Председатель

Тревога и недоумение на лице Трубникова.

Еще один пассажир сходит с поезда, напутствуемый шутками и дурашливыми криками вагонных дружков. Это парень лет двадцати двух, в пиджаке, брюках, заправленных в яловые сапоги, военной фуражке, в распахнутом вороте виднеется треугольничек морской тельняшки. За плечами у парня завернутая в рогожу пила, в руке ящик с инструментами. Поравнявшись с Трубниковым, парень уловил странно-пристальный взгляд незнакомого пожилого человека.

- Чего уставился, папаша? - говорит он развязно. - Или на мне узор наведен?

- Ты не с Конькова будешь? - спрашивает Трубников.

- Хоть бы и так, как ни странно! - ответил парень. - А ты, видать, из оркестра, которым меня встречать должны?

- Почему один? - резко спросил Трубников.

- Никак, председатель? - хлопнул себя по лбу парень и протянул Трубникову руку. - Маркушев Павел Григорьевич, как ни странно.

- Где остальные? - угрюмо спрашивает председатель.

- Еще наряд не закрыли, - уклончиво отвечает Маркушев, - погодить придется...

- Ты со мной не хитри! На разведку, что ль, прибыл?

- Может, и так, а может, личную жизнь уладить, - независимо говорит Маркушев. - А коли начистоту: сомневаются мастера, как бы осечки не вышло.

Они идут через площадь.

- Не огорчайтесь, папаша, - добродушно улыбается Маркушев, глядя на опечаленное лицо Трубникова. - По стопочке примем? Я угощаю.

- Ты вроде довольно наугощался, - неприязненно отзывается Трубников.

- Все в норме... как ни странно. Они подходят к экипажу.

- Алеха! - обрадовался Маркушев земляку. - Как она, ничего?

- Ничего...

- Дай петушка - будет хорошо!

Маркушев кинул Алешке руку, а Трубников отходит, чтобы расплатиться с водителем грузовика.

- Рейс отменяется. Получай за простой.

- Обижаешь, хозяин!

- Алименты, что ль, платишь?

- Один я, как Папанин на льдине, - обиделся шофер.

- Ну и хватит с тебя.

Трубников садится рядом с Маркушевым, и экипаж, заскрипев всем своим расхлябанным составом, загрохотал по булыжной мостовой.

- Силен фаэтон, как ни странно! - хохочет Маркушев. - Прямо для музея!

- Может, он еще и будет в музее, - серьезно отвечает Трубников. Слушай, Маркушев, мы агитацией не занимаемся, а мужикам отпиши: могут крепко прогадать...

- Это на чем же? - Маркушев закуривает длинную папиросу и откидывается на сиденье.

- Мы большую стройку планируем. Своих мастеров не будет - чужих подрядим.

Маркушев сожалеюще-насмешливо глядит на Трубникова. За последние горячие месяцы Егор Иваныч сильно пообносился. Заботами Надежды Петровны на нем, правда, все цельное, но истершееся до основы, штопаное, латаное, сапоги стоптаны, сбиты. К тому же у него опять болит ампутированная рука, и он ухватился за культю здоровой рукой. Вид у председателя далеко не блестящий.

- Как ни странно, а все же странно, - резвится Маркушев, пуская голубые кольца. - С каких же это достатков, папаша? Штаны заложишь?

Трубников, прищурившись, разглядывает парня.

- Я так прямо и напишу ребятам: мол, колхоз голь-моль ставит вам ультиматум! - Маркушев хохочет, довольный собственным остроумием.

- Веселый жених у твоей невесты, - как-то удивительно спокойно, глядя на Маркушева, произнес Трубников.

Тарантас приближается к Конькову. Дорога прорезает березовый редняк. Маркушев безмятежно дымит в мире с самим собой и окружающим тихим солнечным простором. Трубников молчит задумавшись.

По правую руку, за березами, на луговине, поросшей густой травой, мелькает фигура косаря в синей рубахе.

- Это что еще за ударник полей? - очнулся Трубников. - Стой, Алешка!..

- На кой он нам сдался? - спросил Маркушев.

- Ворюга! Колхозную траву валит. - И, спрыгнув с тарантаса, Трубников устремляется к косарю.

- Шебуршной он у вас! - благодушно посмеивается Маркушев.

- Да, такой чудик! - соглашается Алешка, но, будь Маркушев проницательней, он бы уловил, что шутка возницы целит вовсе не в Трубникова

- Мать честная! - вдруг с ужасом произнес Алешка - Да ведь это папаня!..

На опушке рощи сошлись Трубников и Семен.

- Под суд захотел? - опасным голосом произносит председатель.

Семен, не обращая внимания, действует косой. Валятся через сизо-голубой нож сочные стебли травы.

- Кончай, слышь?!

- А корову мне чем кормить?! - орет Семен, размахивая косой. - Корова не человек, она жрать обязана!

- Отработаешь на косовице - получишь сено...

- На том свете угольками! Пшел с дороги!

- Тогда коси, где положено!

- Там сухотье! Захватили всю землю, дыхнуть негде! - Он вновь заносит косу.

- Не дам! - Трубников становится прямо под косу. Их взгляды, полные ярости, скрещиваются.

- Хоть и брат ты мне, хоть и родная кровь!.. - затряс губами Семен и пустил острый нож. прямо по щиколоткам Трубникова. Тот успевает подпрыгнуть. Ударом ноги Трубников ломает рукоять косы. Семен бьет Трубникова. Начинается жестокая драка

С дороги видны фигуры дерущихся. По направлению к ним бегут Алешка и Маркушев.

Трубников вышиб из рук Семена сломанную косу и закинул ее подальше от себя. Подбежавшего Алешку отшвыривают, как кутенка.

Когда же подоспел Маркушев, драка внезапно кончилась. Сбив Трубникова с ног, Семен нагнулся над ним, чтобы половчее стукнуть, и тут страшный удар в живот поверг его на землю. Он попытался встать, но еще один удар левой в скулу окончательно решил его боеспособности.

Трубников отходит в сторону и, зачерпнув воды из лужицы, ополаскивает лицо.

Семен медленно, держась за живот, подымается.

- Что накосил - сдашь Прасковье на скотный двор, - холодно говорит Трубников. И Алешке: - Подсобишь отцу. Мы сами доберемся.

Он идет прочь вместе с Маркушевым, но вдруг поворачивается и подходит к Семену.

- Долг за избу ты мне сегодня вернешь, - говорит он негромко, но очень выразительно. - Понятно? Иначе - раздел, ломать буду...

Семен ничего не отвечает, лишь бросает на Трубникова взгляд раненого зверя.

Трубников нагоняет Маркушева

- Мы с Семеном с детства любили на кулачках биться, - говорит он, - но в деревне болтать об этом не обязательно.

- Слушаюсь, Егор Иваныч! - каким-то новым голосом отвечает Маркушев.

Под вечер. В доме Трубниковых. Борька что-то рисует с альбома

Никогда, никогда не сольются

День и ночь в одну колею.

Никогда не умрет революция,

Не закончив работу свою...

- тихо напевает Трубников.

Он ходит по избе, держась за культю. У него, видно, опять болит рука и всякие мысли одолевают. Проходя мимо печи, он прикладывает ладонь к ее чуть теплому боку и снова хватается за культю. Затем он подходит к Борису и заглядывает через плечо. Борька резко захлопывает альбомчик и не открывает до тех пор, пока Трубников не отходит от него. Надежда Петровна заметила эту сцену, и лицо ее болезненно скривилось. Трубников успокаивающе и намекающе кивает ей. Надежда Петровна берет пустые ведра и выходит из дома

- Слушай, Борис, - обращается Трубников к пасынку. - Неладно у нас получается. Ты на меня волчонком глядишь... а мать переживает.

Мальчик пожимает плечами, но взгляд его остается замкнутым и настороженным.

- Ты не думай, я в отцы тебе не напрашиваюсь, - продолжает Трубников. Отец у тебя один, и это свято. Как ты был у матери на первом месте, так и остаешься. Но я, видишь, инвалид, со мной много возни требуется, не обижайся. Если мы и не станем друзьями, все равно мы оба должны о матери помнить, чтобы ей жилось хорошо, она это заслужила. Согласен?

Борис потупился, чуть приметно пожав плечами.

- Теперь поговорим о деле. - Трубников подходит к стене, на которой вывешены Борькины рисунки. - Скажи, ты мог бы таким же образом построить нашу деревню?

- А чего строить-то? - Борька удивленно поднял темные брови. Деревня - она деревня и есть.