Страница 5 из 22
Еще бы! В Украине, как ни в одной стране, ему на поклон приходили руководители оппозиционных партий, низко склоняли головы и даже ползали на четвереньках и в его лице благодарили великую страну за намерение вытащить ридную неньку Украину из несуществующих когтей старшего брата, русского медведя Потина. Даже Юля, находясь на отдыхе в Харькове, именуемом тюрьмой, слала длинные унизительные письма ему, Джефри, часто намекая на личные, неизвестно откуда взявшиеся симпатии.
Почувствовав усталость от разговора с Эштон, Пейетт поднялся и вышел из кабинета, едва заметно подпрыгивая, как козел, у которого в недавнем прошлом волк поранил переднюю и заднюю ногу.
– А, Вальцманенко, хелоу, хелоу. Я в туалет, а ты подожди. Помаршируй здесь, только ничего не трогай.
Петя сильнее прижал руки к бедрам, но не выпускал мешок с долларами, трижды попытался совершить челобитную, но дверь всякий раз при наклоне головы, автоматически раскрывалась.
– О великий, мудрый, – произносил он всякий раз, получая по кумполу дверным полотном.
«Вот это да! – мелькнуло в пустой голове. – Тут даже челобитную не принимают. Не то, что в Москве у Плотина, то бишь у Потина, специальный пень с зазубринами стоит для челобитной. Интересно, а деньги примут на революцию?»
Посол долго пребывал в туалете. Надо признать, туалет был роскошный: кабинка для сидения, кабинка для стояния, и только для мужчин. Кругом зеркала, можно было разглядеть не только лицо, но и крохотный отросток выше мешочков, и пупок, и ягодицы, но посол на этот раз долго рассматривал свое бледное личико, немного искривленный нос. Больше его раздражали глаза, один серый, второй неопределенного цвета и два кривых зуба на нижней челюсти, которые все время приходилось зажимать нижний губой, так как они слегка выползали наружу.
Зубы можно было бы давно поставить на место, поменять их на фарфоровые, белоснежные, а вот что делать с глазами, носом, щеками…Придется повременить…до окончания революции на Украине и присоединения Крыма к Америке. Поэтому посол задержался дольше обычного, он не знал, что Вальцманенко страдает отсутствием мышц в ногах, не может долго стоять, мышцы ватные: он нигде не стоит долго, даже не ходит пешком, он проводит жизнь в кровати ночью, а днем в Мерседесе. И все время в положении то лежа, то сидя.
Джефри понял это, когда вернулся, и увидел Вальцманенко, распластавшимся на полу в обнимку с мешком, полным долларами.
– Вальцаманенько, дорогой, стэнд ап, стэнд ап. Ты же спонсор революции.
Он прошел в кабинет, не подав гостю руки, чтоб помочь подняться, а Вальцманенко пришлось сначала встать на колени, несколько раз охнуть, оставить мешок на полу и только потом подняться, и пройти в кабинет.
– Сит даун плиз, седай плиз, дорогой гость! Кафа, кафа, Келли, кафа. У тебя болшой мешок, тяжелый мешок, что там в этом мешке? Это не опасно для посла США? Келли, почему пропустила Вальцманенко с мешком на плечах? Будешь уволена, Келли.
Испуганный Вальцманенко принялся развязывать мешок, но Пейетт тоже испугался и присел под столом.
– Великий человек США Пейетт, освободитесь от подозрений! В этом мешке часть долларов, национальная валюта США и всего мира. Я перечислю эти деньги на революцию. Келли, помоги развязать мешок. Это жена в целях безопасности так затянула шнурки.
Келли быстро развязала мешок, вытащила пачку стодолларовых купюр и бросила под стол.
– Смотри, – произнесла она и расхохоталась. Посол тоже расхохотался, живо поднялся и выхватил мешок у Вальцманенко.
– Ты свободен, Вальцманенко, – произнес он, швыряя мешок с деньгами в сейф.
– Мне велели перевести на этот номер, на карточку, как бы? – с тревогой спросил Вальцманенко.
– Это мой номер моей карточки, а то, что ты передал мне мешок с долларами, переводить не надо.
Петро радостно вздохнул: гора с плеч свалилась, и вышел из кабинета посла.
За дверью томились лидеры украинской оппозиции с Наливайразливайченко в обнимку.
4
Вальцманенко не знал, на какую ногу хромать, лучше на обе попеременно, решил он, и поплелся к выходу. Его уже ждал водитель Кавун, сидя в новеньком Мерседесе, недавно купленным Вальцманенко за 650 тысяч долларов.
– Помоги сесть, что сидишь, как баран перед новыми воротами? Я чертовски устал. Мой друг Пейетт два часа разговаривал с президентом США в моем присутствии и передавал от меня приветы и заверения в преданности американскому и своему народу. И все об Украине, нашей ридной неньке. И обо мне, конечно. Не мог же он меня обойти, как будущую важную личность а, возможно, и как президента.
– Так ваши корни в Израиле, – съехидничал Кавун. – Там не хотите стать премьером?
– Ну и что же? Миллиарды-то я заработал здесь. И всю жизнь прожил в Украине. И Украина простила мне все мои грехи, вот почему она стала ридной. А ты такие вопросы не задавай больше. Заводи мотор.
Пять минут спустя Вальцманенко уже был на Майдане. Здесь кипела работа, как в цыганском таборе. Нельзя было не поразиться слаженной работе многочисленного коллектива, насчитывающего уже свыше пятисот человек. В этом человеческом гуле уже довольно отчетливо слышалось одно и то же – гав, гав, гав! И все в адрес проклятых москалей, которые набрались наглости и шагают по Украинской Красной площади в Москве.
Во многих палатках звучала американская музыка, командиры во главе с Пару-Убием присматривали, где бы установить сцену, католические священники пели: храни господи бийцив за свободу неньки Украины!!! Они тут же освящали биты, арматуру с острыми наконечниками и большое количество бутылок с зажигательной смесью. Архиепископ Говнозар, у которого пузо выпирало на два метра вперед, очень тяжело передвигался и казалось, что от этого у него периодически выступают слезы на глазах, заплывших жиром. Вскоре подошли два человека в черных рясах с длинным украинским рушником, которым Говнозар подпоясался. А люди в черном стали по обе стороны владыки, ухватились за оба конца, поддерживая таким образом отвисшее пузо. Говнозар сразу повеселел и продолжил соревнование с владыкой, раскольником Филаретом, тщедушным хохленком в позолоченной мантии с крестом в руках. Но Говнозар заткнул украинского владыку Филарета за пояс своим могучим бандеровским голосом с переливами и брызжущий на два метра слюной. Он оплевал Филарета, как дохлую муху, и Филарет смылся.
Петро не понял, зачем это делается и подошел к одному тонкоствольному, точнее тонконогому священнику из Ивано-Франковска Дмитрию Какуляку и спросил:
– Ваше благородие, не грешно ли освящать орудия убийства наших врагов?
– Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас, – запел божий слуга из Ивано-Франковщины Какуляку и дал поцеловать крест. – Ты, раб божий, как тебя?
– Петро!
– Помилуй раба Божьего Петра, аллилуйя, аллилуйя! Целуем крест. Бог нам, католикам, дал право благословлять все живое и неживое, способное умертвить москалей и всех тех, кто им симпатизирует. Когда мы их будем убивать, католические священники должны благословлять наших доблестных бойцов – бандеровцев на пролитие черной москальской крови. Господи помилуй и благослови!!!
– Ну, с таким народом мы через неделю будем гулять по Красной площади в Москве, а нынешнего президента положим рядом с Лениным, пусть обнимаются и целуют друг друга. Не зря я отстегнул такую сумму. Надо, отстегну еще столько же.
Он хотел поговорить с командиром майдана Пару-Убием, но тот носился по лагерю, давал команды не членораздельным языком, потом отменял их, потом давал другие команды, потом проклинал всех неверных и призывал четвертовать их на глазах у детей, а детей сжигать в печи и только, когда произнес любимую фразу:
– Я вам уже семнайдцать раз говорю, – его все поняли, и громко рявкнули: Слава Украине!
Далее выступила известная украинская певица Руслана.
Она заверила доблестных бойцов имени Степана Бандеры, что если майдан не одолеет на этот раз проклятых москалей, засевших в Киеве и их пособников, то она, всемирно известная певица, принесет себя в жертву. Она поднесет спичку к своему телу, уже облитому бензином, и сгорит, аки спичка, на глазах у всего мира. Угроза поджечь себя была встречена толпой с восторгом, а Пару-Убий подкрался с зажженной спичкой, но Руслана и не думала заживо сгореть за идеи Майдана, и не обливала себя бензином. Она красиво врала. Все врали и она врала. А почему бы нет?