Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 20

– В бар, – ответил я. – Мне тут нравится. Или опять к животным, робококов проверять.

– Вот и вся твоя вера! Посидеть в тепле и послушать музыку, глядя в свои сёнэн-манга! Хентай бы уж тогда покупал, как взрослые люди… А чего ты хочешь на самом деле? Вот подумай толком и скажи.

– Гены вылечить, вот чего я хочу. Будто не знаешь?

Давид в секторе для нормальных животных работает. То есть которые раньше назывались домашними, когда их ещё в домах держали, и некоторых «диких» вроде ворон, которые уцелели. Сейчас у него какие-то с ними проблемы, то ли инфекция, то ли просто бесятся. Сиамские кошки стали шерсть на себе жевать, а остальные мочатся где попало и дерутся. Попугаи вообще себе и друг другу перья вырывают, скоро совсем голые станут. С собаками тоже беда. Вот ему и подсунули руководство, как их надо методом поощрения, и так далее, лечить. Это не считая разной химии, но таблетками штатный ветеринар занимается и ещё Урсула.

По-моему, Давид из руководства учительских замашек нахватался.

– А вот это уже называется комплексом неполноценности, дружище. И если ты хочешь излечиться, то это ошибка, ведь иначе ты не заговорил бы со мной о своём истинном желании! А значит, так никогда и не попал бы на правильный путь. Знаешь, с какими запросами ко мне обращаются? Ха! Просветление, Истина… А начнёшь копать – им потрахаться не с кем. Вот Урсула, например.

– А что Урсула? – насупился я.

– Давай ты будешь моим учеником? – не услышал меня Давид. – Тансегрити займёмся. Это особые упражнения индейских магов, физические и дыхательные. Вслух Годдарда почитаем. Только ты называй меня не учителем, а по-мексикански – нагвалем.

Я пожалел, что оставил своего толмача в ангаре для робококов. Сразу два незнакомых слова! А ещё мне стало приятно, что такой необычный человек, как Давид, спустя всего месяц после знакомства делает мне такое предложение. Вообще-то он, как говорит, «представитель контр-культуры» и не признаёт психоделиков, а это настораживает. Он и меня считает таким же – мол, я уже почти достиг чистоты сознания, осталось только лоск навести. И работает он с нормальными животными, а не с мутантами, как я. Директор сказал, что обычные звери меня бы испугались. Или наоборот, избрали бы вожаком, и тогда я поднял бы восстание животных.

Пока я думал, Давид копался в бесплатных фруктах и выуживал шкурки. Они скопились на дне корзинки. Он бросал их в пакет, уже наполовину забитый всяким пищевым мусором. Я знаю, что он делает из него пасту и заряжает с её помощью батарейки для своего смарта. Я бы тоже стал так делать, но Давид уже подбил меня таскать ему объедки из клеток. И у меня нет этого прибора, который электричество из пасты вырабатывает. Приходится смарт к розетке раз в месяц подключать.

– А почему не сэнсэем? – вспомнил я интересное слово из какой-то манга.

– «Нагваль» круче звучит… А сэнсэй – он и в школе сэнсэй, и в монастыре каком-нибудь. Это хорошо, что ты в зоопарке с разными монстрами работаешь. Вот я зачем сюда устроился, по-твоему? Паспорт-то у меня красный, на бирже можно было и получше что подыскать. Я тебе скажу, для чего. Посвящённые, знай, могут разговаривать не только с другими людьми, но и с животными, и с растениями! Настоящими, конечно, а не роботами – с теми каждый бака общий язык найдёт. Вот я и тренируюсь, чтобы навыки не утратить.

Он таинственно оглядел светлый куб стеклянного бара. По нему гуляли блики солнца и ветерок из кондиционеров, не считая звуков «звериных» песен. Никто, конечно, на Давида не смотрел, а вот мою дурацкую шерсть на шее уже заметил мальчишка за соседним столиком и кивал на меня своей молодой мамаше. Но женщина отчего-то выглядела рассеянной и не смотрела на меня. А сюнэн просто корчился от злорадства и страха.

– Это что! – добавил Давид. – Посвящённый может сам превратиться в животное, даже самое необычное, какого и не существует. Путешествовать по мирам своего разума, перемещаться на тысячи километров, разделяться на множество тел…

– Да ну, сказки про Обезьяну и Зайца!

– Слушай дальше, Егор. Я про настоящих нагвалей говорю, а не про обычный народ. Из зеркала вызвать существо из иного мира – нечего делать, если умеешь. Вот ты знаешь, какие с нагвалями приключения духа и тела происходят? Я тебе скажу: с пришельцами и призраками в облике человеческом в битву вступать не раз случалось.

– Ну и ну, – растерялся я. – Я и не знал, что у тебя такая интересная жизнь. Как игра называется? Я тоже такую скачаю.

– Игра! Думаешь, я на мескалине сижу? Кактусы препарирую? – А сам что-то белое из пакетика в стакан с безалкогольным сакэ подсыпал. – Взаправду все, понял? Зачем нагвалю эта дрянь? Ты не гляди, что я химию лопаю, это лекарство, мне врач прописал.

– А я слыхал, что в битву с духами без грибов не ввязаться. И что духи живут в кактусах. Так один проповедник по голику рассказывал.

– В мозгах у него кактусы, – проворчал Давид. – Я тебе реальную секту предлагаю основать, а ты мне про грибных духов талдычишь.

– Битвы с призраками! – не верилось мне. – Расскажешь?

– Становись моим учеником, расскажу, – кивнул Давид.

Вообще-то он не слишком-то похож на героя комикса. Вот им постоянно приходится с врагами сражаться, распылять их на атомы или сдавать в полицию, если врагу почему-то повезло и он не умер сразу. Но и мускулы у них огромные, больше даже, чем у меня – раза в два, хоть я совсем не маленький. «Зато ты большой и сильный», – сказал мне отец, когда я лет в семь осознал себя и спросил, почему я такой. А Давид щуплый и быстрый, как сперматозоид, и такой же круглолицый. Только жёлтый, конечно, и хвостик у него на затылке не такой длинный. Говорит Давид отрывисто и увлечённо, и движения у него резкие, того и гляди стакан со стола снесёт. Но посуда при мне никогда не страдала, словно в Давида встроены датчики типа автомобильных. Которые столкновений не допускают, словом. А ещё у него вместо родной правой руки механическая, она соединяется прямо с мозгом. Только средний палец на его искусственной руке всё время торчит прямо, словно Давид всех презирает. Но это всего лишь сломался какой-то из стопорных зубьев. А чинить руку он отказывается, потому что этот торчащий палец, мол, стал его формой отношения к миру обычных людей.

Давид ещё при знакомстве сказал мне, что на него пару лет назад упал контейнер, когда он в грузовом порту на каре работал. Главное вроде починили, а на руку, которой он от упавшего груза прикрылся, страховки не хватило. А так бы вкололи «фактор роста», и новая рука бы лучше прежней отросла. Владелец портового склада, когда Давид из клиники вышел, его тут же уволил.

– А справлюсь? – засомневался я.

– Само собой! Ты почти готов, стоит только потренироваться. Чтобы путешествовать в иные миры, нужно порвать все связи, которые держат тебя в нашем, примитивном мире. В первую очередь нельзя иметь семью и друзей. Никто не должен о тебе ничего знать, понятно? Где ты родился, что любишь, какой у тебя кодек, вообще ничего конкретного.

– А как же родители? Урсула…

– Родители не в счёт, они же тебя с детства знают. А с Урсулой я тебе не советую связываться, она опыты на тебе ставит. К тому же нихонка.

Я чуть бакусю не поперхнулся. Это рисовое пиво такое, мне оно нравится, только нам на работе алкогольные напитки нельзя. Поэтому я пью безалкогольное, но мне всё равно, так даже лучше.

– Откуда ты знаешь? Про опыты? И вовсе она не нихонка, у неё мать айна. Как у меня.

– Так ты сам согласился, что ли? – накинулся на меня Давид.

– Она мне предложила позаниматься на её аппаратуре… Что плохого-то? Может, у неё лекарство от моей болезни найдётся? Ты вот можешь со своими превращениями в другого человека обратиться? Я бы тоже хотел. Только в себя нормального, без волос. И чтобы соображал поскорее.

– В себя-то? Это, может, самое сложное для посвящённых.

Давид отчего-то расстроился и сердито допил своё мексиканское пойло. Я уже стал бояться, что он передумает учить меня своему мастерству нагваля. Но он достал из-под пакета со шкурками маленький, потёртый цилиндр из матового пластика и протянул его мне, пряча от посторонних глаз. Я пригляделся к вещице и заметил внутри натянутую нитку, а на нитке крепилась половинка лезвия. К цилиндру на колечке крепилась тонкая шёлковая нить, то есть он походил на неказистый амулет.