— О жизни… Вам смешно, правда?.. Это так торжественно звучит. Я думала вот о чем. Каждый человек к чему-то стремится… Вот я стремилась на стройку, потом стремилась получить настоящую работу, и мне казалось, что если это сбудется, то мне больше нечего и желать. И когда вы сказали, что скоро я начну учиться на курсах и потом буду работать в котловане машинистом портального, я, так обрадовалась, что и передать вам не могу… А вот сейчас я представила себе, что все это у меня уже есть. Вот придут И скажут: садись на этот экскаватор и работай. И я сяду за рычаги и буду работать. И значит, все уже сбылось, и мне уже больше ничего не надо… Так ведь должна я чувствовать? А на самом деле не так. Мне этого мало! Я еще чего-то хочу… А чего, сама не знаю…
Николай не успел собраться с мыслями, чтобы ответить ей. В полосу света перед ряжем вышли две девушки. Обе в ватных фуфайках и брюках, заправленных в большие серые валенки. Обе очень похожие друг на друга, и различить их можно было только по тому, что одна на полголовы выше другой.
— Это мои подруги,— сказала Наташа.— Меня ищут.—Она открыла дверку и крикнула: —Я здесь, девчата!
Девушки подошли к машине.
— Ты что, здесь заночуешь? — спросила высокая.
А та, что пониже, сказала:
— Пошли, Наташка. Тебя ждем.
Николай снова хотел предложить отвезти их всех, но Наташа сказала:
— Идите, мне еще надо сводку подать.
Луч прожектора опять хлестнул по кабине и осветил лица Наташи и Николая.
— Понятно,—сказала высокая девушка и дернула за рукав подругу.— Пошли, Люба.
Николай чувствовал, что Наташе хочется продолжить начатый разговор, но им опять помешали. Двойным коротким гудком экскаваторщик вызывал к себе начальника участка.
— Посидите, я сейчас,—сказал Николай.
— Нет, я с вами. Я уже согрелась.
И они, опять взявшись за руки, побежали к экскаватору.
Машинист выглянул из кабины и доложил Звягину, что ряж больше не грузнет. Николай подошел к ряжу. Надо льдом осталось всего пять венцов.
— Все правильно,—сказал Николай экскаваторщику.— Ряж сел на дно. Дай еще пару гудков.
Но Набатов, Швидко и Перевалов уже спешили к ряжу. Николай побежал им навстречу.
— Все, Кузьма Сергеевич, посадили на дно! — Отлично! — сказал Набатов.
— Эх, Николай Николаевич!—-сказал Терентий Фомич.— Инженер ты отменный, а вот строевой подготовки, видать, не нюхал. В таком случае положено начальству рапортовать по всей форме. Упустил такой случай!
— Полно, старик, задираться,— сказал Набатов.—Иди к ряжу. Он тебе по всей форме отрапортует.
— Пять венцов вкруговую,—сказал Терентий Фомич, оглядев ряж со всех сторон.— Аккуратно сел.
Высокий, плечистый человек в мохнатой шапке подошел к Набатову.
— С первой удачей, Кузьма Сергеевич!
— Кузьма Прокопьич! Тезка! — обрадовался Набатов, узнав старого лоцмана.— Спасибо, отец, на добром слове! Какими судьбами?
— Сына проведать пришел,—пояснил Воронов. Набатов вспомнил их разговор на переправе и улыбнулся.
— Наверняка, Кузьма Прокопьич. Как обухом бьют.
— Ну, матушка Ангара! — Воронов сиял шапку и истово поклонился.— Просим прощения. Теперь тебя засупонили.
Набатов решил лететь в Москву на ТУ. С осени этого года открылась скоростная линия, обслуживаемая реактивными ТУ-104. Даже потратив несколько часов на пересадку, можно было добраться в Москву быстрее. Окольная дорога оказывалась короче.
Но не так важны были в конце концов несколько выгаданных часов — интересно было познакомиться с последним достижением нашей авиационной техники.
Софья Викентьевна отговаривала. В ее понимании опасность полета увеличивалась соответственно его быстроте.
Кузьма Сергеевич пытался ее переубедить простым арифметическим подсчетом: при полете на обычном самолете находишься в воздухе восемнадцать часов, при полете на ТУ-104 — всего шесть; таким образом, опасность, если она и есть, сокращается ровно в три раза.
Софья Викентьевна возражала, ссылаясь на мудрое правило предков:
— Тише едешь — дальше будешь.
— Тогда, мать, надо ехать на кобыле, а того лучше — пешком.
Софья Викентьевна ответила, что, конечно, это было бы самое надежное. Зато Аркадий был безоговорочно на стороне отца, и Кузьма Сергеевич с удовлетворением отметил, что большинством голосов принимается решение в пользу новейшей техники.
В аэропорту Кузьма Сергеевич пробыл недолго. Едва он вошел в переполненный людьми вестибюль вокзала, как строгий женский голос объявил по радио: «Пассажир Набатов, прибывший из Устья, подойдите к кассе номер один для оформления билета». Кузьма Сергеевич похвалил себя за предусмотрительность: он накануне позвонил в приемную облисполкома и попросил забронировать место в ТУ-104,— и подошел к окошечку кассы.
Путешествие получалось не просто быстрым, а прямо-таки стремительным. Немного огорчило, что не удастся пообедать: Кузьма Сергеевич любил перед полетом закусить поплотнее. «Пообедаю в Омске, ждать всего три часа»,—утешил он себя.
Через несколько минут пригласили на посадку. Стройная девушка в темно-синем, опушенном мехом жакетике, с красной повязкой на рукаве пропускала пассажиров по одному на перрон. Она проворно отбирала посадочные талоны и успевала еще сверяться со списком и делать там пометки. Кузьма Сергеевич обратил внимание на ее сосредоточенное, очень миловидное лицо: «Специально, что ли, таких хорошеньких подбирают?»
Набатов впервые видел ТУ-104. Самолет был очень велик и все же не казался громоздким. Изящный, стремительный даже в своей неподвижности, стоял он с откинутыми назад крыльями, готовый в любой момент ринуться вперед. Это было реальное воплощение самого понятия быстроты. Каждая деталь его облика — и синяя полоса вдоль стройного фюзеляжа и даже резкий излом скощенных назад, словно сдутых ветром, красных букв монограммы «ТУ» — подчеркивала эту главную его сущность. «Вот так красиво и нам надо строить», — подумал Набатов.
— Места указаны в билетах,— напомнила дежурная,, пропуская пассажиров на посадку по широкой двухмаршевой лестнице.