Страница 7 из 17
Бессовестная де ла Мотт сыграла на хорошо всем известной неприязни, какую королевская семья питала в отношении кардинала-герцога. Пользуясь доверием Рогана, она сумела убедить его, что он, Роган, является предметом "галантных" чувств ее величества, скрываемых за внешней холодностью, и что будто бы королева открылась в этом именно ей, графине де ла Мотт, тайной своей наперснице. В доказательство интриганка устроила фатоватому Рогану свидание с "королевой", на роль которой была подобрана сообщница, имевшая некоторое сходство с Марией-Антуанеттой. Поздним вечером в одной из боковых аллей Версальского парка, в темноте, усугубленной низко стлавшимися облаками, на какие-то считанные мгновения "королева" предстала перед кардиналом, чтобы произнести несколько обрывистых и туманных фраз и позволить приложиться к руке. А следующим шагом коварной графини было испросить у кардинала в виде аванса за обещанный фавор посредничества в покупке ожерелья, каковое Мария-Антуанетта пожелала будто бы приобрести втайне от Людовика XVI.
Кардинал сам привез ожерелье в Версаль, в дом де ла Мотт. Почему-то королевы, вопреки обещанию, там не было, но кардинала устроило объяснение, что Мария-Антуанетта не может отлучиться из дворцовых покоев и поручила принять драгоценность наперснице. Едва за ним закрылась дверь, как супруги де ла Мотт, не откладывая деда в долгий ящик, принялись разделывать ожерелье кухонным ножом. На следующий же день граф удрал на перекладных в Лондон, захватив с собой самые крупные бриллианты, которые ему потом удалось сбыть ювелирам на Бонд-стрит. Графиня же почему-то замешкалась и несколько месяцев спустя, когда афера раскрылась, попала в руки правосудия.
Вышеизложенное, однако, всего лишь версия преступления, та именно, на которой в конце концов остановилось официальное следствие. Обвиняемая де ла Мотт категорически ее отвергла.
Нет, она не запятнала своими показаниями ни королеву Франции, ни кардинала-герцога.
По ее версии, в общем довольно путаной, инициатором и душою предприятия оказывался граф Калиостро, имевший неограниченное влияние на Рогана. Осуществив аферу чужими руками, Калиостро, по ее словам, забрал себе самые крупные бриллианты, а остальные отдал графу де ла Мотт для реализации в Лондоне. Кардинал же оказался просто игрушкой в руках "подлого алхимика" и "фокусника". Саму себя де ла Мотт изобразила послушной исполнительницей воли его преосвященства.
Пока тянулось в продолжение долгих месяцев следствие и Калиостро сидел в Бастилии, а графиня де ла Мотт – в тюрьме Сальпетриер (Роган также был взят под стражу), на всю Европу разгорался скандал. Мария-Антуанетта сама предала гласности дело (которое могла бы и замять), рассудив, что в противном случае поползут компрометирующие ее слухи. И вот всякая подробность, всплывавшая по ходу следствия, попадала в парижские газеты и становилась предметом жаркого обсуждения. Нельзя сказать, чтобы парижан так уж волновали интимные стороны жизни Версальского дворца. Но именно растущая отчужденность, какую в канун революции буржуазия и народ Франции, и в первую очередь Парижа, испытывали в отношении монархии. придала особый резонанс делу об ожерелье. Потому что это громкое уголовное дело – "кража века", как сказали бы сегодня, – несмотря на все предосторожности следствия серьезным образом дискредитировало королевскую семью, двор, режим в целом.
Парижане не поверили, что всю ответственность за преступление несут Жанна де ла Мотт или Калиостро (или оба вместе), а королева и кардинал ни в чем не повинны – слишком много оставалось в этом деле темных, непроясненных мест. Что касается популярного Калиостро, то ему даже удалось привлечь на свою сторону значительную часть общественного мнения: обвинения в его адрес оставались неподкрепленными и чем дальше двигалось дело, тем больше выглядел он жертвой королевского произвола, а потому невольно вызывал к себе сочувствие демократических кругов. Заметим, что и на скамье подсудимых Калиостро нисколько не изменил своей роли. Современник (граф Беньо) иронически замечал по этому поводу: "Мэтр Тилорье (адвокат Калиостро. – Ю. К.) устремился на защиту чудес. Впервые под сводами Дворца правосудия раздавалась речь о таких вещах, как подземелья Мемфиса и лабиринты пирамид, откуда вышел герой". Однако по существу дела Калиостро защищался с помощью своих адвокатов успешно. Сильным его местом было алиби: передача ожерелья состоялась 29 января 1785 г., а "великий кофт", как мы знаем, прибыл в Париж из Лиона только на следующий день, 30-го. Правда, обвинение не без резона делало акцент на том, что он состоял в интенсивной переписке с Роганом и мог бы дирижировать аферой на расстоянии, что не случайно он прибыл в Париж как раз на другой день после кражи и что, наконец, он успел туда за несколько часов до того, как граф де ла Мотт уехал в Лондон. Но, так или иначе, обвинение не сумело разрушить построений защиты.
31 мая 1786 г. на заключительном заседании парижского парламента, рассматривавшего дело в качестве высшей судебной инстанции, Калиостро был оправдан. Разумеется, был оправдан и кардинал Роган. Жанна де ла Мотт была признана виновной и приговорена к пожизненному тюремному заключению. К пожизненным галерам заочно приговорили и ее супруга.
На следующий день во внутреннем дворе тюрьмы Сальпетриер графиня де ла Мотт, как воровка, была подвергнута унизительной процедуре бичевания и клеймения каленым железом. На исходе того же дня, около полуночи, Калиостро вышел из Бастилии. Несмотря на поздний час и на то, что накрапывал дождь, за подъемным мостом его ждала многотысячная толпа. Здесь были поклонники, "братья" масоны, но были и просто парижане, видевшие в нем невинного человека, сумевшего вырваться из цепких лап королевской полиции. "Великого кофта" подхватили на руки и так несли до самого его дома.
Дело об ожерелье, однако, на этом не закончилось. Граф де ла Мотт, скрывавшийся где-то в Англии от разыскивавших его там французских полицейских агентов, внезапно дал о себе знать. В пространном письме, опубликованном лондонской газетой "Морнинг кроникл", он заявил, что, если не будет "восстановлена справедливость", ему придется предать гласности некие письма, обладателем которых он, по счастью, является и которые откроют "всю правду". О том, что это не была пустая угроза, свидетельствует последовавшая реакция Версаля. Известно, что в конце 1786 г. оттуда прибыли в Лондон две высокопоставленные придворные дамы, имевшие задание выкупить упомянутые письма. Среди аккредитованных в Версале иностранных дипломатов ходил слух, что письма эти были написаны королевой и что их удалось вернуть за 4 тыс. луидоров.
А спустя несколько месяцев произошла удивительная вещь: Жанна де ла Мотт совершила побег из тюрьмы Сальпетриер, где она находилась под усиленной охраной. Побег был обставлен таким образом, что не приходится сомневаться: организован он был "сверху", каким-то очень могущественным заступником. Под чужим именем клейменая графиня благополучно прибыла в Англию, где французским полицейским так и не удалось разыскать ее мужа. А еще несколько позднее в Лондоне увидела свет со "Оправдательная записка", где графиня, хотя и не вполне поступилась, по ее словам, "скромностью", все же была гораздо слабее на язык, нежели на следствии. Она утверждала, например, что в ночной мгле Версальского парка Рогану являлась Мария-Антуанетта собственной персоной и что это их тайное свидание было далеко не единственным. В Версале позаботились о том, чтобы скупить и уничтожить почти весь тираж этой брошюрки, но в 1792 г. по распоряжению революционного конвента она была переиздана, как документ, изобличающий старый режим.
Мысль о том, что, по какому бы то ни было делу, можно допросить королеву Франции, в 1786 г. показалась бы фантастической. Но семь лет спустя допрос состоялся: ненавистная народу "австриячка" – тогда уже экс-королева – предстала перед революционным трибуналом (к тому времени Жанна де ла Мотт покончила жизнь самоубийством в Лондоне, Роган умер в парижской тюрьме, а Калиостро сидел в тюрьме римской). Допрашивал общественный обвинитель Фукье-Тенвиль: