Месть женщины

Мужчина с родинкой на виске и уверенными — панибратскими манерами, сказал, что его ведомство, закрытый НИИ, подчиняющийся непосредственно Министерству обороны, как раз занимается поиском пропавших во время войны людей, причем довольно успешно. И тут же пообещал оказать содействие.

— Правда, чаще мы находим их могилы, — добавил он и предложил тост за, как он выразился, «священные холмики земли, под которыми покоятся бренные останки нетленных душ».

Выпили, закусили бутербродами с сыром и колбасой, которые достал из полиэтиленового пакета второй мужчина, назвавшийся Антоном Мстиславовичем. Ян выложил на стол яблоки и пачку печенья. Слово за слово, и он незаметно рассказал своим попутчикам, что когда-то плавал старпомом на грузовых судах, знает, хоть и успел изрядно подзабыть, английский и немецкий.

Попутчики слушали внимательно и заинтересованно. Похоже, они были не знакомы между собой, хотя из разговора выяснилось, что Антон Мстиславович тоже военный и того, с родинкой, он звал просто — Палыч.

Беседа коснулась афганской войны, и Палыч сказал, что Советскому Союзу давно пора начать расширять свои границы.

— Идет очередной передел мира, — разглагольствовал он, размахивая стаканом с коньяком. — Либо мы, либо Соединенные Штаты. Они спешно прибирают к рукам Латинскую Америку и Ближний Восток. К тому же Афган необходим нам как учебный полигон для испытаний новых видов оружия. Американцы, как известно, использовали для этих целей Вьетнам.

Антон Мстиславович мягко, но решительно не согласился с Палычем — он, как решил Ян, определенно представлял в Советской Армии «голубей», которых их противники — «ястребы» — называли «пятой колонной» и «Пентагоном». Он заметил, что американцы, обжегшись на вьетнамской войне, коренным образом изменили тактику, превратившись в глазах мирового сообщества из хищных акул чуть ли не в безобидных дельфинов, и Советский Союз таким образом невольно стал выглядеть мировым жандармом.

Они горячо между собой заспорили. Палыч плескал коньяком на белую скатерть с фирменной картинкой и вензелем и называл Антона Мстиславовича — в шутку, разумеется, — «агентом ноль-ноль семь». Ян помалкивал: беседа занимала его лишь с этической точки зрения, ибо он давно и бесповоротно решил для себя, что война в Афганистане есть не что иное, как коварная агрессия против маленького соседа. К тому же он жалел наших парней, бессмысленно гибнущих там.

— Вот ты, Иван, человек штатский, рассуди: кто все-таки из нас прав? — спрашивал Палыч, пьяненько поблескивая очками в тонкой золотой оправе. — Мне лично кажется, что чем больше территорий мы покорим, тем станем сильней и непобедимей. Так, между прочим, считали все русские цари. Да и Сталин тоже. Это Ленин разбазаривал направо и налево русские земли. А на мировое сообщество я прибор положил. Кто сильней, тот и прав. Так было, есть и будет.

— Но мы завязли там по уши, — возразил Ян. — Мне приходилось встречаться с теми, кто прошел Афган. Они говорят, что нас там возненавидели люто и надолго. А ведь было время, когда русских в Афганистане уважали и даже любили.

— Ну, ихнюю любовь, как говорится, в генеральскую зарплату не превратишь. — Палыч ухмыльнулся и залпом допил свой коньяк. — А мой кореш за каких-то одиннадцать месяцев из майора прыгнул в полковники. Круто, а? Не удивлюсь, если через месяц-другой он примерит штаны с лампасами. — Палыч вдруг наклонился к самому уху Яна и сказал доверительным полушепотом: — Ты, Иван, между прочим, имеешь в настоящий момент колоссальную возможность сделать головокружительную карьеру. Как насчет того, чтоб поработать на благо Отчизны?

И он дружески толкнул Яна плечом.

— Я человек сугубо штатский и вряд ли смогу стать… — начал было Ян, но Палыч его перебил:

— Не скромничай. Два-три месяца интенсивных занятий языком, приемами рукопашной и так далее — и ты будешь в отличной форме. — Он замолчал, ожидая, пока Антон Мстиславович выйдет в коридор и задвинет за собой дверь. — Думаю, тебе даже не придется участвовать в боевых действиях — твоя миссия будет в высшей степени интересной и важной, Анджей Мечислав Ясенский.

Ян почему-то вздрогнул при этом имени.

— Да ты не пугайся. Дело в том, что мы давненько наблюдаем за твоей персоной, — говорил Палыч тоном, из которого напрочь исчезло все, кроме одного — непоколебимой уверенности в собственной силе. — Если честно, то все то, о чем мы сейчас говорим, — чистой воды лирика, потому что у тебя все равно нет выбора. Компромата у нас хватит с лихвой, чтобы засадить тебя на веки вечные в санаторий за железными решетками.

— Я не собираюсь подчиняться грубой силе и не боюсь никаких компроматов, — сказал Ян твердо, недрогнувшим голосом. — К тому же мой приемный отец…

Палыч нервно дернул щекой и сказал без всякого выражения, словно зачитал абзац из протокола или письменного донесения:

— Капитан Лемешев, находясь в состоянии белой горячки, утопил в ванной свою супругу, впоследствии, пытаясь замести следы преступления, решил сжечь труп, облив его бензином из канистры, и в результате взрыва газовой колонки погиб сам. С подробностями происшествия можно познакомиться в нашем архиве. Разумеется, официальная версия — несчастный случай.

Ян задохнулся от боли. Перед глазами поплыли зеленые круги. Он вдруг вспомнил мать такой, какой видел в последний раз: кургузый хвостик нейлоновой косынки, теребимый ветром, в глазах радость с горечью пополам… Как она жила все эти годы? Почему он, болтаясь по свету в надежде обрести что-то утерянное, так и не удосужился заехать хотя бы на недельку-другую к родителям?..

— Понимаю, нелегко тебе сейчас. Но ведь они как-никак были тебе чужими по крови. Правда, говорят, не та мать, которая родила, а та которая воспитала, — слышал Ян словно издалека голос Палыча.

— Она была… замечательной матерью, — проговорил Ян, с трудом ворочая внезапно одервеневшим языком. — А отец… Да, я ревновал его к ней. Я… — Он тяжело вздохнул. — Думаю, в том, что случилось, прежде всего виноват я.

— А вот это уже достоевщина, — сказал Палыч. — Я же предпочитаю поручика Лермонтова с его истинно российским фатализмом.

Вошел Антон Мстиславович и сел с краю на диван.

— Ну что, товарищ полковник, договорились? — поинтересовался он.

— В общих чертах да, — кивнул тот. — Ну, а теперь я вкратце изложу суть дела, тем более что, как говорится, контактов с улицей у тебя больше не будет. — Палыч как бы невзначай поднял левую руку, и Ян увидел у него под мышкой кобуру. — Итак, янки кичатся своей непричастностью к конфликту душманов с войсками законно избранного правительства во главе с президентом Бабраком Кармалем, в то время как ни для кого не секрет, что наш ограниченный контингент принимает участие в боях на стороне правительственных войск. Так вот, мы докажем всему мировому сообществу, что янки тоже тайно участвуют в войне. Разумеется, на стороне душманов. — Палыч достал из кармана пиджака две фотографии и положил перед Яном на стол. — Похожи? — он самодовольно усмехнулся.

На одном фото Ян увидел себя в костюме и при галстуке, на другом — незнакомого юношу в форме майора ВМС США. Да, эти два лица на самом деле были очень похожи между собой.

— Ишь ты, какая фокусница и затейница наша матушка-природа, — сказал Палыч, манипулируя перед носом Яна фотографиями. — Представляю: Фрэнсис Аарон Скотт, Нэшвилл, штат Теннесси. Исчез полтора года назад при самых загадочных обстоятельствах, находясь в отпуске. Труп обнаружен не был. Почему бы им не заслать этого славного мужественного парня в Афган? И не в качестве наблюдателя, как утверждают все эти вредные «волны» и «голоса», а в качестве действующего лица. Таких бесследно исчезнувших мертвых душ в Штатах наберется несколько сотен, если не тысяч. Их страна тоже широка и необъятна, а полисмены так же ленивы и бездарны, как и наши алкаши из эмведе. Это станет настоящей сенсацией, почище Уотергейта, и вполне может стоить президенту его мягкого кресла с высокой спинкой.