Кроманьонец

Поэтому на правах шамана, на все остальные виды наложил табу.

Работы у соплеменников много. Племя небольшое, а животный мир вокруг богатый. Охотники - добычливые. Для шкур места в чумах уже не хватает. И пахнет в стойбище не очень приятно. Хоть и скоблят их, но дубить, как следует, не умеют. Чем-то натирают, потом смывают. Такой мягкости как у некоторых кусочков, что мне попадались, у соплеменников не получается. Все в племени ждут времени, а оно, как я понимаю, вот-вот настанет, чтобы пойти на встречу с другими, живущими выше по реке и поменять кремень и шкуры на кожу, соль и вощину.

Когда узнал об этом от зеленоглазки, Лило похвасталась, что на этот раз уйдет с родом туда, решил расспросить об этом походе у Тоя. Вожаку уже надоело патрулировать от чума к чуму, и он вернулся к привычным для мужчин племени делам - рыбалке и охоте. Ближе к вечеру увидев его у костра, подошел.

Той сидел на бревне. Время от времени Лют притаскивал в стойбище спиленные бревна. Моя пила давно развалилась, но он сделал другую, потом еще и еще. Последняя из тех, что я видел, даже имела ручку.

Той сидел, уперев локоть в ногу, поддерживая голову ладонью. Густые волосы собраны в хвост, широкий лоб покрыт горизонтальными морщинами. Борода с проседью полностью закрывала грудь, и его голова казалось большой именно из-за обильной растительности. Он заметил меня и в усталых глазах вождя белок промелькнул интерес.

- Показывай!

- Я хочу спросить, - присаживаюсь на корточки и грею ладони над костерком.

- А-а-а...

Кажется, он потерял интерес, но мне все равно.

- Кто пойдет к другим?

- Все белки.

- Я пойду?

- Пойдешь.

- Что понесем?

Он выпрямил спину, и будто делая одолжение, перечислил все то, о чем я и сам догадывался.

- Камень и шкуры. Еще черный камень понесем.

Видимо, вспомнив, что последний нашел я, расслабился и даже улыбнулся.

- Черный камень нести нельзя! - говорю и вижу, как серые глаза вожака темнеют. Он засопел и будь я Тошо, уже получил бы затрещину.

- Показывай!

Для взрослых говорить просто привычно. Любой из детей уже попросил бы рассказать. Но я и показать могу, да хоть "на пальцах"!

- Шкуры ты поменяешь на кожу. За одну, - показываю указательный палец, - Отдашь десять! - тычу ему растопыренные пятерни. - А если понесешь топоры и копья, ножи из черного камня, то получишь за один, за каждый - десять, а может, и больше других, нужных вещей!

Говорю медленно, речь сопровождаю жестами, смотрю ему в глаза.

Тонкие губы Тоя вытягиваются в улыбку, а в глазах заплясали веселые огоньки.

- Хорошо! - решает вождь, поднимается и кричит:

- Ли-и-им!

***

Полирую кусочком шкуры рукоять будущего лука. Лежащая рядом Муська, подняла голову и навострила уши. Смотрю, гости пожаловали. Слезаю с пригорка, иду навстречу к Лило и Тошо. Те тоже со щенками. Волчата подросли. Уже чуть выше колен. Что-то взрослое, волчье появилось в их движениях. Не было бы у меня своего щенка, пожалуй, уже не рискнул погладить таких зверюг.

Лило как обычно при встрече обняла, а Тошо смешно морща курносый, усыпанный веснушками нос, поинтересовался:

- Что делаешь?

- Потом покажу. Сейчас не знаю, как объяснить. Рассказывай новости.

Тошо мой отказ принял равнодушно и тут же сообщил:

- Завтра уходим!

- Как, завтра?!

Тошо пожимает плечами, а Лило подпрыгивая на месте, затараторила:

- Представляешь, завтра мы увидим новые места, новых людей...

- Других увидим не завтра, - перебил ее Тошо. Задумался, подбирая подходящее слово, - Потом увидим, - и, смутившись, схватил рукоять и стал тащить ее из моих рук.

Посмотреть поделку я ему дал.

Дети как обычно поиграть пришли, а я все думаю, что не готов идти завтра в поход. Полагаю, что нужно подготовиться, но, что именно сделать, пока не знаю. Все казалось, что это случится "не завтра".

Лило толкает в плечо, выводя меня из задумчивости и заявляет:

- Бусики хочу, скажешь Тою?

Взрослые соплеменники носили что-то. Стал обращать на это внимание, когда вожак повесил на шею клыки убитой им волчицы. Какие-то камни вроде куриного глаза, только не галька, а похожие на речной сердолик и агат, как-то раньше в голову не приходило попробовать сделать что-нибудь из примитивных украшений самому. Уже и рот раскрыл, чтобы пообещать, мол, сам тебе бусики сделаю, но представив, сколько времени, потрачу на эту забаву, кивнул, соглашаясь.

Лило на радостях, снова полезла обниматься. А мне в голову дурацкие мысли лезут: "Почему никогда не видел, чтобы она Тошо обнимала?"

***

Заснул глубокой ночью, а с рассветом Лило уже звала, чтобы я шел в стойбище.

За то рюкзак сделать успел. Вырезал из шкуры прямоугольный кусок. Нарезал по краям дырок и зашнуровал веревкой. Получился мешок. Если что-то тяжелое положить, то скорее, как раз от какой-нибудь дырки и порвется. Но запасные чуни, завернутые в шкуру наконечники и кое-какие инструменты нести в нем можно. Пришил лямки и - "Вуаля!"

Положил в него еще горшочек с чагой, пару чашек, взял дротик и пошел к соплеменникам. Муська, понятное дело за мной увязалась.

Вижу Тоя в доспехах с мечем в руке. В груди растет досада: "Вот павлин! На войну собрался?! Ему покрасоваться, а конкуренты-поставщики стратегического сырья, увидят готовое изделие и..."

Подхожу к Тою и говорю:

- Вождь...

Он отмахивается, кричит на Тибу:

- Оставь ребенка!

Та уперлась. Ни в какую не хочет оставить кроху с Таша. Получает подзатыльник и, всхлипывая, идет к провожающим белок выдрам.

Той замечает на мне рюкзак и снова за свое:

- Покажи!

- Покажу. Послушай меня!

Кивает.

- Говори!

- Не иди к чужим в доспехах.

Опять хмурится и сопит. Чувствую, отгребу.- Нельзя им показывать! - кричу и топаю ногой.

- Нельзя...

Вдруг он соглашается и спокойно уходит к чуму.

Вокруг тюки со шкурами и наполненные корзины. Внизу камни и изделия из них, сверху - рыбка вяленая. Все по-умному сделано. И тюки и корзины связаны толстой веревкой, чтобы по паре нести через плечо.

Как только вождь переоделся в шкуры, "белки" пошли. Иду замыкающим колонны. Шел так не долго. Толо решил идти последним. Ну, а вождь наш, как водиться, первым.

Шли, молча, сберегая дыхание для ходьбы. И только безразличный ко всему лес озвучивал наше движение вскрикиванием соек и сорок.

Когда я почувствовал тяжесть поклажи, лес становился все более сырым и темным. Сухой соснячок сменился дубовой рощицей, а вскоре и ольховник замигал еле шевелящимися на ветру густыми ржавыми листьями.

Солнце, наконец, пробило облачную муть и стало жарко. А вождь и не думал останавливаться. Мог бы ведь! Хотя бы для того, чтобы дать отдохнуть детям. Даже трусившая рядом Муська, вывалила из пасти язык и время от времени поглядывала на меня с укором.

Часто мы пересекали уютные поляны, поросшие высокой, не по-осеннему сочной зеленою травой. "Вот тут, тут отличное место для привала!" - звучала в голове мысль, а мы продолжали идти.

Просветы среди деревьев становились все ярче и вскоре мы вышли на лужок. По нему пробирались почти вслепую среди высокого ковыля и громадных кустов дербенника с уже поникшими длинными розовыми цветами пока вдруг не вышли к обрыву. Внизу поблескивала речушка, вся в тугих, масляных разводьях струй. По ней плыли седые узкие листья тальника. За рекой широко расстилались сизо-зеленые заросли ивняка.

Той остановился и мы за ним. Но спустя мгновение, отвернув от кручи, он возобновил движение, а я, споткнувшись, едва не толкнул Тиса, заметил на ее спине грязные дорожки пота, услышал прерывистое дыхание.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.