Страница 47 из 47
— Простите меня, отец…
— Прошу вас, отвечайте откровенно.
— Ну, если откровенно, я бы просто швырнул их в печь.
Ганс Ольгерсон молча проглотил оскорбление, но через несколько дней под предлогом того, что сын расходует слишком много дров, выгнал его из дому. На последние деньги Оскар снял в порту лачугу и поселился там, прихватив с собой лишь ящик с красками. Так начались его мытарства. Чтобы заработать на хлеб, он разгружал суда, а в свободное время продолжал писать композиции из медвежьих ушей, подсвечники и перьевые метелки. Его живопись и так не пользовалась спросом, а тут еще стала предметом всеобщих насмешек. Абсурдные холсты были притчей во языцех. Годы шли, и чем дальше, тем хуже жилось Оскару. Его прозвали Оскаром-дурачком. Дети плевали ему вслед, старики бросали в него камни, а портовые шлюхи, завидев его, крестились.
Как-то раз — это случилось четырнадцатого июля — в порту и в городе разнеслись невероятные слухи. Смотритель маяка заметил вдали легкий, стройный корабль с позолоченным бушпритом, идущий под пурпурными парусами. В Ооклане еще не видывали таких чудес. Сам бургомистр со своими советниками отправился встречать заморское судно и с удивлением узнал, что оно принадлежит Эрику: моряк вернулся на родину из кругосветного путешествия, длившегося десять лет. Услышав эту новость, Ольгерсоны протолкались к причалу сквозь толпу. Эрик в голубых атласных панталонах, шитом золотом сюртуке и в треуголке сошел на берег. Ганс поспешил было обнять его.
— Я не вижу здесь брата, — отстранил отца Эрик, хмуря брови. — Где Оскар?
— Не знаю, — покраснев, ответил отец. — Мы в ссоре.
И тут из толпы с трудом выбрался тощий оборванец.
— Эрик, я ваш брат Оскар, — сказал он.
Моряк заплакал и обнял его, а потом, разжав объятия, грозно повернулся к Ольгерсонам:
— Это вы, старые хрычи, виноваты в том, что мой брат чуть не умер от голода и нищеты.
— Порядок есть порядок, — ответили Ольгерсоны. — Надо было рисовать как следует. Его обучили почтенному ремеслу, а он упрямо малевал пейзажи один другого абсурдней и смехотворней.
— Молчите, вы, старые хрычи, и знайте, что Оскар — величайший в мире художник.
Старые хрычи злорадно ухмыльнулись. А Эрик приказал матросам:
— Несите сюда кактусы, финиковые пальмы, равеналы[3], аллюодии[4], банановые деревья, пеллициеры![5]
И к изумлению толпы, матросы вынесли на причал ящики с растениями, как две капли воды похожими на уродцев с полотен Оскара. Старые хрычи вытаращили глаза и заплакали от бешенства и досады. Тут все оокланцы упали на колени, прося у Оскара прощения за то, что дразнили его дурачком. Отношение к живописи Ольгерсонов разом переменилось. Эстеты теперь ничего не желали видеть, кроме кактусов и других экзотических растений. Оскар и Эрик построили себе великолепный дом и зажили в нем вместе. Оба брата женились, но это не мешало им по-прежнему нежно любить друг друга. И Оскар рисовал всё чудные да пречудные растения, никому еще не известные, а может, и вовсе не существующие на свете.
Перевод И. Истратовой
notes
Примечания
1
Ненормальный какой-то (нем.). (Здесь и далее примеч. переводчиков).
2
«Четырнадцать пунктов» — программа мира, предложенная В. Вильсоном в январе 1918 г.
3
Равенала — растение семейства стрелитциевых, близкородственного банановым; его родина — остров Мадагаскар.
4
Аллюодия — растение семейства дидиереевых, по виду напоминает молочай или кактус; встречается на Мадагаскаре.
5
Пеллициера — растение, родственное мангровому дереву, принадлежит к семейству чайных; растет в тропических лесах Азии и Америки.