Страница 25 из 117
— Ну вот, дети, перед вами не что иное, как Земля, то самое небесное тело, на котором мы живем!
О том, что Земля шар, ты, конечно, слышал и раньше, но это как-то не доходило до сознания, а тут ты, можно сказать, увидел это воочию: вот она, Земля, шар, парящий в пространстве и описывающий гигантские круги вокруг Солнца, которое тоже шар, только гораздо больших размеров, во столько же раз больше Земли, во сколько апельсин больше горошины.
Да, то были знаменательные, эпохальные слова, и однако же, мы, маленькие земляне, поначалу приняли их просто за шутку, ибо учительница наша была веселая и не лишенная лукавства особа, которая имела обыкновение выводить нас из состояния рассеянной невнимательности, отпуская забавные и неожиданные замечания. Но в таких случаях всегда можно было заметить смешинки у нее в глазах. Теперь же их не было.
Она опять подтолкнула рукою глобус, приведя его во вращение, на этот раз более медленное. А потом продолжала спокойным и мягким голосом:
— Видите, вот так и вертится наша Земля, одновременно совершая полет вокруг Солнца, и все мы летим вместе с нею, и ты тоже, Амальд! Да-да, я ведь по глазам вижу — ты думаешь, я вас дурачу смеха ради. Но если ты не веришь, что Земля шар, то можешь сегодня в одиннадцать часов вечера выйти на улицу и удостовериться, что это правда. Потому что сегодня вечером будет лунное затмение!
И тут учительница принимается объяснять, что это за штука — лунное затмение, рисует на доске красивые окружности и прямые линии, но потом на полпути останавливается с каким-то странно безнадежным выражением в глазах и стирает все нарисованное.
— Нет, невозможно требовать, чтобы вы в вашем возрасте хоть что-то здесь поняли, да это и ни к чему. Но вы все-таки выйдите посмотреть на затмение Луны, если небо вечером будет ясное, в чем я почти не сомневаюсь, — вы увидите явление, которое очень редко можно наблюдать.
— А Земля — это шар?
Мама бросает на меня озабоченный и чуть встревоженный взгляд.
— Почему ты вдруг спрашиваешь об этом, сынок? Да, конечно, Земля — шар. Хотя я плохо во всем этом разбираюсь. Знаю только, что шаром ее сделал Господь Бог, когда он создавал мир. Но спроси лучше папу.
Отец кивает и кладет ручку пером на край чернильницы. Потом вместе со стулом немного отодвигается от большого письменного стола, потягивается и позевывает, Это означает, что он в хорошем расположении духа и решил «передохнуть».
— Земля-то? Шар, вне всякого сомнения. Который вертится вокруг своей оси, и поэтому у нас есть день и ночь. Да еще и бегает вокруг Солнца, и поэтому у нас есть разные времена года.
Он добродушно посмеивается, хмыкая носом, и ерошит тебе волосы, как будто сказанное им — все-таки не более чем пустопорожняя болтовня и шуточки.
— Ты, Амальд, по-моему, так и не можешь поверить, что Земля — шар! Но сегодня вечером, около одиннадцати, если погода будет ясная, ты сам увидишь, что она круглая, когда тень от нее упадет на Луну. Иди, я покажу тебе, как это получается. Только дай мне какой-нибудь шарик — мяч или клубок шпагата!
— А апельсин можно?
— Прекрасно, давай апельсин. И еще возьмем вот эту пепельницу.
Он ставит круглую желтую пепельницу на ребро и сдвигает немножко в сторону зажженную настольную лампу.
— Вот смотри, лампа — это будет Солнце, а пепельница — Луна, а здесь, стало быть, наша Земля, этот апельсин. Солнечные лучи падают на Луну, и от этого она светится. Но Земля катится, катится по своей дорожке, и вот тень от нее падает на Луну, понимаешь, так что становится видно, какая эта тень круглая. Но все это мы, надеюсь, лучше увидим вечером прямо в натуре.
И Отец ставит Солнце на место, снимает с неба Луну, выбивает свою трубку о ее желтую поверхность и щелкает по апельсину:
— На-ка, Амальд, очисть да съешь эту Землю, пока суд да дело!
И вот наступает вечер и в ясном небе восходит рыжая Луна — все идет как по-писаному.
С крыльца, ведущего на веранду бабушкиного дома, удобно наблюдать небо над морем. Покамест не видно никакой тени на ярком диске Луны, отражающемся в подвижной, изборожденной течениями воде. Нынче день рождения Дедушки Проспера, и в столовой Тетя Нанна и ее сестры поставили на стол золоченые чашки и большой желтый бисквитный торт. Тесто замешано на невероятном количестве желтков от утиных яиц, а верх торта украшен взбитыми белками, и в их пене плавает целая флотилия разрезанных на половинки абрикосов, похожих на маленькие яркие лунные диски. Это творение Дедушки Проспера. Сам он, развалившись в кресле-качалке, бодро попыхивает длинным чубуком и улыбается с довольным видом в предвкушении торта.
Что-то слишком уж долго оно не начинается, это лунное затмение.
Бабушка садится за фортепьяно — дверь на крыльцо растворена, и пламя свечей пляшет на сквозняке, — она играет бравурную пьесу («Рондо» Шуберта — и когда ты воскрешаешь его в памяти, вся эта сцена более чем полувековой давности вновь оживает перед тобою: теплая комната с накрытым для шоколада столом, леденящее дуновение пустынного лунного неба — и пронзительная, щемящая тоска в груди, оттого что зажженные свечи на пианино напомнили тебе о Меррит).
Но вот на небе начинает наконец что-то происходить!
Отец стоит на крыльце веранды и не отрываясь смотрит в подзорную трубу.
— Ага, вот теперь поглядим! Видите, земная тень начинает понемножку пожирать Луну!
Тетя Нанна (которая от холода стучит зубами);
— Брр, в самом деле!
Мама (кутаясь в светлую шаль):
— О боже! Действительно неприятная картина.
Ты чувствуешь, как ее рука ложится тебе на плечо. Домашний запах ее шерстяной шали смешивается со студеным дыханием моря. У Луны такой вид, будто ей очень хочется убежать от земной тени, да слишком она неповоротлива — чудовищная тень уже настигла и придавила ее.
Мама сжимает тебе руку, зябко передергивает плечами, неприятно ей смотреть на эту тень от Земли, просто отвратительно.
Все мы стоим, уставившись на небо. То, что там происходит, вселяет страх, походит на убийство. А между тем это ничто, всего лишь игра, вроде невинной игры, какую затевает в поднебесье Ханнибалов змей. Только игра несравненно большего размаха, такая грандиозная, что возникает мучительное ощущение пустоты в голове и в груди, во всем теле, до самых ног, упирающихся в землю — в Земной Шар, свободно парящий в пространстве.
Отец (каким-то, чудится тебе, чужим и полным смутного ужаса голосом):
— Вот видишь, Амальд, вот тебе доказательство того, что Земля — шар!
Лунное сияние стало удивительно сумрачным, зловещий серый свет заливает каменные ступени крыльца и обращенные вверх сосредоточенные лица.
И тут происходит вдруг нечто непредвиденное, повергающее в изумление даже Отца, который ошеломленно восклицает:
— Ого, видали!
Длинная огненная полоса внезапно прочертила небосвод, словно сверху, из звездного мира, метнули чудовищное копье, чтобы защитить Луну от земной тени…
Младший Братишка (приплясывая от восторга, ликующим голосом):
— Ну все, сейчас взорвемся!
Отец:
— Какая звезда упала — роскошное зрелище!
Мама (сдавленным голосом):
— Так это была просто звезда? Но тогда, значит, можно задумать желание! Слышишь, Амальд, задумай скорей какое-нибудь желание!
Младший Братишка (поспешно):
— Хочу, чтоб у меня был слон!
Отец (расхохотавшись):
— Слон! Почему бы и нет?
Но потом опять воцаряется молчание, угнетенное, боязливое молчание, а мрачная земная тень продолжает надвигаться на Луну, медленно, но неумолимо — точно судьба.
И ты стоишь ошалелый, перепуганный — но вместе с тем завороженный происходящим, с живейшим ощущением головокружительного полета, будто с бешеной скоростью мчишься на санях то вниз по отвесной горной круче, то над жадно разинутой пастью бездны. Объявший тебя ужас столь беспределен, что переходит в восторг, в ни с чем не сравнимое тихое торжество без конца и края!