Черная королева

Медленное и вязко растекалось зелёное пламя, застыли лошади под всадниками, замерли искажённые страхом и ненавистью лица людей. Исчезли все звуки, будто меня поразила полная глухота.

Лишь биение собственного сердца отдавалось в ушах.

Металлические сюрикэны, посланные моей меткой, не знающей промаха, рукой, разлетелись в стороны, находя себе цель.

Кинжал срезал подпругу с ближайших лошадей, увлекающих своих седоков в сторону от всепожирающего пламени, а уже потом вошёл в грудь незнакомого здоровенного воина, пробивая себе дорогу к его внутренностям между двумя прочными пластинами.

Всё, что у меня осталось теперь – голые руки.

Но руки – это и есть самое страшное моё орудие.

Развернувшись, я схватила первого попавшегося человека, осушая его до дна, высасывая из него кровь и жизненную силу разом, в один глоток.

Потом пришлось вынырнуть на поверхность бытия.

Пространство ожило тысячами ревущих глоток, готовых разорвать барабанные перепонки.

Неистовое ржание лошадей, лязг металла, мужские вопли, летящие дождём стрелы.

Всюду – смерть, смерть, смерть.

Словно пловец, глотнувший воздуха, я снова ушла на грань, в глухую безопасную тишину. Стремясь там, в парализованном мире, взглядом отыскать сына.

Риан, припав на одно колено, выполнял заклинание Призыва. Оно должно было сделать мертвых нашими союзниками.

Его окружали лучшие воины королевства. И настолько, насколько это можно на линии фронта в разгар рукопашной, он был в безопасности.

Всё вокруг уже было объято огнём – не изначально зелёным магическим пламенем, а самым обыкновенным.

Казалось, сама земля превращает людей в пылающие факелы.

Низкие облака окрасились в тот же ядовито-зелёный цвет. Зрелище было по своему красивым – как любая буря или разыгравшаяся стихия.

Стоило выскользнуть из спасительного купола запределья, как раскалённый ветер принялся бешено дуть в лицо и трепать края взмывающего, словно крылья, плаща.

Я не сомневалась, что Лорды, сами устроившие себе эту жуткую ловушку, обречены. Но, самое печальное, что и многие наши люди – тоже. Отпустив от себя огонь, я уже не могу управлять им.

Среди обугленных проплешин земли копались почерневшие человеческие фигурки, в клубах чёрного дыма не разобрать, живые или, благодаря Дару моего сына, уже мёртвые.

Вынырнув из своего подпространства, я подскочила к начальнику личной охраны моего сына:

– Охраняйте его во что бы то ни стало. И не пускайте на передовую.

– Да, госпожа! Как прикажите.

Я вскочила на коня с высоким седлом, на котором прибыла в эту ловушку.

Часть воинов последовала за мной.

Мы сошлись с противником лицом к лицу. Мужчины и с той, и с другой стороны вопили во всю мощь лёгких. Топоры, мечи, секиры – всё шло в ход. Ломало, крушило и резало.

А я добавляла огоньку.

Пришпоривая коней, мы неслись вперёд в боевой горячке.

Не только для меня, но и для окружающих людей время замедлило свой ход. Исчезли прошлое и будущее.

Остался лишь миг, но в нём не осталось места ни для страха, ни для милосердия.

Миарон, мой старый давний знакомый, то ли друг, то ли враг, называл этот бой танцем со Смертью.

«В этом танце не нужно думать. Не стоит даже пытаться. Потому что в бою ты уже не ты. Ты что-то большее. Или нечто меньшее. Но ты определённо нечто другое.

Танец со смертью – танец, в котором не чувствуешь ран или усталости. Танец со смертью – танец с врагом. И никогда ты не ощущаешь себя таким живым, как в тот самый момент, когда тебя окружает со всех сторон смерть.

Они медленно вращаются вокруг тебя, твои враги. Кто с мечом, кто с магией – а ты танцуешь на острие, на грани, – смеясь!

И пусть убьют меня, если смогут».

Танцуй так, будто ты бессмертен, но помни – рано или поздно умирают все.

Любое бессмертие лишь условность. Любую вещь можно сломать.

Даже камни стареют. Даже железо пылает.

Но пока гремит гроза и секут молнии, тот, кто держит их в своей руке – бог. По крайней мере, в собственных глазах.

Противник отступал.

Мы не давали ему возможности уйти.

Враг был повержен – обожжённые, истекающие кровью, шатающиеся, еле живые люди не способны были оказывать сопротивление.

Райкар Цаола налетел на меня неожиданно, когда я меньше всего этого ожидала. Бросился на меня со стрелой, зажатой в кулаке, словно нож.

Он был слишком близко, я не успела среагировать и на мгновение поняла, насколько же и моя жизнь хрупка. Ничуть не отличаясь в этом от жизни других существ.

Смерть блеснула белым оскалом с нескольких метров, глянула сквозь узкие бойницы прищуренный оком.

Но, хвала Двуликим, невесть откуда взявшийся рыцарь выскочил наперерез, взмахнув двуручным мечом, отсекая Цаоле руку по самый локоть.

– Взять его! – приказала я. – Взять живым!

Пламя ещё полыхало. Зомби ещё вяло копошились, стремясь расправиться с доставшимися в их лапы живыми

– Матушка? – сверкали свирепой необузданной радостью серые глаза Риана. – Этот отряд мы разбили на голову.

– Не спеши торжествовать победу. Выиграна лишь первая битва. Да мы еще толком даже не подсчитали, какой ценой.

Наши потери оказались невелики. Один к десяти.

Трое из зачинщиков восстания оказались у нас в плену. Это из плюсов.

Из минусов – мы сразились лишь с небольшим отрядом. Основные силы сопротивления ещё предстояло одолеть.

Повстанцы засели за стеной, называемой здесь, на Севере, Твердыней.

Сиобрян очень точно дал описание этому месту. С одной стороны, глубокая река, с течением быстрым – в брод не перейти. С другой – громада отвесных скал. А сам пролёт стен был достаточно широк, чтобы по нему могли разъехаться два фургона.

Высокие стены, глубоки рвы и решётки давали спрятавшимся в твердыне иллюзию безопасности. Да одного взгляда на стены было понятно – никаким штурмом Твердыню не взять. Стены щетинились копьями и мечами, лучники стояли у всех амбразур.

– Замок неприступен, – развёл руками наш генерал.

– Если брать его приступом – нет, – согласилась я.

– Только приступом брать его никто не будет, – с кривой улыбкой протянул Риан. – Вы разрешите повеселиться в полную силу, матушка?

– Не в первую ночь. Сначала покажем жителям, что ждёт их в случае неповиновения нашей воле. Если они подчинятся и отдадут нам своих командиров, разойдёмся полюбовно. Коли нет – разделят горькую участь вместе с ними.

– Что вы хотите делать? – нахмурился наш славный вояка.

– Увидите, маэстро.

На каменистом выступе над равниной поставили два павильона из парусины – один для меня, другой для Риана. Каждый окружали по тридцать латников.

– Скажите лучше, много ли народу удалось собрать нашим врагам?

– По имеющимся у нас сведениям – около шести тысяч пеших и тысяча конников.

– Это почти втрое больше, чем у нас, – подперев подбородок кулаком, протянул Риан.

– Именно, – кивнул генерал.

– Поскольку мы не планируем рукопашную, это не так уж важно, – безмятежно протянул Риан, нарочно игра роль самовлюбленного беззаботного мальчишки.

Он играл. Нарочно волновал бедного седоволосого генерала.

– Отведите меня к Райкару Цаоле.

– Да, госпожа.

Когда я вошла в яму, сооруженную специально для пленников, наш противник встретил меня на коленях.

При моём появлении стражники заставили его поднять голову:

– Ваше величество?.. – процедил он сквозь зубы с ненавистью.

На месте его правой руки была окровавленная культя, кое-как наспех перевязанная грязной корпией.

– Госпожа? – с надеждой протянул стражник. – Велите убить его? Снести ему голову?

Я подошла вплотную, глядя прямо в пылающие ненавистью глаза моего врага.

– Нет. Не сейчас. Всему своё время. Маэстро Цаола поживёт ещё немного. Пока его жизнь будет нам полезнее смерти, – я выдержала паузу и с улыбкой добавила. – Но только пока.