Страница 11 из 67
Несколько недель мысли Глоуэна были заняты главным образом тренировочными полетами, летательными аппаратами и незаурядными личностями управлявших ими пилотов — в частности, Юстеса Чилке, память которого служила неисчерпаемым кладезем историй о диковинных народах, населявших далекие миры. Еще сравнительно молодой человек, Чилке успел принять участие в сотнях опасных и забавных авантюр. Он побывал во всех концах Ойкумены, отведал горечь бытия на всех ступеньках экономической лестницы и в конечном счете выработал своего рода практическую философию, которой не замедлил щедро поделиться с учеником: «В бедности нет ничего страшного, потому что на дне нечего терять — остается только карабкаться вверх. Богачи боятся разориться, но хлопотать о деньгах, когда они уже есть, гораздо лучше, чем сколачивать состояние, которого еще нет. Кроме того, если люди думают, что ты богат, они гораздо вежливее с тобой разговаривают — хотя вероятность того, что тебя долбанут по башке, чтобы потребовать выкуп или ограбить, возрастает пропорционально их вежливости».
Во внешности Чилке, с первого взгляда ничем не примечательного человека среднего роста, угадывалось скрытое стремление покрасоваться, боровшееся с привычкой внутренне потешаться над людьми. Обветренное жилистое лицо с крупными, не слишком правильными чертами прирожденного паяца, жесткие сероватые волосы, топорщившиеся ежиком, короткая шея и мощные широкие плечи, заставлявшие его слегка наклоняться вперед при ходьбе — таков был человек, научивший Глоуэна летать.
По словам Чилке, ему выпало родиться и вырасти на ферме посреди Большой Прерии. Он с таким чувством рассказывал о старом добром доме своих родителей и об аккуратных маленьких поселках в необъятной степи, открытой всем ветрам, что Глоуэн не мог не поинтересоваться, собирается ли Чилке когда-нибудь вернуться в родные места.
«Конечно, собираюсь! — заявил Чилке. — Но только после того, как сколочу состояние. Когда я уезжал, меня называли босяком и бросали камни вдогонку. Если уж я вернусь, то с парадного входа — так, чтобы меня встречал духовой оркестр и девушки маршировали, пританцовывая с жезлами и посыпая улицу розовыми лепестками». Чилке призадумался, вспоминая все былое: «По большому счету, если принять во внимание их представления и образ жизни, можно сказать, что соотечественники составили обо мне правильное мнение. Нет-нет, я не вор и не злоумышленник какой-нибудь, но видишь какая штука... я уродился в деда Суэйнера, по материнской линии. В роду Чилке предков моей матушки ни в грош не ставили — Суэйнеры, дескать, городские белоручки, люди пришлые, а следовательно бесполезные. Старого Суэйнера, как и меня, считали босяком и бродягой. Он любил собирать и обменивать всякое барахло: перламутровые побрякушки, чучела животных, старые книги и документы, окаменевшие экскременты динозавров... У деда Суэйнера была целая коллекция искусственных стеклянных глаз, он ими очень гордился. Фермеры над ним издевались — чаще за спиной, а иногда и в лицо. Деда это абсолютно не задевало, тем более что в один прекрасный день он сбыл свой ящик со вставными глазами приезжему знатоку, за бешеные деньги. После этого родня и соседи больше не смеялись, днем и ночью искали, не завалялся ли где-нибудь старый стеклянный глаз...
Чудак Суэйнер был стреляный воробей, спору нет! Ему всегда удавалось нажиться на своем барахле, так или иначе. В конце концов отцовская родня сообразила, что хорошо смеется тот, кто смеется последним, и постыдилась над ним шутки шутить. А я стал его любимчиком. Суэйнер подарил мне на день рождения роскошный «Атлас миров Ойкумены» — огромную тяжеленную книжищу, полметра в высоту, метр в ширину, толщиной в две ладони! В ней были карты всех населенных планет в проекции Меркатора. И каждый раз, когда Суэйнер находил какую-нибудь интересную заметку об одном из миров, он ее наклеивал с задней стороны карты. Когда мне стукнуло шестнадцать, дед Суэйнер взял меня с собой на Тамар, девятую планету Капеллы. Мы летели пакетботом компании «Межзвездный шлюз». Так я впервые побывал в космосе, и с тех пор все в моей жизни пошло кувырком...
Дед Суэйнер числился корреспондентом дюжины профессиональных обществ, в том числе Общества натуралистов. Помню, в детстве он рассказывал мне о планете на конце Пряди Мирцеи, охраняемой натуралистами в качестве заповедника для диких зверей. Кажется, я спросил его тогда: перестанут ли дикие звери кушать натуралистов, в частности деда Суэйнера, в благодарность за то, что их охраняют? Такой я был невинный, простодушный ребенок... И вот я очутился на той самой планете, на станции Араминта. И поверишь ли, так и остался невинным простодушным ребенком».
«А как вы здесь очутились?»
«Странная вышла история, понимаешь... До сих пор в ней толком не разобрался. Два или три удивительных совпадения нуждаются в объяснении — а объяснить их очень трудно».
«Какие именно совпадения? Я тоже в душе бродяга, мне интересно».
Замечание Глоуэна заметно позабавило пилота-инструктора: «История эта началась достаточно обыденно. Я работал гидом экскурсионного автобуса в Семигородье, на планете Джона Престона...» Чилке рассказал о том, как он встретился с пышнотелой бледнолицей дамой в высокой черной шляпе, четыре дня подряд участвовавшей в его утренних автобусных экскурсиях. В конце концов дама завязала с ним разговор, с похвалой отзываясь о его дружелюбных манерах, свидетельствующих о понимании и сочувствии. «Никакого особенного дружелюбия я не проявлял, просто профессия обязывала меня вести себя предупредительно», — скромно пояснил Чилке.
Дама представилась как «мадам Зигони», родом с Розалии, планеты в глубине Призмы Пегаса. Побеседовав несколько минут, она предложила Юстесу Чилке перекусить где-нибудь неподалеку. Чилке не нашел оснований отказаться.
Мадам Зигони выбрала приличный ресторан, где подали превосходный ленч. За едой она попросила Чилке рассказать о его детстве в Большой Прерии и вообще поделиться сведениями о его семье и происхождении. Мало-помалу речь зашла о других вещах, разговор затянулся. Будто движимая внезапным порывом, мадам Зигони призналась Чилке, что уже не раз замечала за собой способность предчувствовать события, и что не придавать значения предупреждениям внутреннего голоса означало бы, с ее стороны, подвергать большому риску себя и свое состояние. «Вы уже, наверное, спрашиваете себя: почему я проявляю к вам такой интерес? — продолжала мадам Зигони. — Все очень просто. У меня есть ранчо, и я хотела бы назначить нового управляющего. Внутренний голос настойчиво подсказывает мне, что вы — именно тот человек, который мне нужен».
«Любопытно! — отозвался на ее откровение Чилке. — С фермерским хозяйством я знаком с пеленок, это точно. Надеюсь, внутренний голос не забыл напомнить вам о необходимости платить хорошее жалованье?»
«Оно будет соответствовать вашему положению, — заверила мадам Зигони. — Ранчо «Тенистая долина», площадью пятьдесят семь тысяч квадратных километров, обслуживается сотнями работников. Как видите, я предлагаю вам ответственную должность. Ваш годовой оклад составит десять тысяч сольдо; кроме того, я беру на себя расходы на переезд и проживание».
«Гм! — нахмурился Чилке. — Вы хотите, чтобы я возложил на себя нешуточное бремя. Надлежащее возмещение должно составлять как минимум двадцать тысяч сольдо в год — что, позвольте вам заметить, меньше половины сольдо в расчете на квадратный километр. Где еще вы наймете управляющего за такие гроши?»
«Жалованье не рассчитывается в зависимости от площади имения! — решительно возразила мадам Зигони. — И не каждый квадратный километр фермы требует постоянного внимания. Десяти тысяч сольдо вполне достаточно. Вы сможете жить в собственном отдельном бунгало, где хватит места для всех ваших вещей. Любому человеку хочется, чтобы на чужбине его окружали привычные вещи, напоминающие о родных местах — как вы считаете?»
«Разумеется».
«Вам у меня понравится, — улыбнулась мадам Зигони. — Я лично об этом позабочусь».