Страница 28 из 67
«Тогда давай хотя бы пообедаем вместе, в «Старой беседке»».
«Постараюсь придти. А если не отпустят, поужинаем вечером под садовыми фонарями. Как оделись твои приятели?»
«Майло — арлекин, желтый с черным. Уэйнесс — розовая призрачная фея. А ты?»
«Еще не знаю. Миранда решила всех ошеломить в костюме Пьеро. Сегодня я тоже, наверное, надену что-нибудь в этом роде, а дальше посмотрим».
Утро они провели достаточно приятно — по крайней мере с точки зрения Глоуэна. К полудню трое молодых людей нашли свободный столик в «Старой беседке» — напоминающем деревенскую таверну ресторане на открытом воздухе, под большой шатровой беседкой, увитой сиренью и местной джелозарией. Из ажурной сводчатой галереи открывался вид на Квадратный парк, где уже собирались ряженые, праздновавшие Парилью.
Вскоре явилась Сесили — но не в костюме Пьеро, а в виде некоего фантастического существа в разноцветных лохмотьях и бахроме. По словам Сесили, это лоскутное одеяние изображало храмовую танцовщицу культа Калаки с древней Земли.
«Так вот как они выглядели, оказывается!» — прикинулся простаком Майло.
«Историческую подлинность гарантировать невозможно, — поспешила ретироваться Сесили. — А что у нас сегодня на обед?»
«Что ты рекомендуешь?» — поинтересовался Майло.
«Здесь вообще вкусно готовят. Мне особенно нравятся шашлыки под острым соусом, со свежеиспеченным хлебом».
«Их хорошо запивать холодным элем», — прибавил Глоуэн.
«Мне сегодня пить нельзя, — возразила Сесили. — Флоресте снова поменял все расписание. и мне придется выучить две новые программы до полудня в мильден. Все это не так уж трудно, но времени совершенно не остается… Легок на помине! Вот он идет!» Сесили указала на высокого человека с аскетическими чертами лица и пышной копной мягких седых волос, величаво, как аист, переступавшего длинными тощими ногами по аллее Квадратного парка.
«Все признаю́т, что он гений — в том числе сам Флоресте, — продолжала Сесили. — Он мечтает построить великолепный новый Орфеум и собрать в Араминту исполнителей и публику со всех концов Ойкумены. Флоресте мать родную продал бы, чтобы финансировать свой проект».
«А какого рода музыку вы будете исполнять?» — осмелилась спросить Уэйнесс.
«Самую разную. Вечером в верд я играю на флейте и на цингале в трио. Вечером в мильден нужно исполнить несколько пьес на меллокорде. А поздно вечером в смоллен, во время «Фантасмагории», придется дублировать партию флейты в оркестре, пока не начнется мой «Танец бабочки» — и на этом все кончится!»
«Я тоже хотела бы играть на разных инструментах! — воскликнула Уэйнесс. — Но у меня не получается, пальцы не слушаются».
Сесили мрачно рассмеялась: «Если бы твою матушку звали Фелицией Ведер, все твои пальцы стали бы слушаться, как миленькие».
«Неужели? И это все, что требуется?» — не поняла Уэйнесс.
«Ну... не совсем. Музыкальные инструменты подобны языкам — чем лучше ты знаешь один, тем легче научиться другому. Если, конечно, у тебя изначально есть к этому способности. А если, вдобавок, твою матушку зовут Фелицией Ведер, тебя заставляют бесконечно повторять гаммы и упражнения. Хорошо, что в молодости моя матушка не восхищалась укротителями львов или циркачами, разгуливающими по раскаленным углям! Только этих навыков не хватает в моем репертуаре».
«Бегать по раскаленным углям пусть учится Ябеда, — заключил Глоуэн. — Кстати об укрощении львов: смотрите-ка, какая тварь рыскает вокруг да около!»
«Кто это?» — снова не поняла Уэйнесс.
«Бесстрашный лев. В их клубе избранных восемь постоянных членов».
«Надо полагать, это не общество трезвенников», — предположил Майло.
«Ни в коем случае! Судя по тому, как волочится хвост данного конкретного бесстрашного льва, он успел изрядно насосаться. По-моему, это мой дальний родственник, Арлес Клатток».
«Хо-хо! — воскликнула Сесили. — А Рубиновая королева, направляющаяся сюда из парка — его мамаша Спанчетта. Бедняга Арлес! Кажется, она его заметила».
«Хуже того, — сказал Глоуэн. — Не только заметила, но и собирается сделать ему выговор».
Спанчетта вступила под своды шатровой беседки и встала, выпрямившись во весь рост, перед своим отпрыском. Покрытые рыжеватой шерстью плечи ссутулились, грива «бесстрашного льва» опустилась.
Спанчетта сделала резкое замечание; Арлес ответствовал угрюмым ворчанием. Глоуэн уловил сущность разговора и не преминул передать его собеседникам: «Арлес спрашивает: разве это не Парилья, когда каждый цветок цветет, как хочет?»
Спанчетта снова высказалась, после чего повернулась на каблуках и удалилась из «Старой беседки». Арлес сел за стол, и ему подали миску густого рыбного супа.
Вернувшись в Квадратный парк, Спанчетта присела на скамью; вскоре к ней присоединился рогатый козлоногий сатир в маске.
«Латуюн тут как тут, — комментировала Сесили. — На самом деле это Намур. Говорят, у него со Спанчеттой весьма интимные отношения».
«Трудно даже представить себе эту парочку вместе! — отозвался Глоуэн. — Тем не менее, невозможно отрицать очевидное».
К столу приблизилась девочка в свободных белых панталонах, белой блузке и высокой конической белой шляпе. Лицо ее было вымазано белой краской и украшено большим комковатым наставным носом.
«Не могу не заметить прибытие некоей Миранды, в прошлом известной под кличкой «Ябеда», ныне упраздненной. Как водится, она пришла сообщить важные новости».
«А ты откуда знаешь?» — спросила Миранда.
«Глядя на то, как ты шмыгаешь носом, нетрудно догадаться».
«Ты не можешь видеть, как я шмыгаю носом, потому что он спрятан под фальшивым носом!»
«Неужели? Прошу прощения, я обознался».
«Глоуэн! У меня маленький нос, и на нем нет никаких бородавок! Ты это прекрасно знаешь!»
«Теперь припоминаю. Так в чем же заключаются новости?»
«Мама хочет, чтобы Сесили вернулась».
Сесили вздохнула: «Будь моя воля, я наклюкалась бы сейчас не хуже Арлеса, явилась бы домой, волоча ноги, и отвечала бы на все попреки невнятным бурчанием».
«Давай, давай, Сесили! — взвизгнула от восторга Миранда. — И я с тобой наклюкаюсь! Мы вместе наклюкаемся! Не убьет же мама нас обеих сразу?»
«Завидный оптимизм, — пробормотала Сесили. — Похоже на то, что придется идти. Миранда, ты что, решила остаться?»
«А может быть, Глоуэн со мной наклюкается?»
«Не тяни к нему свои цепкие маленькие ручонки! Мой Глоуэн, найди себе другого! — Сесили поднялась на ноги. — Пойдем, безобразница. Где мама, и что ей нужно?»
День пролетел, вечер подошел к концу. На сон грядущий Глоуэн решил позвонить Сесили: «Флоресте не внес никаких новых изменений?»
«Только одно, но очень приятное. Вечером в смоллен мне не придется играть на флейте в Букашечном оркестре. Мои крылья все еще не работают, как полагается. Требуется точная координация движений. Придется тренироваться без конца».
«У бабочек это получается без всякой тренировки».
«Бабочки не стоят на сцене в лучах разноцветных прожекторов, всем на посмеяние».
«Тоже верно».
«Я попросила Флоресте выключить прожекторы, если у меня что-нибудь получится не так. Между прочим, с какой стати ты пытался меня убедить в том, что Уэйнесс Тамм — дурнушка, похожая на мальчика?»
«Разве не так?»
«Разница между твоим описанием и действительностью сразу бросается в глаза».
«По-видимому, я чего-то не заметил».
«Как бы то ни было, я устала, и мне пора спать. Завтра мы не сможем увидеться, но в глиммет, может быть, успеем пообедать в «Старой беседке»».
«Надеюсь! По меньшей мере, во время Маскарада нам ничто не помешает быть вместе?»
«Ничто! Как только я сброшу крылья, встретимся у оркестровой ямы — там, где стоит басовая виола».
Промчались инг и глиммет. Утром в верд сатир Латуюн возглавил движущийся по Приречной дороге парад, знаменующий официальное открытие Парильи.