Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 99 из 145

Планы прорыва с берегового плацдарма на севере по направлению к Тил-Инлету и Порт-Стэнли и на юг — к Гуз-Грину обсуждались в военном кабинете в среду утром, и корреспондентов-лоббистов заверили: «Ждите скорых новостей о наступлении британских сухопутных сил». А уж те не поленились раззвонить об этом. Как говорил позднее сэр Фрэнк Купер, беда заключалась только в наличии фактически всего двух направлений для наступления. Поскольку Гуз-Грин представлялся наиболее вероятным, новость, можно сказать, указывала путь. Утром следующего дня, 27 мая, радиокорреспондент Би-би-си, Кристофер Ли, получил подтверждение из уст высокопоставленного члена оперативного штаба, который поведал журналисту, что наступление уже идет, а потому он не видит необходимости сохранять тайну. Премьер-министр собиралась объявить об этом в палате общин во второй половине дня. Новость была озвучена в 1 час пополудни и разнеслась по всему миру. Тэтчер известила палату общин, что «британские войска начали продвижение с плацдарма в районе Сан-Карлоса». Любой, кто пристально следил за событиями, мог безошибочно предугадать направление атаки.

В то время 2-й батальон парашютистов еще шагал в направлении к месту ночного бивуака у Камилла-Крик. Должностные лица Министерства обороны, так остро не желавшие всполошить известиями аргентинцев из страха, как бы те не перебросили подкрепления на юг, теперь оказались в крайне сложном положении — слово, как известно, не воробей. Они его и не поймали. К вечеру в СМИ уже открыто высказывали предположения о цели наступления: задача ясна — взять Гуз-Грин, о чем в ту же ночь вещала зарубежная служба Би-би-си, волна которой принималась на Фолклендских островах.

Вновь британская военная и политическая машина продемонстрировала неспособность сохранять конфиденциальность — держать в тайне решения в ходе ожесточенной политической войны. Как высказался сэр Генри Лич: «Никто из нас не располагал каким-либо опытом современной войны в свете современных технологий СМИ». И все же операция в Гуз-Грин совершенно однозначно являлась результатом политического нетерпения. Как хунта в Буэнос-Айресе перед вторжением, британские политики после потерь 25 мая нуждались в известиях о неких успехах — слишком нуждались, чтобы помнить об осторожности, соблюдение каковой они так часто рекомендовали другим. При прессе, не ведавшей ни грамма самодисциплины и сдержанности, никак не скажешь, будто на домашнем фронте Британия показала себя высоко. О победе при Гуз-Грине сообщили фактически не ранее 10 часов вечера в пятницу. Парламент отправился на каникулы по поводу праздника Троицы, временно накормленный успехом.

Имея за спиной Гуз-Грин, премьер-министр вновь почувствовала жаркое дыхание международного давления. Узнав о предпринятой войсками Британии неделю назад высадке, Совет Безопасности ООН немедленно открыл дебаты. Парсонз отразил несколько попыток призыва к прекращению огня, высказанных рядом государств, в том числе Панамой, Японией и Ирландией. В конечном счете участники прений сошлись на принятии очередной резолюции (номер 505), каковая и прошла голосования в среду (26-го числа). Она не диктовала введения режима прекращения огня, а только призывала стороны к сотрудничеству с генеральным секретарем «с намерением положить конец текущим военным действиям». Резолюция также содержала обращение к генеральному секретарю с просьбой возобновить усилия на пути мира, «принимая во внимание подход, обозначенный в заявлении от 21-го мая». Первоначально фраза начиналась: «в соответствии с подходом…», но формулировку оспорил Парсонз, поскольку в таком виде документ предполагал бы согласие Британии на администрацию ООН, отчего Лондон отказался. Там не хотели позволить никаких намеков на возможность принудить Британию к возврату к компромиссам, на которые она соглашалась пойти до высадки десанта. Тогда Уганда выступила с предложением сойтись на варианте «принимая во внимание», и совет единодушно проголосовал за резолюцию. Она оставляла де Куэльяру всего семь дней на достижение установления режима прекращения огня — он решительно возражал против таких временных ограничений. «Совет Безопасности связывает мне руки», — ворчал генсек.

Вторая неделя пребывания оперативного соединения на Фолклендских островах открылась новыми голосами с призывами к Британии проявить сдержанность, или — по выражению Александера Хэйга — «великодушие победителя». Данный момент совпал с прибытием в Лондон папы римского Иоанна Павла и с серией страстных призывов к миру из уст понтифика. «Размах и ужас современных войн, — обратился он к собранию верующих в покрытом неизлечимыми ранами войны городе Ковентри[443], — делает их совершенно неприемлемыми как средство разрешения противоречий между странами». Визит папы здорово разбавлял информационное поле с новостями о боях и вызвал фонтаны радости у католического сообщества Британии. Пусть все это казалось бесконечно далеким от сути вопроса, но тем не менее укрепляло ощущение, будто Британия сделала выбор и дальнейшее кровопролитие ничего не изменит.

Теперь, как и на всем протяжении конфликта, этакое застенчивое представление британской пропагандой войны как серии наполовину секретных триумфов сослужило интересам Британии скверную службу. Для военного кабинета и для аргентинцев борьба оставалась вполне равной — сбалансированной. В глазах командования на местах событий и в Нортвуде, концепция британского великодушия являлась совершенно неприемлемой в отношении битвы, выигрыш в которой вовсе не обязательно казался им гарантированным. И все же в народе, да и в мире считали, что «это только вопрос времени, пусть и чертовски длительного».





Во вторник, 1 июня, военный кабинет вновь встретился для обсуждения вариантов договорного урегулирования. Позднее в ту же неделю премьер-министру предстояло отбыть на саммит западных стран в Версаль, где Британия, как ожидалось, окажется под давлением в отношении мирного разрешения конфликта. В «синьке», или черновом плане Министерства иностранных дел, подготовленном командой Паллизера, рассматривались различные возможности некой переходной администрации и конституционные варианты договорного урегулирования. Снова «вагон с оркестром» Министерства иностранных дел катил по рельсам «интернационализации» спора. Дипломатические линии сместились в Вашингтон, дабы вынудить Хэйга и Рейгана надавить на премьер-министра в Версале. Согласились даже поручить лорду Шэклтону достать с полки пропыленный фолиант выводов его комиссии в 1975 г. и доработать их в части вопроса экономики островов.

В Аргентине партия войны в итоге изрядно растеряла спесь. Члены хунты по несколько дней не показывались на публике. Военно-воздушные силы, ошеломленные потерями первых дней после британской высадки в Сан-Карлосе, стали объектом жесткой критики общественности за то, что позволили британским войскам создать плацдарм и спокойно укреплять его. Изменился и тембр голоса официальной пропаганды, ежедневно пытавшейся убедить нацию в том, будто Аргентина выигрывает войну. После Гуз-Грина информационная политика стала все больше ориентироваться на подготовку народа к плохим, а не к хорошим новостям. В то же самое время хунта дала старт новому и отчаянному дипломатическому наступлению. Бригадир Мирет и адмирал Мойя, дипломатические «эксперты» хунты, вновь отправились из Буэнос-Айреса в Нью-Йорк с предложением о готовности Аргентины пойти на крупную уступку, где к ним присоединился приехавший из Вашингтона генерал Мальеа-Хиль. Теперь Аргентина изъявляла согласие принять версию последнего британского мирного плана — в сущности, отступить почти на 280 км — в обмен на установление над спорной территорией попечительства ООН. Мирет также обладал значительно расширенными полномочиями — данным ему директивой военных правом договариваться о разрешении ситуации с де Куэльяром, не прибегая к обращениям в Буэнос-Айрес за одобрением своих действий. На тот момент хунта почти списала Коста Мендеса со счетов. Снова местом сосредоточения деятельности аргентинцев сделались ООН и кабинеты Киркпатрик и Сорсано. Тут хунта вновь оказалась впутанной в междоусобную борьбу ключевых фигур внешней политики США.

443

В 1940–1942 гг. английский город Ковентри, один из крупных центров авиационной промышленности Великобритании, 41 раз подвергался бомбовым налетам Люфтваффе (германских ВВС), что практически превратило его в руины; при этом наиболее разрушительной оказалась самая первая бомбардировка, проведенная в ночь с 14 на 15 ноября 1940 г. (с 19.24 до 6.00) силами 437 немецких самолетов, которые сбросили на Ковентри 56 тонн зажигательных бомб, 394 тонны фугасных бомб и 127 парашютных мин, в результате чего в городе были уничтожены 4330 домов и три четверти всех фабрик и заводов, а также убиты 554 и ранены 865 чел. — Прим. ред.