Страница 1 из 7
Когда отцветет папоротник.
Спросите жителя любой русской деревни, той, что располагается в глубинке, вдали от шумных городов и оживленных трактов. Спросите: «Какой старинный праздник считается самым загадочным и таинственным?» Почти любой, не задумываясь, скажет: «Ночь накануне Ивана Купалы».
Из дремучей глубины веков восходит к нам этот таинственный и загадочный праздник славян, полный обрядов и тайн. Овеян он и необычными легендами и преданиями.
Одну из них поведала мне, еще деревенскому мальчишке, моя бабушка.
Не спеша, чуть надтреснутым от старости голосом, рассказывала она окружившей её ребятне и разинувшей рты от изумления и благоговейного страха, легенду древнюю, словно славянский бог Сварог, легенду о колдовских чарах таинственного цветка папоротника.
– А цветет та папорота только однову ночку, как раз на Ивана Купалу, да ровно в глухую полоночь раскроет свои лепестки. Их у неё семь, и кажный свое волшебство имает! Один – любой замок, любые оковы разрежет, какое жалезо не возьми…. Другой, допустим, заговор какой хошь сымет ежемоментно! Третий, скажем, наоборот, приворожит, присушит, да так, что и до самой смертушки не опустит. А есть еще черный лепесток, тут как повернется, либо твово недруга со свету сживет, али сам ни за что ни про что сгинешь! Но главная колдовская сила в том цветке папрота – это вот такая: любой клад откроет. Забогатеешь, знамо дело, враз и заживешь – сыт и пьян и нос в табаке!
Нос в табаке и пьяному быть нам по малости лет не хотелось, а вот сытому – это да, это очень даже неплохо выглядело в те голодные послевоенные годы. Вот если бы найти клад да разбогатеть! Это сколько можно было бы купить шоколада! Стоил он тогда дорого, на среднюю зарплату колхозника можно было купить всего около тридцати плиток. Ясное дело, немногие из нас пробовали это лакомство, разве вот Вовка. Тот слопал целых полплитки, когда лежал в больнице, а половину отдал сестренке. Как сам признался: «Жалко было, даже рука не хотела протянуться отдавать – но отдал!» – и жутко гордился своим поступком.
Мы мысленно примеряли эту ситуацию на себя, и выходило, что тоже могли бы совершить такое. В наших глазах это было пусть не совсем геройство, но поступок. Торопили мы бабушку: что да как можно найти клад с помощью заветного цветка в колдовскую ночь.
Тормошили: расскажи да расскажи!
Усаживала нас бабуся вокруг себя, гладила по стриженым под ноль макушкам и неторопливо рассказывала:
– Цветок тот расцветает точно в канун полночи, как останется до её серединки минуток десять, он и успеет лепестки распустить и середочку распушить.… А видно его издалека, так как цветет он, как уголек, вот только сияния больше, уголек тот красный, а цветок папорота он светится да так, что и под луной его видно! Вот как засветился, тут, верное дело, не зевай, бери и рви да не забудь: срывать надо правой рукой, в ней праведности больше. Сорвешь, подуй на него легонько, пусть лепестки покружатся, и смело бросай вверх! Полетит тот цветок по воздуху, поспешай за ним: где опустится, там и кладу быть. Вот только перед тем, как завянуть да угаснуть, разлетятся лепестки, как мотыльки, погаснет да потускнеет их сияние, и кому какая судьба выпадет, кому какой лепесток достанется, тот и жизнь свою проживет и людям виден будет в таком цвете.
Жутко было, а вдруг черный лепесток достанется, что тогда?
– И черный лепесток тоже нужен; не ведаешь горя, как познаешь счастье? – успокаивала нас бабушка.– А самый главный среди них, конечно же, красный! Вот он и счастья, и любви до конца жизни полной мерой тебе отмерит.
Милая наивная бабушка!
В свои двенадцать лет имели мы весьма смутное и непростое понимание слова «любовь». Да чего там, проявляли интерес к противоположному полу. Вот только все девчонки были для нас плаксами и задаваками. Нравилась мне одна девочка, да что там, влюблен я был в неё, что называется, на оба своих оттопыренных уха. Даже смотреть в её сторону спокойно не мог. Однажды насмелился и предложил донести из школы её портфель, а она отказалась. Пришлось стукнуть её по спине своей холщовой сумкой с книгами. От такого «комплимента» она упала в сугроб и, поднявшись, долго плакала. Я стоял и смотрел, и тоже заревел…
Получить красный лепесток нам никому не хотелось. Хотелось найти клад. Воображение щедро рисовало сундуки, полные драгоценных сверкающих камней, золотых монет, и всю эту груду почему-то венчала царская корона.
Вот найдем, эх, и заживем!
Предупреждала бабуся: «Клад нужно растратить с умом! Пусть будет польза людям, нельзя клад тратить на себя, нельзя промотать как зря, не пойдет на пользу он ни тебе, ни твоим детям и внукам…»
«Да ладно, – соглашались мы с бабушкой. – Не будем тратить как попало….»
А сами горячо обсуждали, на что потратим свою долю клада. Как малы и жалки были наши мечты о счастливой жизни!
Вот скажите, если бы вам повезло найти клад, сопоставимый с сокровищами графа Монте-Кристо, что бы вы предприняли? «Ой, да только бы найти! А уж тут бы я развернулся!» Чего тут думать? Перечислять все мечтания современного человека – и десяти страниц не хватит.
Наши мечты были проще. Я вот думал: найду – пойду и сразу куплю себе килограмм конфет. Продавались такие конфеты в нашем сельском магазине слипшиеся, слегка посыпанные сахаром. Называли мы их «подушечки», формой они напоминали этот предмет для сна. Нет, прерывал я свои мысли, куплю два килограмма «подушечек»!
На таком накале наших мечтаний окончательно утвердились мы не спать в июльскую ночь, пойти и найти этот колдовской цветок. Надо ли говорить, что те два препятствия, что стояли перед нами для осуществления этой приключенческой авантюры, мы сумели изящно обойти. Первое: для поиска колдовского цветка нужно было ни много ни мало – семь человек, по числу лепестков. Нас, неразлучных друзей, было шестеро; ничего, привлечем Ваську, он давно пробовал затесаться в нашу компанию! Второе препятствие: нужно было улизнуть незаметным из дома, да ещё бродить неизвестно где далеко за полночь. Хотя второе препятствие было гораздо сложнее первого, его мы решили проще и быстрей.
Всю неделю до нужного дня мы были самыми примерными из всех сорванцов нашего села. Пожелания родителей, да и других старших в семье, выполнялись незамедлительно и без пререканий. Поэтому легко заработали ночевку в саду, где стояли две кровати, и крышей были только кроны яблонек. В августе спать там было не совсем ловко: созревшие антоновки довольно больно шлепались на наши сонные тела, заставляя соскакивать с постели. В начале июля нам это ещё не грозило, и самое малое, что мешало провалиться в крепкий сон – так это метеориты, иногда яркой полосой стремительно чертившие небо.
Сегодня нам было не до падающих звезд, да и желание у нас было одно: найти цветок, а уж он-то точно нам клад укажет! Сама судьба была благосклонна к нам в эту ночь!
У Васьки мать ушла в пекарню печь хлеб в ночную смену, а мы вшестером смирно лежали в саду на расстеленной по случаю многолюдности палатке. В половине одиннадцатого дружно откликнулись на пожелание «Спокойной ночи!» от проверившего нас отца и, убедившись, что окна дома не светятся, направились на поиски заветного цветка.
Подготовились мы к поиску клада основательно! Четыре лопаты, один лом, два мешка для переноски сокровищ. Вовка зачем-то припер даже кирку, валялась в сарае за ненадобностью. Осталась от деда, тот вволю помахал ею, дробя камни на золотых приисках. Все это снаряжение придало нашей экспедиции солидности и добавило уверенности, что клад точно достанется нам.
Экспедиция началась с того, что двинулись мы на поиски заветного цветка вверх по неглубокой, но шустрой речушке, протекающей в конце огородов. В этом был свой резон. Папоротник в наших краях рос только в одном месте.
В начале тридцатых годов соорудили селяне плотину. Разлившаяся вода дала жизнь березовой роще. В густой поросли черемухи да по зеленым полянкам росла эта ярко-зелёная трава.