Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 22

Для многих бугаев это было высшим кайфом, и ценилось больше, чем тридцать тысяч долларов Коломойши за три головы с выколотыми глазами, обмотанными скотчем.

В этот раз боец Калоша, отсидевший восемь лет за групповое изнасилование несовершеннолетней, принес Ирине три головы, а четыре и считал, что одной ночи маловато, а она, не спавшая всю предыдущую ночь, крепко заснула. В двенадцать дня у двери спальной раздался выстрел из пистолета. Оба вскочили и подняли руки вверх. В двери показался командир батальона Мельничук, он сделал еще один выстрел в потолок и сказал:

– Что ж ты, сука, нарушаешь режим. Твои однокашники давно на задании.

– Послушай, капитан, ты того, не очень, а то больше от меня ничего не получишь. Я счас объясню, в чем дело. Этот жлоб оказался живучим и сексуальным, всю ночь меня мусолил: сам не спал и мне не давал. Накажи его как-нибудь по-другому.

– Пан капитан, я вчерась четыре головы доставил и потому имею право не только короткую ночь пролежать с богиней Ириной, но и больше.

– Подойди ближе, – приказал командир. – Стань на четвереньки.

Мельничук достал салфетку, взял нож со стола, схватил за мошонку бойца Калошу и отрезал небольшой кусок, не затрагивая яичка.

– Боец Калоша, съешь кусок сырого мяса! Живо. Это тебе будет легким наказанием за нарушение дисциплины.

Калоша проглотил, встал смирно, руки по швам.

– Перевяжи ему хозяйство, – приказал капитан и повернулся к выходу. – Через десять минут жду, поедем на передовую.

Надежда выполнила приказание командира, как медицинская сестра, быстро пожарила яичницу, дала ему порошка, Калоша выпил и даже повеселел.

Через двадцать минут они уже были на передовой. Но Надежда уже находилась возле других солдат, она отслеживала одного двадцатилетнего парня, думая заполучить его на следующую ночь.

Батальон оцепил воинскую часть: солдаты не хотели идти на передовую. Для этого было много причин: их не кормили уже третий день, не выдали бронежилеты, не дали дешевых сигарет, наркотиков, одеял и простыней, они спали по два на одной железной койке. Командир то выходил, то заходил, все давал объяснение и пытался выгораживать молодых бойцов. Тогда Мельничук прострелил ему обе ноги. Два головореза взяли раненого под руки и занесли в казарму.

– То же самое будет и с вами, давайте, ребята, выходите. Будет проверка на прочность.

Человек восемьдесят вышли с охотничьими ружьями и выстроились на плацу.

– Слава Украине! – воскликнул командир батальона Мельничук. Солдаты молчали.

– Слава Украине! – воскликнул во второй раз Мельничук и выстрелил в воздух. – У меня такое впечатление, что я стою перед террористами, а не перед солдатами вильной Украины. Повторяю: Слава Украине!

– Слава…

– За вашими спинами КПП. Оно захвачено российскими террористами. Через это КПП проходят так называемые беженцы, а на самом деле – это жены донецких и луганских террористов, наших заклятых врагов. Наш президент Вальцманенко предложил создать специальные лагеря для беженцев во Львове, Тернополе, Ивано-Франковске и других городах. Пусть туда едут, пока мы здесь не наведем порядок. А они тянутся к нашим врагам, русским. Враг к врагу, враг с врагом соединятся, шоб стать сильнее и потом пойти на нашу вильну неньку Украину. Слава Украине! Мы их должны ликвидировать. Из ружей, автоматов, пулеметов. Ясно? Счас вам выдадут новое оружие. Прицелился, нажал на курок, вот и все.

– Убивать мирных граждан? – воскликнул один солдат.

– Солдат, как вас, фамилие?

– Черепаненко.

– Солдат Черепаненко, выйти из строя. Три шага, марш!

Солдат подчинился. Мельничук подошел к нему вплотную, приложил ствол к виску и нажал на курок. Солдат упал, как подкошенный.

– Уберите эту дрянь, – сказал командир карателей. – Вот так будет с каждым из вас. На-праву – у! Шагом, арш!

Солдаты покорно пошли строем, дошли до придорожной лесной полосы и остановились. Здесь им приказали сосредоточиться и выдали через одного по пачке дешевых сигарет без фильтра. Солдатики покурили. Дым как бы немного притупил чувство голода, но не надолго.

– Матери бы позвонить, – сказал солдатик товарищу, который все еще мусолил окурок, – да телефон отобрали. Вообще когда нас отлавливали и запихивали в автобусы, военком говорил: не беспокойтесь, ребята, скоро все вернетесь по домам. И с матерями можете кожен день связаться при помощи мобильника. А тут вона как.

– Я стрелять не буду в своих. Ни за что, – сказал его товарищ. – У меня один мобильный есть. Как только будет такая возможность, я отзвоню. Попрошу маму, чтоб и про тебя передала твоим родителям. Ты из какой деревни?



– Звонарево. Запомни, Звонарево. Ой, что это за гул?

С той стороны лесополосы показались большие грузовые машины: через узкую полосу все было видно. Машины остановились напротив.

– Машины разгрузить! – приказал Мельничук.

Ребята бросились разгружать. Это были в основном автоматы и несколько пулеметов. После разгрузки грузовики уехали, а ребятам приказали рассредоточиться и взять на прицел идущих беженцев, чтобы в районе КПП перейти границу и уехать в Россию.

– Пли, – приказал Мельничук, но не раздалось, ни одного выстрела.

– Пли, – приказал он во второй раз. – Изменники Родины, пли!

– Мы не будем стрелять в своих, – произнес один солдат.

– Все так думают?

– Все, – заревела толпа.

– Хорошо. Всем сдать оружие. Комиссар Садоченко, организовать прием оружия.

– Есть организовать! – откликнулась Надежда.

Солдат оказалось больше, чем оружия… Те, у кого не было оружия, подвергались короткому допросу, потом становились в строй. Оказалось, что пятьдесят бойцов не получили оружия. Их повели в дивизию. В дивизии объявили тревогу. Собралось несколько тысяч солдат.

– Товарищи солдаты! Перед вами изменники родины, которые отказались выполнять приказ, не захотели вступить в бой с врагом и поэтому согласно закону военного времени подлежат расстрелу. Их восемьдесят человек, я называть каждого предателя по фамилии не буду. Они все перед вами. Рота преступников, к брустверу становись.

Двадцать человек покорно стали к брустверу, закинув головы в небеса.

– Пли! – дал команду командир карателей.

Раздались выстрелы из пулемета. Солдаты попадали.

– Следующая рота, становись!!!

Тут появился Яруш. Он предложил заменить вид казни отрубанием головы. Следующие шестьдесят голов будут упакованы и посланы в Днепропетровск Коломойше. Коломойша будет несказанно рад и за каждую голову щедро заплатит.

– Отставить, – скомандовал командир карателей Мельничук.

– Я буду принимать участие в казни, – заявила Надежда Садоченко, пожирая глазами Яруша. Он ей давно нравился, но заслужить его внимание никак не получалось. Она подошла к Ярушу вплотную и уперла взгляд в то место Яруша, откуда растут ноги.

– Ты – пипи и я пипи. Только там у тебя пусто.

– Отойди, сука, – сказал Яруш и стал договариваться с Мельничуком по поводу трупов: отсылать трупы родителям или отписаться: пропал без вести.

Мельничук настоял на том, чтобы не отсылать. Будет скандал. Мать получит труп сына без головы и начнет вопить на всю округу, а тут журналисты…, особенно российские. Вообще российских журналистов надо убивать, в лучшем случае захватывать и держать в кутузке, и применять к ним различные виды пыток.

Так восемьдесят человек были казнены двумя головореза-ми – Мельничуком и Ярушем. Мельничук, недавно вернувшийся из заключения, уже успел в родном селе на Ивано – Франковщине совершить два преступления – изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку, и убил пожилую женщину. Он полагал, что она накопила значительную сумму на похороны.

Как только в Киеве начался бунт, Мельничук на второй день уже был там и организовал свою бригаду в основном из уголовников.

21

Небольшая лесная полоса вдоль шоссе бросала тень на контрольно – пропускной пункт украинско-российской границы, который контролировался ополченцами Донецкой республики, недавно отвоеванный у силовиков. Здание КПП основательно пострадало, но не настолько, чтоб его нельзя было привести в рабочее состояние. После небольшого ремонта, пограничники, теперь уже Донецкой республики, заняли его и вели наблюдение. Ожидались непрошеные гости, которые попытаются вернуть КПП обратно. Но никаких признаков в течение двух дней не наблюдалось. Тишину нарушали только птицы, свободно перелетавшие границу то в сторону России, то в сторону Украины.