Страница 22 из 24
Судя по всему, Скирлет догадалась о ходе его мыслей и позволила себе довольно-таки надменную улыбку.
Джаро с достоинством выпрямился. План был безупречен: следовало полностью игнорировать обольстительную соседку, пока та не соскучится и не побежит развлекаться каким-нибудь другим способом. Настроения девушек переменчивы, как весенний ветер; они неспособны сосредоточиться на чем-нибудь одном больше трех минут. Скирлет позвала его: «Эй! Привет!»
Джаро окинул ее взглядом, сохраняя каменное выражение лица. Это существо следовало рассматривать как непредсказуемое проявление стихийных сил, требовавшее исключительной осторожности.
Скирлет снова нарушила молчание: «Ты жив или уже умер? Или просто в коматозном состоянии?»
«Насколько мне известно, я еще жив», — чопорно отозвался Джаро.
«Хорошо сказано! Тебя зовут Джаро Фат, не так ли?»
«И так, и не так».
Уклончивость Джаро заставила Скирлет поднять брови: «Как это понимать?»
«Фаты — мои приемные родители».
«Ага! Значит, у тебя есть другая фамилия?»
«Скорее всего, — Джаро рассмотрел ее с головы до ног. — А ты кто такая?»
Потрясенная Скирлет слегка отшатнулась: «То есть как, кто я такая? Я — Скирлет Хутценрайтер, разве ты не знаешь?»
«Припоминаю — у тебя странное имя».
Скирлет сдержанно пояснила: «Скирлет — уменьшительное производное от наименования «Шкирзакзайн»; так называется поместье моей матери на Мармоне, где находится ее дворец Пири-Пири».
«Все это звучит очень величественно».
Скирлет безрадостно кивнула: «Там все величественно. Я ездила к матери два года тому назад». Скирлет поджала губы и посмотрела куда-то в горизонт, вдоль проспекта Фламмариона: «Там я узнала вещи, о которых никогда не узнала бы в Танете. Никогда туда не вернусь». Скирлет подвинулась ближе к Джаро: «В данный момент я интересуюсь тобой».
Джаро не мог поверить своим ушам и недоуменно уставился на собеседницу: «Ты интересуешься — мной?»
Скирлет серьезно кивнула: «Тобой и твоим поведением». Джаро слегка успокоился: Скирлет вела себя достаточно дружелюбно и, хотя следовало сохранять бдительность, любопытно было бы узнать, что у нее на уме. Может быть, ей вдруг потребовался сопровождающий молодой человек — например, потому что ее неожиданно куда-то пригласили? Или, может быть, просто потому, что у нее возникла такая причуда, Скирлет решила предложить ему присоединиться к избранному кругу «Устричных кексов»? А может быть... нет, не может быть! Воображение Джаро остановилось на грани немыслимого и осторожно отступило. Тем не менее, такие вещи случались. Джаро с сомнением взглянул на собеседницу: «Твой выбор свидетельствует о хорошем вкусе. Тем не менее, я в замешательстве».
«Неважно. Ты не возражаешь, если я буду внимательно наблюдать за тобой некоторое время?»
«Это зависит от того, насколько внимательно ты будешь наблюдать, и как долго».
«Не дольше, чем потребуется, и настолько внимательно, насколько необходимо», — деловито ответила Скирлет.
«Что, если мне нужно будет уединиться?»
«В данный момент такой необходимости нет. А теперь вот что! — вытянув руку, Скирлет по очереди прикоснулась большим пальцем к каждому из других четырех пальцев. — Ты можешь так сделать?»
Джаро сделал то же самое: «Удовлетворительно?»
«Вполне. А теперь сделай то же самое снова. И еще раз. И еще раз».
«Пока что хватит! — возмутился Джаро. — Я не хочу, чтобы у меня развилась привычка нервно перебирать пальцами».
Скирлет досадливо щелкнула языком: «Ты прервал последовательность! Придется все начать с начала».
«Не придется, если ты не объяснишь, зачем это нужно».
Скирлет нетерпеливо махнула рукой: «Это клинический тест. Помешанные начинают делать характерные ошибки после многократного повторения одних и тех же движений. Я слышала, что психиатры тебя объявили — ну, скажем так, слегка не в себе, и хотела как можно скорее провести эксперимент».
Наступило довольно продолжительное молчание, после чего Джаро отозвался тихим возгласом осознания происходящего. Он взглянул на небо. Все было в порядке: действительность не изменилась. Скирлет не поддалась внезапному амурному увлечению. А жаль! Ему полезно было бы попрактиковаться.
«Теперь мне понятен твой интерес, — сказал Джаро. — А то мне уже показалось, что ты в меня влюбилась».
«О нет! — беззаботно откликнулась Скирлет. — Такие вещи меня не интересуют. По сути дела, ты мне даже не особенно нравишься».
Джаро скорчил огорченную гримасу и через некоторое время сказал: «Хотел бы дать тебе полезный совет».
На лице Скирлет появилось высокомерное выражение: «Зачем мне совет какого-то профана?»
«Тебе придется его выслушать в любом случае. Если ты надеешься сделать успешную карьеру психотерапевта, тебе следует научиться благожелательному, располагающему к себе отношению к пациентам. В противном случае пациенты будут на тебя злиться и никто не придет к тебе второй раз».
Скирлет презрительно рассмеялась: «Какая белиберда! Ты забыл? Мой отец — «устричный кекс»! Мне не нужна карьера! Сама по себе мысль о карьере для меня оскорбительна, как непристойность».
«В таком случае...» — начал было Джаро, но Скирлет прервала его: «Все проще простого. Меня интересуют варианты человеческой личности, в том числе аномальные отклонения. Это не более чем мимолетное любопытство — то, что «устричные кексы» называют «танцами с марионетками». Как только возникла такая возможность, я решила провести краткое обследование твоей личности и связанных с ней аномалий».
«Понятно, — сказал Джаро. — В твоей логике только один изъян. Я не сошел с ума».
Скирлет уставилась на него, подняв брови: «А тогда почему ты посещал психотерапевтов?»
«Это мое дело».
«Ага! Значит, вполне может быть, что ты так-таки сошел с ума, но не признаёшься. Другими словами, котелок у тебя не варит, но это сразу не заметно, потому что он закрыт».
Джаро решил раскрыть по меньшей мере какую-то часть правды: «Первые шесть лет моей жизни окутаны тайной. Я ничего не знаю о том, где я родился и кто были мои настоящие родители. Психиатры пытались восстановить часть моей потерянной памяти».
Скирлет была впечатлена: «Им это удалось?»
«Нет. Первые шесть лет потеряны».
«Странно! Наверное, с тобой случилось что-то ужасное».
Джаро угрюмо кивнул: «Фаты нашли меня во время инопланетной экспедиции. Меня избили до потери сознания, я умирал. Они спасли мне жизнь, но я потерял память, и никто не мог им объяснить, откуда я взялся. Они привезли меня в Танет, и теперь я здесь».
«Гм! Такие события могли послужить основой для исключительно необычной истории болезни, — Скирлет задумалась. — Надо полагать, пережитая травма сыграла важную роль в твоей жизни?»
Джаро в целом согласился с таким допущением.
«Хочешь знать, что я думаю?» — спросила Скирлет.
Джаро открыл было рот, но Скирлет не допускала возможности отказа: «Ты рассказал достойную сожаления историю — но каковы бы ни были пережитые тобой несчастья, они не служат оправданием жалости к себе! Жалость к себе — унизительная эмоция! В худших случаях она уничтожает весомость, превращая стремительный поток социального восхождения в застойную лужу. Тебе следует взять себя в руки и посмотреть на себя со стороны, даже если тебе не понравится то, что ты увидишь. Ты все еще профан, тогда как окружающие оставляют тебя в пыли, поднимаясь на ступени «Зуавов» или даже «Паршивой банды»! Сравнение заставляет тебя стыдиться и впадать в состояние пораженческой подавленности — неудивительно, что в конце концов ты очутился в палате на Бантунском холме!»
Джаро не стал возражать против ее анализа: «Я тебя хорошо понимаю. Твои суждения основательны и логичны — непонятно только, кого ты судишь? Ко мне все это не имеет отношения».
«То есть как? — Скирлет, ожидавшая запинающихся попыток самооправдания, нахмурилась. — Почему?»
Джаро рассмеялся — по мнению Скирлет, невежливым, даже издевательским смехом: «А что тут понимать? Мне плевать с высокой башни на все твои клубы — на «Устричных кексов», «Лемуров», «Сассельтонских тигров», профанов, кого бы то ни было! Как только я смогу, я улечу в космос, и вы меня больше не увидите».