Под вопросом

– Здесь что-то тихо, – отмечает одна из девушек. У нее невероятно прямые волосы платинового цвета, которые буквально мерцают на фоне лимонно-желтого пальто.

– Спокойный день, – соглашаюсь я, передавая ей полусладкий молочный мокко с миндалем.

– Где Кросби?

Я отдаю ей сдачу, и она бросает доллар в банку с чаевыми.

– Не знаю.

– Хммм. – С мгновение она изучает меня, затем возвращается к своим подругам за столиком в углу.

– Что это было? – Марсела спрашивает себе под нос.

– Такое бывает, – отвечаю я, стараясь не звучать обеспокоенной.

– Что бывает?

– Люди. Даже после того как мы стали встречаться с Кросби в открытую, похоже, люди наблюдают за нами, сплетничают и все такое.

– А декан знает?

– У нас встреча на следующей неделе. Если у меня хорошие оценки и ни за что не арестовали, то проблем возникнуть не должно.

– Верно. До тех пор, пока он не продемонстрирует тебе фотографию твоего имени на стене в туалете здания Союза Студентов и не спросит, какую часть бесед о сексе ты не поняла.

У меня замирает сердце.

– Ты о чем? Мое имя…

– Эй, – она вскидывает руки, сдаваясь. – Это была шутка. Прости.

Я делаю глубокий вдох.

– Это неважно, – говорю я твердо. – Потому что это другое. У нас по-другому. Я не «Кросбаба».

Она гладит меня по предплечью.

– Я знаю.

Но мое отрицание звучит неубедительно даже для меня, и слова все еще крутятся в моей голове, когда в восемь часов мы закрываем кофейню и я обещаю себе, что покачу прямо домой, хотя и выбираю маршрут, который через полчаса приведет меня к зданию Союза Студентов.

Пристегнув свой велосипед, я быстрой походкой пересекаю практически пустой вестибюль, стараясь вести себя непринужденно. Пока поднимаюсь на лифте, пульс стучит у меня в висках, и я думаю только о том, что увижу свое имя в списке, чем по дурости гордилась бы в прошлом году и что ужасает меня сейчас. Потому что мое заявление было правдой: я изменилась. У нас по-другому.

Толкнув дверь в туалет и никого там не обнаружив, я шмыгаю прямо в кабинку, в которой отслеживаются списки команды. Мои пламенные молитвы о том, чтобы стену закрасили, не были услышаны и стена предстает в том виде, какой я ее помню.

Я выдыхаю и через силу пробегаю взглядом по именам в списке Кросби, пока не дохожу до самого конца. Никакой Норы Кинкейд.

Затем я пересматриваю еще раз.

Может, моего имени там и нет, но в мое последнее посещение список Кросби насчитывал двадцать пять имен. А теперь в нем двадцать восемь. И все они совпадают с датами их недельной групповой поездки.

Я отшатываюсь, шокировано глядя на список. Часть меня считает, что он не мог бы такого сделать, а другая часть полагает, что определенно сделал бы. Особенно после моего эмоционального взрыва за два дня до его отъезда. Я мысленно возвращаюсь к ночи, когда он приехал и показал мне тот «фокус» – было ли это извинением?

У меня начинает дрожать нижняя губа, и я стараюсь сдержать слезы. «Он бы этого не сделал», говорю я себе, выбегая из туалета и несясь вниз по лестнице, слишком разгневанная и сбитая с толку, чтобы дожидаться лифта. Я вспоминаю его реакцию в тот вечер, когда он пришел и увидел, как мы с Келланом садимся ужинать – он бы не сделал ничего такого, чтобы я чувствовала себя подобным образом. Не сделал. Мы не влюблены, но и не чужие друг другу.

Мы находимся, или находились, на пути к чему-то лучшему.

Мой мозг вновь пытается направить меня домой, но сердце и ноги несут прямо к дому братства. Я бросаю велик на лужайке перед зданием, несусь вверх по ступенькам и громко стучу. Без солнечного тепла ночи темные и холодные, я дрожу и переминаюсь с ноги на ногу, пока ожидаю. Наконец Дэйн открывает дверь и, увидев меня, расплывается в улыбке. Я никогда не ночевала тут, но бывала пару раз с тех пор, как мы с Кросби начали встречаться, и парней, похоже, скорее забавляли наши отношения, чем докучали.

– Хэй, Нора, – приветствует он.

– Привет, Дэйн. Он тут?

– Да. У себя.

– Спасибо, – коврик перед дверью, конечно же, отсутствует, так что я вытираю ноги, как могу, и спешу вверх по лестнице, стараясь успокоиться. Я буду рациональной. Буду терпеливой. И если он не изменил мне с тремя девчонками на прошлой неделе, то буду в полном порядке. Потому что в противном случае…

Тогда я ничего не понимаю.

Все двери на втором этаже затворены, и когда я дергаю дверную ручку в комнату Кросби, та заперта. Я слышу знакомый стрекот эллиптического тренажера и стучу громче, чтобы он мог услышать меня, даже если на нем наушники. Спустя мгновение шум прекращается и открывается дверь, он удивлен меня видеть. На нем старая, мокрая от пота футболка, зеленые баскетбольные шорты, и он босиком. Волосы торчат в разные стороны, будто он провел по ним руками, прежде чем открыть.

Вот идиотка, чувствую, что глаза начинает жечь от слез, и пару секунд я пялюсь на него, а в голове вертится куча бессвязных мыслей. Наконец я беру себя в руки.

– Почему?

Он вытирает рот тыльной стороной ладони.

– Что почему?

– Почему… – Я переступаю порог, когда он отходит в сторону и жестом приглашает войти. Закрываю дверь и перевожу дух. – Почему ты… Почему там… – я судорожно озираюсь в поисках слов или доказательств, или чего-нибудь, чего и сама не знаю. – В твоем списке три новых имени, – говорю я, стараясь звучать ровно, но выходит холодно, это даже лучше, чем если бы получилось пронзительно и отчаянно. – И все на прошлой неделе. Когда ты отправился в ту поездку.

Ему потребовалось целых десять секунд, после чего выражение его лица с недоумевающего становится шокированным.

– Ты говоришь о туалете в Союзе Студентов?

– Конечно.

– И мой список пополнился?

– Да.

– Чье там имя? Твое?

– Нет, Кросби, не мое, а девчонок, которых я не знаю. Троих.

Он приподнимает бровь.

– И о чем ты спрашиваешь у меня?

– Я спрашиваю почему.

Он приканчивает бутылку с водой и как обычно ставит ее на стол позади себя.

– Почему пополнился список? Я не знаю. Я же говорил тебе, что не лазаю туда с маркером и не вписываю имена.

– Тогда кто?

– Не знаю.

– Зачем им это делать?

– Я и этого не знаю.

– Это точно? – я провожу рукой по глазам, не позволяя себе расплакаться.

Его щеки теперь пунцовые, и это никак не связано с прерванной тренировкой. Не желая выказывать свой гнев, он так крепко хватается за край стола, что белеют костяшки.

– Ты серьезно спрашиваешь, не трахнул ли я трех девчонок во время поездки? Нет, Нора, я этого не делал. Я был занят и полагал, что у меня есть девушка.

Я трясу головой. Его открытое окно подпирает учебник, но в помещении все равно слишком жарко. Мою кожу покалывает, и я чувствую, словно мне не хватает воздуха. Словно моя единственная цель в этом году – не облажаться – только что провалилась невероятно обидным и болезненным образом.

– Скажи мне правду.

– Это и есть правда.

Он удерживает мой взгляд, но мне тяжело ответить на него, поэтому я бегаю глазами по комнате. Эллиптический тренажер, календарь со спортивной статистикой за каждый месяц, аккуратно организованный письменный стол, вечно неприбранная постель. А в центре всего этого – мужчина, который казался в прошлом году таким недосягаемым, но на деле просто парень. С достоинствами и недостатками как у всех нас.

Он выдыхает и разжимает пальцы.

– Я не знаю, как это доказать, Нора. Ты же слышала, что в тот вечер сказал Келлан, я хотел тебя с первого дня, как увидел. Я бы не испоганил все, наконец добившись этого.

– А как же… – Чувствую себя круглой дурой. Дурой, если ошибаюсь, и дурой, если я права. – А как же тот раз, когда я взбесилась из-за списка Келлана?

Он пожимает плечами.

– И что?

– Может, ты пересмотрел свои взгляды.

– Из-за того, что девушку расстроил секс-список ее соседа, в котором у девчонок имена значатся как Фиолетовые волосы и Пахнет как картошка фри? Нет, я это понимаю. А также я понимаю Келлана. Порой ты трахаешься напропалую, и это ничего не значит, лишь развлечение на час или два, а потом ты просто об этом забываешь. Но порой… – Он подходит ближе, но недостаточно, чтобы прикоснуться. – Порой ты мутишь с кем-то и не можешь перестать об этом думать. А после оказывается, что ты вовсе не мутишь. – Он подхватывает мой подбородок пальцами и заставляет посмотреть в глаза. – Мы не просто мутим, Нора. По крайней мере, не я. И я не сплю с кем попало. С тех пор как увидел тебя и до сегодняшнего дня – никакой другой не было. Я не могу выразиться лучше.