Страница 6 из 41
- Все как-то явственней в них, Борюшка.
Начинался урок. Бабка старательно выводила буквы: "ш" и "т" не давались ей никак.
- Опять лишнюю палку приставила! - сердился Борька.
- Ох! - пугалась бабка. - Не сосчитаю никак.
- Хорошо, ты при Советской власти живешь, а то в царское время знаешь как тебя драли бы за это? Мое почтение!
- Верно, верно, Борюшка. Бог - судья, солдат - свидетель. Жаловаться было некому.
Со двора доносился визг ребят.
- Давай пальто, бабка, скорей, некогда мне!
Бабка опять оставалась одна. Поправив на носу очки, она осторожно развертывала газету, подходила к окну и долго, мучительно вглядывалась в черные строки. Буквы, как жучки, то расползались перед глазами, то, натыкаясь друг на дружку, сбивались в кучу. Неожиданно выпрыгивала откуда-то знакомая трудная буква. Бабка поспешно зажимала ее толстым пальцем и торопилась к столу.
- Три палки... три палки... - радовалась она.
* * *
Досаждали бабке забавы внука. То летали по комнате белые, как голуби, вырезанные из бумаги самолеты. Описав под потолком круг, они застревали в масленке, падали на бабкину голову. То являлся Борька с новой игрой - в "чеканочку". Завязав в тряпочку пятак, он бешено прыгал по комнате, подбрасывая его ногой. При этом, охваченный азартом игры, он натыкался на все окружающие предметы. А бабка бегала за ним и растерянно повторяла:
- Батюшки, батюшки... Да что же это за игра такая? Да ведь ты все в доме переколотишь!
- Бабка, не мешай! - задыхался Борька.
- Да ногами-то зачем, голубчик? Руками-то безопасней ведь.
- Отстань, бабка! Что ты понимаешь? Ногами надо.
* * *
Пришел к Борьке товарищ. Товарищ сказал:
- Здравствуйте, бабушка!
Борька весело подтолкнул его локтем:
- Идем, идем! Можешь с ней не здороваться. Она у нас старая старушенция.
Бабка одернула кофту, поправила платок и тихо пошевелила губами:
- Обидеть - что ударить, приласкать - надо слова искать.
А в соседней комнате товарищ говорил Борьке:
- А с нашей бабушкой всегда здороваются. И свои, и чужие. Она у нас главная.
- Как это - главная? - заинтересовался Борька.
- Ну, старенькая... всех вырастила. Ее нельзя обижать. А что же ты со своей-то так? Смотри, отец взгреет за это.
- Не взгреет! - нахмурился Борька. - Он сам с ней не здоровается.
Товарищ покачал головой.
- Чудно! Теперь старых все уважают. Советская власть знаешь как за них заступается! Вот у одних в нашем дворе старичку плохо жилось, так ему теперь они платят. Суд постановил. А стыдно-то как перед всеми, жуть!
- Да мы свою бабку не обижаем, - покраснел Борька. - Она у нас... сыта и здрава.
Прощаясь с товарищем, Борька задержал его у дверей.
- Бабка, - нетерпеливо крикнул он, - иди сюда!
- Иду, иду! - заковыляла из кухни бабка.
- Вот, - сказал товарищу Борька, - попрощайся с моей бабушкой.
После этого разговора Борька часто ни с того ни с сего спрашивал бабку:
- Обижаем мы тебя?
А родителям говорил:
- Наша бабка лучше всех, а живет хуже всех - никто о ней не заботится.
Мать удивлялась, а отец сердился:
- Кто это тебя научил родителей осуждать? Смотри у меня - мал еще!
И, разволновавшись, набрасывался на бабку:
- Вы, что ли, мамаша, ребенка учите? Если недовольны нами, могли бы сами сказать.
Бабка, мягко улыбаясь, качала головой:
- Не я учу - жизнь учит. А вам бы, глупые, радоваться надо. Для вас сын растет! Я свое отжила на свете, а ваша старость впереди. Что убьете, то не вернете.
* * *
Перед праздником возилась бабка до полуночи в кухне. Гладила, чистила, пекла. Утром поздравляла домашних, подавала чистое глаженое белье, дарила носки, шарфы, платочки.
Отец, примеряя носки, кряхтел от удовольствия:
- Угодили вы мне, мамаша! Очень хорошо, спасибо вам, мамаша!
Борька удивлялся:
- Когда это ты навязала, бабка? Ведь у тебя глаза старые - еще ослепнешь!
Бабка улыбалась морщинистым лицом.
Около носа у нее была большая бородавка. Борьку эта бородавка забавляла.
- Какой петух тебя клюнул? - смеялся он.
- Да вот выросла, что поделаешь!
Борьку вообще интересовало бабкино лицо.
Были на этом лице разные морщины: глубокие, мелкие, тонкие, как ниточки, и широкие, вырытые годами.
- Чего это ты такая разрисованная? Старая очень? - спрашивал он.
Бабка задумывалась.
- По морщинам, голубчик, жизнь человеческую, как по книге, можно читать.
- Как же это? Маршрут, что ли?
- Какой маршрут? Просто горе и нужда здесь расписались. Детей хоронила, плакала - ложились на лицо морщины. Нужду терпела, билась опять морщины. Мужа на войне убили - много слез было, много и морщин осталось. Большой дождь и тот в земле ямки роет.
Слушал Борька и со страхом глядел в зеркало: мало ли он поревел в своей жизни - неужели все лицо такими нитками затянется?
- Иди ты, бабка! - ворчал он. - Наговоришь всегда глупостей...
* * *
Когда в доме бывали гости, наряжалась бабка в чистую ситцевую кофту, белую с красными полосками, и чинно сидела за столом. При этом следила она в оба глаза за Борькой, а тот, делая ей гримасы, таскал со стола конфеты.
У бабки лицо покрывалось пятнами, но сказать при гостях она не могла.
Подавали на стол дочь и зять и делали вид, что мамаша занимает в доме почетное место, чтобы люди плохого не сказали. Зато после ухода гостей бабке доставалось за все: и за почетное место, и за Борькины конфеты.
- Я вам, мамаша, не мальчик, чтобы за столом подавать, - сердился Борькин отец.
- И если уж сидите, мамаша, сложа руки, то хоть за мальчишкой приглядели бы: ведь все конфеты потаскал! - добавляла мать.
- Да что же я с ним сделаю-то, милые мои, когда он при гостях вольным делается? Что спил, что съел - царь коленом не выдавит, - плакалась бабка.
В Борьке шевелилось раздражение против родителей, и он думал про себя: "Вот будете старыми, я вам покажу тогда!"
* * *
Была у бабки заветная шкатулка с двумя замками; никто из домашних не интересовался этой шкатулкой. И дочь и зять хорошо знали, что денег у бабки нет. Прятала в ней бабка какие-то вещицы "на смерть". Борьку одолевало любопытство.
- Что у тебя там, бабка?
- Вот помру - все ваше будет! - сердилась она. - Оставь ты меня в покое, не лезу я к твоим-то вещам!
Раз Борька застал бабку спящей в кресле. Он открыл сундук, взял шкатулку и заперся в своей комнате. Бабка проснулась, увидала открытый сундук, охнула и припала к двери.
Борька дразнился, гремя замками:
- Все равно открою!..
Бабка заплакала, отошла в свой угол, легла на сундук.
Тогда Борька испугался, открыл дверь, бросил ей шкатулку и убежал.
- Все равно возьму у тебя, мне как раз такая нужна, - дразнился он потом.
* * *
За последнее время бабка вдруг сгорбилась, спина у нее стала круглая, ходила она тише и все присаживалась.
- В землю врастает, - шутил отец.
- Не смейся ты над старым человеком, - обижалась мать.
А бабке в кухне говорила:
- Что это вы, мама, как черепаха, по комнате двигаетесь? Пошлешь вас за чем-нибудь и назад не дождешься.
* * *
Умерла бабка перед майским праздником. Умерла одна, сидя в кресле с вязаньем в руках: лежал на коленях недоконченный носок, на полу - клубок ниток. Ждала, видно, Борьку. Стоял на столе готовый прибор. Но обедать Борька не стал. Он долго глядел на мертвую бабку и вдруг опрометью бросился из комнаты. Бегал по улицам и боялся вернуться домой. А когда осторожно открыл дверь, отец и мать были уже дома.
Бабка, наряженная, как для гостей, - в белой кофте с красными полосками, лежала на столе. Мать плакала, а отец вполголоса утешал ее:
- Что же делать? Пожила, и довольно. Мы ее не обижали, терпели и неудобства и расход.