Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 145

Как высокие напольные часы из дедушкиного кабинета, увитые сединами переговоры по Фолклендским островам, перенесенные с предшествовавшего декабря на февраль 1982 г. из-за произведенного Галтьери переворота, должны были вот-вот пробить очередной час в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. Британскую делегацию опять возглавлял очередной новичок в данном процессе, Ричард Люс. Заместитель министра в Министерстве иностранных дел, прежде специализировавшийся на Африке, Люс взял на себя вопросы Америки после ухода Ридли на повышение. Новый чиновник был придерживавшимся либеральных взглядов тори с негромким голосом. В противоположность большинству переговорщиков по Фолклендам, он до того лично посетил острова как делегат Ассоциации парламентариев стран Содружества наций. Из всех груд документов, переданных ему Джоном Юром при вступлении в должность, папка Фолклендских островов была, без всякого сомнения, самой увесистой.

Будучи по натуре человеком осторожным, Люс не испытывал ни малейшего желания очутиться вздернутым на ту же дыбу, на которую кровожадные «эаднескамеечники» подняли его предшественника, Николаса Ридли. Поэтому Люс потребовал заведовавшего отделом Южной Америки Робина Ферна дать гарантии, что разнообразные воинственные вопли, раздающиеся из Буэнос-Айреса, не содержат каких-то новых примесей и ингредиентов. Последние сообщения, исходившие от Коста Мендеса, говорили об особом нетерпении Аргентины. Журналисты даже атаковали Роса в аэропорту перед отлетом в Нью-Йорк. Что, что все это означало?

Ферн с позиции своего ведомства в Лондоне и лично Энтони Уильямса, посла в Буэнос-Айресе, с полной уверенностью отвечал, что подобная истерия есть нормальное явление перед каждым раундом переговоров, а посему Люсу не следует впадать в особые страхи по сему поводу. Уильямс подготовил полное резюме по правительству Галтьери еще накануне в декабре. По его мнению, новый режим будет проводить жесткую внутреннюю политику и станет наращивать давление на Британию в вопросе Фолклендских островов, но в данное время у хунты слишком много забот, а посему она вряд ли отважится на какие-то особо рискованные инициативы сейчас же. В Нью-Йорке Уильямс лично высказал свою точку зрения Люсу.

Рос начал переговоры под совершенно очевидным сильным давлением из Аргентины. Юрист и изощренный игрок на ниве международного права, он не всегда умел скрывать неприязнь к военным хозяевам. В результате противоположная сторона обходилась с британцами с показной нетерпимостью. Рос основывал позицию на требовании создания постоянной рабочей комиссии по Фолклендским островам с переходным от Британии к Аргентине председательством. Он настаивал на ежемесячных заседаниях и — что более важно — на ограничении продолжительности процесса переговоров концом текущего года. Ничего так не сбило с толку в дальнейшем британскую разведку, как упоминание об этом крайнем сроке.

После многих отговорок Люс в конечном счете согласился на комиссию, добавив условие постоянного присутствия в ней двух членов совета островов. Он мог также принять предложение о «регулярных» встречах, об «открытой» повестке дня и о «ревизии» по итогам года. Рос все время сносился с Буэнос-Айресом. В конечном счете сделка наткнулась на вопрос ратификации обеими сторонами. Люс не согласился ни на что иное, кроме как на продолжение переговоров, пусть и в убыстренном темпе. Участники процесса подготовили совместное заявление для обеих столиц. В нем говорилось о «теплой и дружественной атмосфере» переговоров, но не упоминалось о подробностях.

Затем Рос навестил генерального секретаря ООН, Хавьера Переса де Куэльяра, и в личной беседе поведал ему о своем полном удовлетворении результатами. Он достиг куда большего, чем любой из предшественников, к тому же теперь казалось, ничто уже не помешает переговорам идти с должным темпом. Люс, Уильямс и два представителя населения островов, присутствовавшие на заседаниях, — все испытывали, по крайней мере, уверенность. Они дружно сходились на том, что «выиграли от трех до шести месяцев». Затем Люс приступил к выполнению второй составляющей своей миссии: к визиту в Вашингтон для обсуждения проблемы Сальвадора в Министерстве иностранных дел США. Тут он встретился с Томом Эндерсом, готовым вот-вот отбыть в поездку в Буэнос-Айрес, и усмотрел благоприятную возможность заверить Коста Мендеса в доброй воле Британии в новом раунде переговоров. Голова у Эндерса была забита Сальвадором и Никарагуа и он, совершенно очевидно, вообще не считал вопрос Фолклендских островов каким-то поводом для разговоров. Америка также держалась традиционного нейтралитета и в отношении их суверенитета. Однако поспособствовать Эндерс согласился.

Тогда-то — именно тогда, в начале марта 1982 г., — ошибочные суждения громоздились, наталкиваясь и наваливаясь на неверные расчеты. Похоже, Коста Мендес рвал и метал из-за «теплого и дружественного» нью-йоркского коммюнике Роса. Нечто теплое и дружественное с Британией, да еще и срок длиной в добрый год — этого он менее всего желал в момент подготовки вторжения. Мендес наотрез отказался публиковать коммюнике. Вместо того его первый секретарь, Густаво Фигероа, озвучил совершенно противоположное заявление о том, что-де Аргентина со всей доброй волей вела переговоры слишком долго. Если Британия не пойдет на передачу суверенитета в ближайшем будущем, Аргентина сохраняет за собой права «использовать другие средства» для возвращения себе островов. Оглядываясь назад, можно констатировать: здесь мы имеем дело с первой стадией предсказанного британским Министерством иностранных дел «наращивания давления». Однако в Лондоне пассаж интерпретировали иначе.





Спустя неделю Эндерс передал сообщение Люса далее Коста Мендесу и, как он уверял, самому Галтьери. Оба выслушали американского ходатая и никак не отреагировали, косвенно подтверждая мнение Эндерса в отношении излишней обеспокоенности Люса. Эндерс не высказался, а его и не спросили о том, могут ли у Америки быть какие-то намерения в отношении вторжения. Только в разговорах с Росом сквозили признаки ведения какой-то большой игры, связанной с годичным сроком, но и Рос, как считается, не знал ничего о планах вторжения. Темами бесед Эндерса стали многие вопросы от положения в Центральной Америке и сотрудничества по делам безопасности до сельского хозяйства в Европе и проблемах Организации американских государств. А тут еще и Фолклендские острова! «В конце-то концов, это было сугубое дело СК», — резюмировал Эндерс позднее. Только оглядываясь назад, постиг он весь глубинный смысл молчания аргентинцев и всю значительность своей ошибки. Взаимоотношения между Вашингтоном и Буэнос-Айресом оставались близкими.

Если Рос, вернувшись домой, попал чуть ли не с корабля на «ковер», где его едва не высек кровожадно мыслящий ястреб-босс, Люс возвращался не в ведомство, а в голубятню. Его и в самом деле шокировал разворот кругом в Буэнос-Айресе в отношении подписанного в Нью-Йорке коммюнике. Оба они с Каррингтоном только и могли, что гадать по поводу значения сей новости. Совет должностных лиц выглядел недвусмысленно, как и мнение посла на месте. Да, трения были, но в них нет ничего особо зловещего и беспрецедентного. Однако надо остерегаться, как бы, чего доброго, не спровоцировать Буэнос-Айрес и не дать ему повода для эскалации. И все же Люс волновался. А что присоветует Каррингтон?

Высоко на стенах здания Министерства иностранных дел в Уайтхолле висят портреты людей, которые не вдавались в долгие размышления. В случае сомнения они отправляли в поход канонерские лодки. Многим из его поклонников лорд Карринггон видится последним из министров иностранных дел этакого палмерстонского типа[63]. Но все же и он не отреагировал столь же воинственно. Причины отчасти обусловливались внутренним положением, механизмом процедур Министерства иностранных дел, но с другой стороны, возможно, знаменитой невозмутимостью самого Каррингтона. Однако прослеживаются и внешние факторы — результаты взаимоотношений, сложившихся между учреждениями и отдельными министрами всюду в администрации миссис Тэтчер.

63

Имеется в виду британский государственный деятель XIX века Генри Джон Темпл, виконт Палмерстон (1784 — 1865), послуживший своей стране на посту секретаря по военным делам (в 1809–1828), министра иностранных дел (в 1830 — 1834, 1835 — 1841 и 1846 — 1851) и премьер-министра (в 1855 — 1858 и 1859–1865); во внешней политике он проводил курс поддержки либеральных течений за границей, покровительствовал революциям 1848–1849 гг. в Италии и Венгрии, однако в Восточном вопросе выступал твердым защитником Османской империи, что в итоге привело к прямому столкновению с Россией и участию Британии в Крымской войне. — Прим. ред.