Страница 47 из 185
Ланни пролежал без сна все предрассветные часы утра, размышляя над своеобразной проблемой, стоящей перед ним. Как и прежде, он должен был принять позу всезнающего перед жирным генералом и еще не сказать ему ничего, кроме того, что он уже знал. Кроме того, он должен быть осторожным и не использовать всех фактов, о которых ему рассказала Труди. Он должен всё подать так, что если документы будут когда-нибудь опубликованы, у Геринга возникла бы мысль: «А ведь об этом мне ещё раньше докладывал Ланни Бэдд».
Искусствовед начал с краткого изложения телеграммы, которую ему позволил прочитать циничный Пит, прежде чем отправить её в Нью-Йорк. — «Мое общее впечатление, что вы и фюрер не о чем не должны беспокоиться в этом случае. Вы выйдите сухими из воды, как говорят у нас в Америке. Вас пожурили в Стреза, и ещё несколько раз пожурят в течение года, но с ружьем никто на вас не пойдёт».
«Мы как в игре в покер», — ответил генерал, — «и играем по очень высоким ставкам».
— У вас на руках не сильная комбинация. Но, то же самое можно сказать и о ваших оппонентах. Но, эта игра отличается от покера тем, что в ней хладнокровие значит еще больше. Кроме того, можно изменить правила в середине игры. Что никак нельзя сделать при игре в карты.
Генерал улыбнулся. Он постоянно находился под впечатлением интеллекта этого кажущегося простофилей молодого человека, и именно поэтому он так сильно хотел заставить его работать на себя. — «Значит, вы не считаете, что наши оппоненты будут пытаться применить «санкции» против нас?»
— То, что считаю я, Герман, бесполезно для вас. То, что я говорю вам, это общее впечатление дипломатов и газетчиков, имеющих доступ к внутренней информации. А их я знаю немало. На Изола Белла было потрачено много усилий, чтобы продемонстрировать, что все заняты полезным делом, хотя на самом деле они не сделали ничего. Общественность во Франции и Великобритании требовала действий, и поэтому было необходимо выглядеть непреклонными и даже угрожающими. Но никакая из этих стран не готова действовать, потому что никто не может доверять другому. Возьмите Великобританию и Италию. Какое соглашение может быть между ними, теперь, когда Муссолини решил вторгнуться в Абиссинию? Разве Британия позволит ему получить озеро Тана и встать на пороге Суэцкого канала? Конечно, нет!
— Вы думаете, что он действительно решил вторгнуться?
— А что там делают все эти войска в Эритрее и дальше по пути? Они наслаждаются этим адским климатом? И зачем Муссолини вступать в сделку с Лавалем? Дуче был удивлён тем, что он был в состоянии получить. Он не мог поверить, что во всей Франции найдётся такой дурак, чтобы пойти на такую сделку.
— Какую сделку вы имеете в виду?
— Na, na, Herma
— Я естественно слышал слухи, но мне интересно знать, подтверждает ли ваша информация мою.
— Ну, у них есть непоколебимое понимание того, что Франция не будет вмешиваться в авантюры Муссолини, и что Лаваль будет сотрудничать с Муссолини, чтобы не дать вам двинуться в сторону любой из ваших потерянных территорий.
— И это широко известно в дипломатическом мире?
— Это известно тем, кто имеет право знать. Я получил все детали в Париже, как только сделка была заключена. Так случилось, что мой отец и я знаем людей, которые финансировали Лаваля, прежде чем он стал богатым. Он по-прежнему консультируется с ними.
— Лаваль думает, что он заработает на этом соглашении?
— Он дурак и думает, что получает союзника. Я мог сказать ему обратное, потому что так случилось, что я давно знаю Муссолини. Я слышал, как он ораторствует, когда был молод, а мой отец был другом американского посла в Италии в то время, когда Муссолини совершал свой знаменитый марш на Вечный город в пульмановском вагоне. Ричард Уошберн Чайлд был тем, что означает его фамилия, он думал, что спасает цивилизацию, убедив дом Моргана кредитовать Муссолини двести миллионов долларов, чтобы тот начал строить свою империю. Точно так же Лаваль в настоящее время считает, что он спасает Францию, став другом человека, который учит детей, что Ницца, Савойя, Корсика и Тунис являются частями новой Римской империи.
— Как долго будет французская общественность довольствоваться этим курсом?
— Это не зависит от общественности, а зависит от Комите де Форж. Не так давно мой отец и я посетили Захарова, и я слушал, как они подробно обсуждали ситуацию. Их позиция не отличается от той, какая была в Германии. Я слышал, как Тиссен и Гугенберг объясняли её в те дни, когда они поддерживали вас: они хотели закона и порядка и убрать коммунистов. Во Франции сейчас есть сильное движение за народный фронт среди красных всех оттенков, а представители крупного бизнеса ищут любого руководителя, любое движение, любой союз, что сможет противостоять этому фронту. Они готовы делать бизнес с вами, если вы позволите им иметь долю рынков Восточной Европы.
— Не хотите ли передать этим людям сообщение от меня?
— Это будет не в ваших интересах, если я так сделаю. В этом случае я получу клеймо, и после этого они станут осторожны в разговорах в моём присутствии. Сейчас я американец, и, следовательно, нейтрален. Джентльмен бездельник, и мои вопросы наивны. Они говорят более свободно даже с моим отцом, так как он является человеком из их круга, и в ответ он рассказывает им, что они хотят знать об Америке. Вы должны понять мое отношение к моему отцу. Он ожидал, что я стану его помощником, и учил меня этому с детства. Он научил меня хранить все свои деловые секреты. Как торговец оружием он имел дело с людьми высокого ранга в разных странах. Для меня любой генерал был гостем, которого надо покатать на лодке, а любой посол был партнёром, которого я должен загонять в теннисе, с тем, чтобы тот сильно устал.
Так болтал американский плейбой, жонглируя именами великих, как цветными шарами в цирке. Сказал ли он Герману Вильгельму Герингу то, что Геринг не знал до этого? Он надеялся, что не сказал. Но все, что он говорил, было верно. И в каждом случае Ланни указывал несколько различных источников, из которых он мог бы получить конкретную информацию. Он не говорил, что был близким другом Рамсея Макдональда, или сэра Джона Саймона, или Энтони Идена, или других. Он просто рассказывал забавные случаи, где фигурировали их личные особенности, или цитировал их, говоривших такие вещи, которые они и должны были сказать. Трудно было назвать, кого он только не слушал.
Он рассказал о переговорах по военно-морским ограничениям между Англией и Германией, которые считались самым охраняемым государственным секретом на данный момент. Он упомянул навскидку и как само собой разумеющееся двенадцать подводных лодок открытого моря, которые Германия строила в Вильгельмсхафене, несмотря на запрет Версаля и опровержения Вильгельмштрассе. А также тоннаж линкоров в процессе постройки. Конечно, Германия строит их против России, а не против Франции, по крайней мере, это было, во что Лаваль и его друзья хотели верить. «Это может быть иначе, когда вы будете готовы двинуться в Рейнскую область», — сказал с улыбкой плейбой, и жирный генерал не пытался отрицать или противоречить любому из этих нахальных и недипломатичных предположений. Генералу должно быть интересно, не говорил ли он это сам во сне. Или, возможно, американца консультировал польский медиум, который жил у них в доме, и о котором жена Ланни рассказывала жене Германа!
В результате Геринг понял, что заимел ценного друга и по абсурдно низкой цене. Ему пришло в голову, что может быть было бы разумно, сразу поднять цену. Он сказал: «Sagen Sie mal, Ланни, я думаю, что у вас возникли проблемы с остальными этими картинами. Слишком высоки цены?»
— Боюсь, что это так. Вы помните, я вас предупреждал, что сейчас ни у кого нет столько денег, сколько они имели десять лет назад. Только кроме вас, Герман.
Толстяк откинул голову. Это было действительно дерзко и сильно его позабавило. Он испытывал то, что заставляло царей в старину иметь придворного шута: скуку с низкопоклонством, приторный эффект лести, необходимость человеческой системы для придания некоторого нового аромата, какой-то остроты или резкости в социальном общении.