Страница 2 из 12
Девушка, стоящая на одном из этих мостиков, наблюдала полёт кометы.
Комета была похожа на медленную сверкающую каплю.
17 августа 2009
Я маленький и хочу на ручки: мама улыбается, раскрывает объятия, но вдруг резко отстраняется и говорит: осторожно, я медная.
Меня это останавливает, не понимаю что она имеет в виду, но — отступаю в угол и принимаюсь за ней наблюдать.
Мама пьёт кофе, курит, пепел падает в пепельницу.
Пепельница — медная, — говорю я и вдруг понимаю, что сказав «пепельница — медная», я вырос и теперь мне нельзя на ручки.
Ничего, — говорит мама, — главное, у тебя — хрусталь.
Я осматриваю себя с ног до головы, заглядываю в карманы — нет никакого хрусталя.
А ты загляни в зеркало, — смеётся мама.
Вместо собственного отражения вижу в зеркале полупрозрачную фигуру, повторяющую мои очертания, но как бы недооформленную, неполную. Будто кто-то собрался изваять меня в хрустале, но бросил на полдороге.
Это я? — спрашиваю маму.
Когда станешь прозрачным,— отвечает мама, — я попрошусь к тебе на ручки.
25 сентября 2006
Вечером, за полчаса до наступления «детского» времени, они садятся за круглый кухонный стол. Отец достаёт из шкафчика посудину, отдалённо напоминающую старинную маслёнку автолюбителя 30—х годов, но большего размера. На столе появляется также фаянсовая миска – из тех, что домохозяйки используют для приготовления больших «семейных» салатов. Подняв «маслёнку» как можно выше – на вытянутых руках, – отец наклоняет её, до тех пор, пока выпуклая капля мёда не повисает над краем узкой воронки. Тут движение замедляется: необходимо отсрочить мгновение, когда капля перевалится через край и превратится в тонкую струйку, почти ниточку, соединяющую дно миски и металлический носик.
Дочь зачарованно наблюдает за этим процессом, изредка кивая головой, улыбаясь или морщась в зависимости от того, насколько отцу удаётся справиться с медовым валом, который с течением времени всё более напоминает самостоятельное, живое, способное бороться за свободу волеизлияния существо.
Наконец, мёд одерживает верх, отец замирает, продолжая держать сосуд на вытянутых руках – так, что вены на тыльной стороне ладони набухают и руки подрагивают от напряжения.
Мёд льётся.
Они смотрят, как льётся мёд.
В полной тишине льётся мёд.
Они смотрят.
1 ноября 2006
Снилось, что дверь в мою комнату сделана из хрусталя, и на дверную ручку повешена винтажная бархатная табличка с надписью "НЕ ХЛОПАТЬ".
4 ноября 2006
Я – актёр маленького авангардного театра в роли грабителя банков по кличке Фауст. В первом акте мы с подельниками успешно грабим банк. После происходит делёж награбленного, и, как водится, бандиты не всегда находят общий язык.
В конце акта меня закалывает ножом моя же собственная подруга. Убийство превращается в фарс: мы много шутим, публика смеётся.
Конец первого акта. Занавес.
Актёры собираются за сценой. Режиссёр объявляет: «Второй акт тоже покажем, хоть это и не планировалось».
Актёры переглядываются.
Я возражаю в том смысле, что репетировал только начало: там, где приходят остальные грабители, и я, умирая, веду с ними комический диалог на тему тщеты и бессмысленности усилий любого рода. После этого я вроде бы умираю окончательно и оставшуюся часть времени просто лежу на сцене, но поскольку дальше не репетировал, полной уверенности нет.
«Пустяки, – говорит режиссёр. – Ты и в самом деле лежишь, и по ходу действия, ближе к концу произносишь всего одну фразу. Ничего сложного. Вот тебе сценарий, найди это место. Через три минуты начинаем.»
Я лихорадочно листаю сценарий, но ничего не нахожу. К началу второго акта выхожу на сцену с мыслью о том, что где-то ближе к концу акта меня ждёт серьёзное испытание. После трагикомической развязки некоторое время лежу неподвижно, но чем больше думаю о том, что не знаю когда по сценарию нужно вступать (и что делать, говорить) , тем беспокойнее.
В какой-то момент, пользуясь тем, что внимание зрителей сосредоточено на прочих актёрах, потихоньку достаю из кармана сценарий и методично, страница за страницей просматриваю его в поисках проклятой реплики. Я так занят, что не замечаю решительного поворота действия, когда внимание вновь сосредотачивается на мне.
Зрители смеются: бывший мертвец, развалясь, перелистывает страницы сценария.
Один из актёров, справившись с неожиданностью, обращается ко мне: «Фауст, ты почему такой нервный?»
Я, разумеется, не знаю что должен ему ответить, но как ни в чём не бывало отвечаю: «Порезался».
Хохот.
Всеобщее ликование.
Занавес.
7 апреля 2007
Снился человек, у которого вместо ушей были спичечные коробки.
Время от времени кто-то подходил, чиркал спичкой, и человек этот таинственно улыбался - будто всякий раз ему сообщали нечто исключительно важное, не предназначенное для посторонних ушей.
9 апреля 2007
Принесли именинный торт. Я должен был задуть свечи, но решил сперва их сосчитать, принялся за дело и сразу сбился, начал заново и сбился снова. Люди вокруг принялись нервно перешёптываться: ну давай же! дуй! Но я продолжал пересчитывать, сосредоточенно шевеля губами и указывая на каждую пальцем, пока не заметил, что всякий раз, когда я указываю на свечу, она гаснет.
Когда одна из свечей гасла, в комнате оставалось на одного гостя меньше.
В конце концов, я остался наедине с тортиком и одной-единственной не погасшей свечой, но вместо того, чтобы задуть её, решил отведать угощение.
Ножа под рукой не оказалось, и я просто зачерпнул ладонью, будто торт был жидким. На вкус он напоминал дыню, такую свежую и сочную, что просто дыхание перехватило. Я почувствовал дикий голод и понял, что если не удержусь, от угощения мигом ничего не останется. Тут кто-то позвал меня с улицы, я выглянул в окно и к своему ужасу обнаружил, что улица полна людей.
Они уже не помещались на тротуарах и заполнили всё пространство перед домом: карабкались на столбы и на деревья, сидели на крышах и капотах машин, оккупировали балконы в домах напротив. Я чувствовал, что им нужен мой торт, но понимал, что на такое количество желающих его всё равно не хватит. И принялся подавать знаки из окна: уходите, мол, нечего вам тут делать!
Тут из толпы вышла девочка и сказала: Ну что ты как маленький? Не будь таким жадиной!
Я ответил: Там почти ничего не осталось, он же крошечный!
Она засмеялась и крикнула: Дурак! Какой же он крошечный? Посмотри!
Я оглянулся и к своему изумлению увидал, что торта больше нет.
Вместо него прямо на столе выросло дерево, корни которого продырявили пол и ушли глубоко в землю, а крона поднялась над крышами домов.