Месть женщины

Он проснулся, когда землю окутала тьма. Сквозь листья дикого винограда маняще лучились летние звезды.

Внезапно Ян почувствовал себя счастливым.

— Алеко! — громко воскликнул он и стиснул пса в железных объятиях. — Милый мой Алеко! Знаешь, что мы сейчас сделаем? Мы пойдем к ней и скажем: ты свободна. И попросим у нее прощения. Как ты думаешь, Алеко, она простит нас? Она тоже должна быть счастлива. Все люди имеют право быть счастливыми. Чем скорее так случится, тем лучше. Раз, два, три — вперед!

Крепко обняв пса, Ян сиганул вместе с ним в колючие заросли метрах в трех внизу. Он был в одних плавках, и ему показалось, будто в кожу впились когти диких зверей. Боль сообщила новые силы. Ян чувствовал себя так, словно только родился.

Амалия Альбертовна сложила вещи за полчаса.

— Может, поедем вместе? — робко предложила она, присев по обычаю на дорогу. — Отец… да, он будет тебе очень рад.

— Он будет рад тебе, мама, а я… мы увидимся потом. Мама…

— Да, сынок?

— Как ты думаешь, это правда, что та женщина… Юстина… моя настоящая мать?

— Не знаю, — Амалия Альбертовна тяжело вздохнула. — Иногда мне кажется, будто тебя родила я. Конечно, это не так, но я…

— Это так, мама.

— Она… она тебя очень любила. А вот Маша… Я никогда не ожидала от нее…

— Не будем никого осуждать, мама.

— Я не осуждаю. Одно время я очень тебя к ней ревновала. И даже желала ей зла.

Амалия Альбертовна отвернулась.

— Знаю. — Ян нахмурился. — Но ты делала это по глупости.

— Ты любишь ее, сынок, — сказала Амалия Альбертовна.

— Она мне сестра — я почувствовал это с самого начала. Мама, почему это так?

— Ты еще полюбишь, сынок. И будешь очень счастливым. И я ни за что не буду тебя больше ревновать, — Амалия Альбертовна решительно встала. — Мне пора.

— Я провожу тебя до автобуса, — Ян подхватил чемодан и сумку Амалии Альбертовны. — Отцу скажи…

Налетевший порыв ветра с моря унес его слова, и Амалия Альбертовна не осмелилась переспросить — она все еще побаивалась сына. Она спросила уже на остановке, не в силах оторвать взгляда от его задумчивого печального лица, озаряемого вспышками молний — из-за моря надвигалась гроза:

— Можно, мы к тебе приедем?

— Не сейчас, — сказал Ян, глядя куда-то поверх ее головы. — Но если ты узнаешь что-нибудь о…

— Я сообщу тебе, сынок. Сразу же сообщу, — закивала головой Амалия Альбертовна. — А вот и автобус. — Она привстала на цыпочки и уткнулась макушкой в подбородок Яна. — Храни тебя Господь, мой несравненный…

Она еще долго махала ему рукой из окна автобуса, но Ян видел это лишь краем глаза. Он смотрел туда, откуда надвигалась грозовая туча. Вдруг он сорвался с места и бросился к причалу, прыгнул в кабину своего катера и одним рывком завел мотор.

— Буря будет, молния будет, куда тебя, спрашивается, черти несут? — услышал он сонный голос сторожа Зурико.

— Вот и хорошо, что будет, — пробормотал Ян себе под нос и направил катер навстречу быстро наползавшей туче.

В пещере было сухо и тепло как днем. Круглая площадка со входом в виде низкого грота была повернута точно на восток. Эту пещеру видели со стороны моря все, проезжавшие на прогулочных катерах, однако попасть сюда было достаточно трудно, а еще трудней пристать на катере — повсюду из воды торчали острые обломки скалы. И только в одном месте был узкий проход. Ян спокойно провел по нему катер и поставил на якорь в небольшой, защищенной от волн гавани. Он любил эту пещеру. Она была его и только его. Он соорудил здесь лежанку из сухих водорослей, на которой иногда спал до рассвета, вернее, до той минуты, пока первый луч выплывающего из-за горизонта солнечного диска не касался его лица. Ян очень любил эти мгновения наедине с восходящим солнцем. Еще с тех пор, как служил во флоте.

Теперь пещера просвечивалась насквозь отблесками молний. Ян направился в свой угол, опустился на застланную чистой парусиной лежанку и тут же почувствовал, что в пещере кто-то есть.

— Кто? — громко спросил он.

— Я, — ответил женский голос, и Ян разглядел в бледно-сиреневом просверке молнии на противоположном конце длинной — в его рост — лежанки женский силуэт. Следующая вспышка оказалась еще ярче и продолжительней, и Ян узнал девушку с короткой стрижкой жемчужно-платиновых волос. — Мне было хорошо здесь, — прошептала она. — Это ваша пещера?

— Да, — подтвердил Ян и внезапно ощутил странное смущение. — Но вы можете остаться. На улице гроза.

— Спасибо, — серьезно ответила девушка. — Я вас знаю. Вы работаете спасателем. Но на самом деле… — Девушка замолчала, и Ян затаил дыхание, ожидая с напряжением, что она скажет. — На самом деле вы не тот, за кого себя выдаете, — наконец сказала она. — Но это ваше дело, и я не собираюсь лезть со своими глупыми расспросами. — Она вдруг тяжело вздохнула. — Знали бы вы, как мне горько.

— Почему? — спросил Ян, почувствовав вдруг странный, почти болезненный интерес к судьбе этой девушки, за которой наблюдал издалека, представляя в своем воображении чуть ли не идеально счастливой.

— Вы… вы на самом деле хотите это знать или спрашиваете из вежливости? — слегка удивленно спросила она.

— Хочу. Не знаю почему, но очень хочу. — Он отчетливо понял, что после отъезда матери в душе образовалась пустота, которую необходимо чем-то заполнить. — Говорите. Прошу вас, говорите.

— Но я даже не знаю, с чего начать, хотя мне казалось последнее время, что если я не выскажу кому-то все, что на душе, взорвусь изнутри. У меня нет подруг и друзей, матери все рассказать невозможно. — Девушка нервно рассмеялась. — Я такая дурочка, что не подошла к вам в самый первый вечер. Помните, мы почти столкнулись лбами возле входа в кинозал? Вы как-то странно на меня посмотрели, будто мы знакомы. Мне тоже показалось, что я уже встречалась когда-то с вами. Если бы я подошла к вам тогда, быть может, не случилось бы этой мерзкой сцены в столовой. Правда, случилась бы другая. Наверняка бы случилась. Увы, я не умею притворяться и сдерживать свои чувства, хоть я и актриса по профессии. Единственное, что я, как выяснилось, умею — любить без оглядки.

— Я вам завидую.

Ян тяжело вздохнул.

— Наверное, теперь уже не стоит. — Пещера вспыхнула ярким белым светом, прямо над их головами оглушительно грохнул гром. — Силы небесные призывают меня исповедаться вам, — сказала девушка серьезным печальным голосом. — И именно вам. Начну, как говорит Татьяна Ларина, с самого начала. Я влюбилась в него еще девчонкой — ну да, мне было в ту пору что-то около четырнадцати, моя мама тоже актриса, и у нас в доме все время были эти странные люди. Для них ничего не стоило обнимать и целовать сегодня одну, завтра другую. Словно вся жизнь — сцена и игра без перерыва. Моя мама сменила несколько мужей, но она, по крайней мере, хранила им верность, пока жила с ними, а влюбившись в кого-то, тут же рвала прежнюю связь. Честно говоря, мне нравилась эта веселая компания, нравилось мое имя — Ева, хотя в школе оно доставляло мне много неприятностей. Но я редко ходила в школу — в детстве болела бесконечными ангинами, валялась на тахте, читала книжки, слушала музыку. Одно время мечтала стать великой скрипачкой и даже проучилась четыре года в ЦМШ. Но жертвы во имя музыкального искусства оказались мне не под силу, женское начало возобладало вдруг над всеми остальными. Скажите, это хорошо или плохо, когда твоя сущность, твое естество рвется наружу и нет сил да и не хочется сдерживать его?

— Не знаю, — задумчиво ответил Ян. — Знаю только, что тогда твоя жизнь превращается в сплошное испытание на прочность.

— Да, вы правы — именно испытание на прочность. И я его не выдержала. Не выдержала, — с каким-то злым отчаянием повторила Ева. — Я поддалась искушению ревности, злости, мстительности, хоть и знала с первого дня, на что иду. Но я не могла знать, что мне это окажется не под силу, что я просто не выдержу, сломаюсь. Но это случилось уже потом, а сейчас я буду рассказывать тебе все по порядку. Можно, я буду говорить тебе «ты»?