Гремящий порог

Да, славно бы побродить с ружьишком… Но все это только себя дразнить. Зверю и большому и малому нечего бояться. Пусть еще год-другой скачут, рыщут, жируют по таежному приволью. А там придется уходить на новые места. А здесь, даже здесь, на горе, будет ходить крутая волна нового, человеком созданного моря…

Вот, чтобы это море скорее заплескало, и едет сегодня Перевалов, поднявшись до свету, по глухой, еще не проснувшейся тайге.

Вроде бы не за свое дело взялся. Можно было отправить в Черемшанск за врубовой машиной снабженца или. механика. Но Перевалов сам вызвался. В Черемшанске первым секретарем горкома Зимарев Алексей Прокопьевич — вместе учились в партийной школе. Он поможет. В этом все дело. Сейчас не то что день — час дорог.

Применить для резки льда врубовую машину предложил начальник механизации Бирюков. Терентий Фомич сердито замотал лысой головой и сказал, что ничего не выйдет. Бирюков тут же набросал на листе бумаги схему, как переоборудовать врубовку. Врубовка уголь режет. А лед все-таки податливее угля. Набатов, по-видимому, не очень поверил в идею Бирюкова, но сказал, что надо испытать: все равно лучшего решения пока не нашли. Только времени уйдет много. Надо обращаться в совнархоз. Совнархоз даст команду Черемшанскому тресту. Трест будет решать, на какой шахте взять машину. На шахте станут упираться: отдать машину — сорвать план. И так далее…

Тогда Перевалов и сказал:

— Беру это дело на себя. Поклонюсь Алексею Прокопьичу. Поможет по старой дружбе.

В пути сделали только одну остановку, возле чайной в большом районном селе Танхой. У Перевалова и здесь были однокашники, которые, конечно, приняли бы его с распростертыми объятиями, но опять-таки гостевать не было времени.

Уже начало смеркаться, когда на горизонте вырос темный курящийся дымком конус террикона. Пока поравнялись с отвалом, сумерки загустели, и стали хорошо видны огоньки, как будто перебегающие по его склонам.

Проехали еще немного, и к обочинам шоссе начали лепиться низенькие, подслеповатые домики городского предместья.

— Теперь куда? — спросил Сеня.

— Пока прямо, потом покажу сворот. В горком заедем. Узнаем у дежурного, где живет секретарь.

Улица взбежала на гору и уперлась в двухэтажное, почти кубическое здание с четырьмя непомерно толстыми колоннами по фасаду.

«Это уж не украшательство, а устрашательство»,— подумал Перевалов. Засмеялся и хлопнул Сеню по плечу.

— Слезай. Приехали.

Разыскивать квартиру не пришлось. Первый секретарь Алексей Прокопьевич Зимарев еще не уходил из горкома.

— Покорителю рек! — закричал он, увидев в дверях Перевалова.— Каким тебя ветром занесло? — И,, не дожидаясь, пока гость подойдет в столу, поспешил ему навстречу..

«Все такой же шустрый, не огрузнел»,— подумал Перевалов, с удовольствием разглядывая коренастую, молодцевато подтянутую фигуру Зимарева.

Они не виделись больше двух лет, но Алексей Прокопьевич нисколько не изменился. Так же по-юношески подвижен, так же задорно торчат коротко подстриженные светлые волосы. И взгляд такой же молодой и веселый.

— Вот молодец, что не проехал мимо! — продолжал Алексей Прокопьевич.— В столицу или из столицы?

— Не туда и не оттуда,— тоже улыбаясь, ответил Перевалов.— Прямо к тебе.

— Из Устья?

— Сегодня утром выехал.

— Сегодня утром!—изумился Алексей Прокопьевич.— Шестьсот километров за день отмахал. Видать шофер у тебя на уровне.

— Шофер не плохой. Мы за рулем напеременку.

— Ну да, ведь ты танкист.

— Механизатор,— скромно поправил Перевалов.

— Понятно. Ну, раздевайся, садись. Гостем будешь. Сейчас я домой позвоню…

— Обожди,— попытался остановить его Перевалов,— Я не гость, а проситель…

— Еще лучше,— не дослушав его, возразил Алексей Прокопьевич, а сам уже кричал в трубку: — Квартиру Зимарева, пожалуйста… Настя?.. Гость у нас… Самый большой человек на Ангаре, Семен Александрович Перевалов… Все такой же красивый… Нет, нет, долго не задержимся… Конечно, конечно, и минеральной и натуральной… Через полчаса нагрянем.

— Материальную базу подвели,— сказал Алексей Прокопьевич, положив трубку.—Так, говоришь, проситель? Чего же просить будешь? Угля?Ни к чему тебе вроде.

— Сами уголь добывать будем. Приехал к тебе просить врубовую машину.

Алексей. Прокопьевич вежливо улыбнулся.Но Перевалов продолжал уже серьезно:

— Сейчас от этой врубовки, а по совести сказать— от тебя очень многое зависит. Если хочешь знать, перспектива всей области.

И Перевалов подробно рассказал Зимареву, какое положение создалось на стройке и для чего понадобилась врубовая машина.

— Понятно! — сказал Алексей Прокопьевич, выслушав обстоятельный рассказ Перевалова.— Начальство действует по инструкции: Был и у меня такой случай. Потом расскажу. А Набатов твой — правильный мужик. Настоящий большевик. И врубовая машина у вас будет. Сейчас, не отходя, и займемся этим делом.

Поздно вечером после отменного ужина, когда Се-ня Зубков уже сладко посапывал в теплой постели, а хлебосольная хозяйка, простясь с гостем, ушла к себе, Перевалов напомнил Алексею Прокопьевичу:

— И у тебя, говоришь, случай был?

— Это, брат, такой случай,— оживился Алексей Прокопьевич,— что не враз поверишь. Тоже инструкция! Это, брат, страшная штука, если инструкцией вооружить дурака или, того хуже, равнодушного человека.— Алексей Прокопьевич вынул из кармана пачку «Беломора», протянул гостю. Тот покачал головой. Алексей Прокопьевич закурил, затянулся раз-другой и начал рассказывать: — Дело было так. Работал я тогда в Шилкинском районе. Тоже первым. Район, ты знаешь, таежный. Основная промышленность — лесозаготовки. Пять леспромхозов. У каждого план. По заготовке древесины и по вывозке. Ну, понятно, в плане все согласовано: сколько заготовить, столько и вывезти. Все вроде правильно. Но только на бумаге, а на деле получается чехарда. План по заготовке выполняем. Лес валим, разделываем, штабелюем. А вывозить

не успеваем. Особенно был такой леспромхоз Верхне-Кудинский. Глушь. Места гористые. Дороги плохие. Заготовили сорок тысяч кубов. Вывезли тридцать, а то и двадцать пять,, На следующий сезон такая же история. А план, заметь, каждый год спускают: сколько заготовить, столько и вывезти… Пишу в Москву, в главк, тогда еще совнархоза не было. Прошу: учтите остатки заготовленного леса. И давайте план соответственно: заготовить — меньше, вывезти — больше. Отвечают: нельзя. Как нам планируют, так и мы вам. А у нас скопилось в тайге, на дальних участках, штабелеванного лесу больше пятидесяти тысяч кубов. Лежит год, лежит два. Лесники крик подняли. Развелся в штабелях короед. Точит бревна и здоровый лес на корню заражает. Приехала из главка комиссия. Судили, рядили и решили: лес этот списать по акту, чтобы не заражал местность, сжечь. Пятьдесят тысяч кубов строевого леса сжечь! Приходит ко мне начальник леспромхоза, показывает акт, а у самого руки трясутся и челюсть ходуном ходит.

— Что решил? — спрашиваю.

— Приказано сжечь. В недельный срок.

— Ну,—говорю,— где неделя, там и две. Завтра соберу председателей колхозов. Строевой лес всем нужен. Они тебе заплатят деньги и недели в две вывезут твой лес.

— Не могу,— говорит.— Продать строевой лес без наряда — тюрьма.

— А жечь можно?

— При наличии акта по инструкции положено сжигать.

— А продать по инструкции нельзя?

— Без наряда нельзя.

Написали мы с ним письмо в главк. Получили ответ: безнарядный отпуск леса запрещается категорически. А время идет. Начальник леспромхоза снова приходит ко мне.

— Как хотите, Алексей Прокопьич, я человек маленький, нет у меня такой власти — приказы главка отменять. Велел завтра жечь.

Тут я пошумел немного. И кулаком постучал.

— Если у тебя власти мало, у меня хватит. Как только первый, штабель запалишь — на бюро! Из партии исключим и с прокурором, познакомим. Потом пиши письма родителям… и своему главку. Вот так вот!…

— И чем же это все закончилось? — спросил Перевалов, когда Алексей. Прокопьевич оборвал свой рассказ.