Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 23



Как убить вампира, это понятно и давно известно любому мало-мальски грамотному школьнику. А от как убить вампира другому вампиру? Согласитесь, что двое бессмертных, вооруженных молотками и вбивающие друг другу в грудь осиновые колья выглядели бы несколько нелепо, да и кроме того, осиновый кол вкупе с молотком вряд ли является самым удобным видом оружия для ближнего боя, и без труда пользоваться им под силу разве что Ван Хельсингу. (Я заметил, что Ван Хельсинг частенько возникает в моих мыслях, и этому есть свое объяснение. Вампир является пугалом для обычного человека, для обычного же вампира пугалом служит охотник на вампиров. Стокер же описал свой экземпляр достаточно реалистично, так что после публикации его творения в нашей среде имя Ван Хельсинга стало нарицательным, обозначающим смертного, от которого может исходить угроза.) Дуэльные пистолеты, автоматы и даже гранатометы тоже мало способны поспособствовать в этом деле. А если отрубить вампиру голову, он будет так же мертв, как и с осиновым колом в груди. Поэтому свои внутриплеменные проблемы вампиры решают в поединке на мечах. Ничего не напоминает? И мне тоже. Думаю, что Рассел Малкехи, когда работал над своим «Горцем» был знаком с кем-то из нашего народа. В его фильме бессмертные сражались при помощи холодного оружия, пытаясь отрубить противнику голову. Единственный момент, который он опустил, это тот факт, что его бессмертные не пили кровь. Но все же тонкий намек на истинную природу бессмертных у Рассела проскочил, я имею в виду, они не пили кровь, но высасывали энергию из поверженных врагов. Возможно, на экране это выглядит более эстетично, чем прокалывание яремной вены.

Конечно, когда вампир убивает другого вампира никакая жизненная сила убитого не перетекает в победителя, и даже я выпью кровь поверженного врага, она не сделает меня сильнее. Просто одним вампиром в мире станет меньше. И, в отличие от бессмертных Малкехи, вампиры не кладут свою жизнь, чтобы выследить и уничтожить всех своих соплеменников, оставшись при этом последним и единственным представителем своего народа с сомнительной возможностью потерять всю свою силу. Я только дважды использовал меч в поединке. Тот факт, что я до сих пор жив, может рассказать вам об исходе тех схваток лучше меня.

И именно этот меч кто-то очень настойчиво хотел купить. Приходивший ко мне толстяк вряд ли присматривал его для себя, скорее он был посредником. Если так, то посредником для кого? Неужели в моем окружении окопался другой вампир, да еще и враждебно настроенный? Или это просто паранойя.

Но что бы ни говорили о параноиках, мне известно одно: живут они дольше.

Гиены

— Алло.

— Эдик, это ты?

— Тенгиз?

— Эдик, где Вася?

— В смысле?

— Реально, Эдик, где твой Вася?

— А что случилось, Тенгиз?

— Ничего! Ничего не случилось, реально, ничего! А я тебе бабки зачем давал? Чтобы случилось, да?

— Я… Клиент?

— Жив, реально, это я тебе говорю! Где твой Вася? Где бабки?

— Тенгиз, я не знаю…

— Я конкретно разбираться с тобой буду, Эдик. Ко мне реальный человек пришел, Тенгиз, говорит, есть у меня дело, человечка одного убрать надо, людей знаешь? Я к тебе пришел, денег тебе дал, что ты сказал? Сделаем, Тенгиз. Все сроки прошли, Эдик, почему не сделали? Денег мало? Так ты сам сумму назначал…

— Тенгиз, Вася должен был…

— Должен, не должен, мое дело какое? Ты меня не уважаешь. Понятия не уважаешь, слова не держишь…



— Тенгиз, я верну все деньги…

— На… я твои деньги вертел! Мне деньги не нужны! Вася тебя подвел, ты меня подвел, понимаешь? А я человека подвел, большой человек, между прочим. Как теперь в глаза смотреть? Короче, Эдик, тема такая: ты кого знаешь? Кто за тебя перед братвой врубится? Ты разборки хочешь, Эдик? Или, может быть, войны? Я тебе все сделаю, браток.

— Тенгиз, сегодня же мы вернем вам все деньги. И сегодня я лично прослежу, чтобы парни этого суслика убрали. И Васю тоже.

— Двадцать четыре часа, Эдик, двадцать четыре часа. Или ты мне их обоих упакуешь… Или тебя самого упакуют, понимаешь?

— Сделаем, Тенгиз.

— Сделай, Эдик, сделай. Ты меня знаешь, я шутить не буду, реально.

— Они оба трупы, Тенгиз, обещаю.

— Двадцать четыре часа, Эдик.

— До свидания, Тенгиз.

Псы

Отец Доминик был крепко сбитым моложавым мужчиной лет сорока. Он имел смуглую кожу выходца с Апеннинского полуострова, темные курчавые волосы, сквозь которые робко начинали пробиваться первые побеги седины, напоминающей о суровой работе отца Доминика, и лицо сицилийского крестьянина, суровое, словно вырубленное из цельного куска горной породы, потемневшее на солнце и обветренное от долгого пребывания на свежем воздухе, и с этого лица на мир смотрели ярко-голубые глаза.

Отец Доминик носил мирскую одежду, черные брюки и пиджак, темную рубашку, и лишь белый стоячий воротничок выдавал в нем священника. Впрочем, в России, среди исповедующих несколько иную религию, воротничок отца Доминика не очень-то и выдавал. Такие воротнички граждане современной России видели только в западных видеофильмах. Российский же священнослужитель должен ходить в рясе, быть повышенно бородат и обладать низким зычным тембром голоса.

Отец Доминик был членом ордена Красных братьев, небольшого и абсолютно секретного боевого отряда Ватикана. Воины Христовы, большую часть которых составляли помилованные преступники, вдохновляемые на борьбу со злом несколькими истинными священниками, вот уже третий век истребляли населяющую мир нежить. Отец Доминик был специалистом по вампирам.

Русским он владел не безупречно, но изъясняться мог довольно-таки сносно, сказывались долгие годы изучения языка по самоучителям и беседам с немногими братьями, преодолевшими коммунистический барьер. Еще в начале сороковых Ватикан был сильно встревожен положением дел, сложившимся в Империи Зла. Церковь в стране перестала существовать, как таковая, душами людей овладел атеизм, а если в народе нет веры в Бога, нет и веры в его вечного противника, Сатану, и в его отродья тоже, соответственно. Несколько тайных групп попытались проникнуть на территорию СССР еще в те, доперестроечные времена, но были выловлены всемогущим тогда КГБ и объявлены американскими шпионами, что заставило Ватикан принять политику ожидания, ведя в то же время тщательную подготовку боевых отрядов, и, как только это стало возможно, Папа тайным указом направил в Новую Россию своих боевиков. Поначалу они действовали на нелегальном положении, однако потом существование нежити признала и Русская Православная Церковь, и ватиканские бойцы обрели статус этаких «военных советников». Официально Русская Православная и Католическая Церкви не имели ничего общего, но их объединенные отряды рыскали по стране, выявляя и уничтожая расплодившуюся за семьдесят лет атеизма нечисть.

Как известно, Церковь является одной из старейших организаций в мире и как никто умеет хранить свои секреты.

Сейчас в группе отца Доминика было пять человек. Мануель Вега, полуиспанец-полупортугалец, высокий тридцатипятилетний мужчина, одинаково хорошо владеющий приемами стрельбы из всех видов стрелкового оружия, мастер рукопашного боя и один из лучших фехтовальщиков мира, был ветераном кампании отца Доминика: он состоял в ордене уже двенадцать лет. Это был очень высокий показатель, отметка средней продолжительности жизни Братьев колебалась около двадцати восьми, двадцати девяти лет, или — около пяти лет после вступления в Орден. Лучшим, чем у Мануеля, послужным списком мог похвастаться, при условии, конечно, если бы бахвальство входило в набор привычек сурового священника, только сам отец Доминик.

Брат Александр был отставным кадровым военным, офицером, побывавшим в свое время и в Афгане, и в Нагорном Карабахе, принимавшим участие в первой чеченской войне. Насмотревшись на зло, творимое от имени правительства страны, и не найдя призвания в мирной жизни, он повернулся душой к Богу, но и в тихом покое монастыря был несчастлив, пока настоятель, получивший задание присматривать подходящих для дела священнослужителей, не предложил ему войти в отряд.