Ночной народ

Убийцы заслуживают смерти, если их жертва заведомо была слабее и не могла защищаться, - в этом Гиббс не сомневался никогда. А такого, как этот маньяк, он и сам, представься такая возможность, предал бы какой-нибудь особо мучительной смерти. Пусть неповадно будет другим...

Гиббс радовался, что Эйкерман наверняка устроит арестованному хорошую трепку, - за это он был готов простить полицейским даже то, что они вчера избивали его самого. (Гиббс наконец вспомнил, что колотили его все же полицейские.)

- А ты чего уставился? - рыкнул на него Эйкерман, и Гиббс поспешил скрыться в камере, чтобы уже через секунду вновь вынырнуть из-за двери и понаблюдать, как Буна заводят в соседнюю камеру.

Что ж, отсюда, во всяком случае, можно будет послушать...

Один из полицейских толкнул Эрона к стулу, другой рывком усадил.

"Странно, - подумал Эрон, оглядываясь по сторонам, - где же письменный стол, где магнитофон? Как они собираются записывать показания?"

На самом деле Эйкерман и не собирался ничего записывать. О чем вообще можно спрашивать маньяка, застигнутого на месте преступления среди кучи трупов да еще и с окровавленными руками?

- Закрой дверь и иди сюда, - сказал Эйкерман одному из полицейских.

Эрон нахмурился: он начал догадываться, для чего стоят тут пятеро молодчиков.

- Капитан...

Он прикусил язык - Эйкерман, нехорошо усмехаясь, начал натягивать перчатки.

"Да ведь они и слова мне не дадут сказать!" - с ужасом понял Эрон и был прав.

Глаза капитана налились кровью, сигара проползла к краешку рта. Выплюнув ее на пол, Эйкерман шагнул к своему пленнику.

- Ты псих и каннибал, - очень разборчиво проговорил он. (У Эрона от этих слов засосало под ложечкой. До сих пор его ни разу еще не избивали, и изображение рисовало ему самые жуткие картины.) Ты напрасно приехал в наш город, - по его знаку полицейские обступили Эрона, - и я тебя сейчас проучу.

Эрон сжался, понимая, что его сейчас ударят. "Нет, не надо!" вспыхнуло у него в глазах, а в следующую секунду одетый в перчатку кулак изо всех сил врезался Эрону в печень. Резкая боль пронзила все тело. Потом последовал удар по почкам, затем снова и снова спереди, в бок, в живот, в грудь, по лицу...

В соседней камере Гиббс прильнул ухом к стене, вслушиваясь в приглушенные стоны.

"Так его! - шевеля одними губами, беззвучно подзадоривал он полицейских. - Так!"

Стоны за стеной становились все тяжелей и громче.

"Так его!!!" - сжал кулаки Гиббс.

Эйкерман работал, пока его руки не начали уставать. Бун, похоже, уже утрачивал чувствительность; во всяком случае, он уже не дергался так, как вначале - при каждом ударе. Глаза Эрона закрылись, сведенный судорогой позвоночник выгнулся - и Эйкерман понял, что на этот раз пора заканчивать избиение.

- Каннибал чертов! - ругнулся он напоследок, стаскивая Эрона со стула и швыряя на пол.

Капитан тяжело дышал, на лбу выступили капельки пота: физически его работа оказалась нелегкой.

- Пошли, - махнул он рукой, направляясь к двери.

...Эрон даже не пошевелился - он давно уже жалел, что вообще жив, и предпочел бы не двигаться больше никогда.

Дверь захлопнулась.

"Как, уже все?" - удивился Гиббс и разжал руку. На его ладони четко обозначились лунки от впившихся ногтей. Они быстро заполнялись кровью...

Когда Эйкерман и пятерка костоломов протопали мимо его камеры, бывший священник не тронулся с места. Он был сейчас слишком взволнован, чтобы узнавать о своей собственной вине...

47

Джойс был недоволен. Ну как же это его угораздило уступить Эйкерману возможность арестовать Буна! Теперь ему предстояла нелегкая задача придумать способ вырваться вперед все в том же расследовании. Например, прихватить прячущихся в Мидиане сообщников, ведь не может же быть, что Дейкер полностью выдумал их.

Да, это была замечательная идея! Джойса, правда, смущали два обстоятельства: во-первых, до сих пор он ни разу не слышал, что маньяки могут создавать группы. Но, с другой стороны, ему приходилось слышать то об индийских Тугах-душителях, то о группах, исполняющих обряды Вуду, и тому подобных. Значит, существовать эти загадочные сообщники вполне могли. В пользу этой версии свидетельствовало и то, что они избрали местом укрытия не что иное, как заброшенное кладбище (все сомнительные сборища такого толка тяготели к подобным местам - во всяком случае, так считал Джойс).

Другой сложностью было то, что он был одинок здесь, в Шир-Неке, а рисковать единственной своей шкурой Джойсу как-то не хотелось. Одно дело завалиться на чужое тайное сборище в компании здоровенных парней и совсем другое - прийти туда одному, пусть даже и с оружием. К тому же вызвать своих Джойс тоже не мог - это было бы уже нарушением закона, так как Эйкерман был прав, заявляя, что эта местность находится в его юрисдикции. После первого "ареста" Буна капитан довольно долго шумел, и его неприязнь к инспектору частично объяснялась еще и этим.

Временами Джойс подумывал еще и о том, что можно будет в случае надобности обвинить Эйкермана в превышении своих полномочий. Сделать это было нетрудно: почти все, побывавшие в лапах капитана, с удовольствием подписали бы необходимые показания. Но этот козырь Джойс решил приберечь напоследок. И еще одно волновало его: Джойс сильно подозревал, что Эйкерман вернет ему Буна далеко не в целом виде. И потому начать разговор он решил именно с этой темы (Джойс догадывался, что если Буна избили сильнее, чем следовало, Эйкерман скорее согласится выделить ему людей для поездки в Мидиан).

Когда Джойс вошел в кабинет, Эйкерман разговаривал по телефону и вид у капитана отличался редкой деловитостью.

- Вы должны мне передать его немедленно, - с ходу заявил Джойс.

Эйкерман отложил трубку. "Столичный" инспектор начал ему надоедать. К тому же Эйкерман и сам понимал, что отдавать Буна в таком состоянии (тот все еще валялся на полу, не подавая признаков жизни, и капитану даже пришлось вопреки своему обыкновению прийти к выводу, что Буна следует показать полицейскому врачу) было рискованно. Что он мог поделать, раз уж в центральных органах собрались мягкотелые (чтобы не сказать хуже) гуманисты.

- Вы еще здесь? - притворно удивился он, презрительно выпячивая нижнюю губу.

Джойс догадался, что Буна уже обработали... Ну и прекрасно!

- Я хочу вернуться в Мидиан с вами, - усмехнулся он уголками губ, давая Эйкерману понять, что он тоже не дурак.

Капитан собрался пробурчать что-то в ответ - ехать в Мидиан он и не собирался, - но тут снова позвонил телефон и ему пришлось подхватить трубку.

- Да... - заговорил он. - Сейчас... Нет, у меня пресс-конференция, он снова повернулся к Джойсу, прижимая трубку к плечу. К неудовольствию капитана, инспектор был уже не один: у стенки возник напустивший на себя скромный вид Дейкер. - И скажи ему... - переключился он, кивая в сторону психиатра, - что Бун у меня в руках...

- Этого мало! Он не один! - крикнул Дейкер.

Куда только делась его сдержанность - глаза доктора вспыхнули, лицо перекосила гримаса.

- Ну да, конечно, - саркастически ухмыльнулся капитан. Дейкер не понравился ему с самого начала, и он не мог понять, почему Джойс так с ним носится.

- Постой, - вмешался инспектор, - может, он прав. Он же был прав относительно мотеля?

- Ну и что?

Эйкерман начал уже терять терпение. "Болтуны... бестолковые и тупые болтуны... Нечего удивляться, что арестованные сбегают у таких кретинов из-под носа. Уж у меня-то Бун вряд ли вырвется, что бы они там ни плели", - кипятился он.

- Может, действительно есть другие? - Джойс постарался вложить в свои слова затаенную угрозу, но Эйкерман был слишком толстокож, чтобы ее распознать.

"В конце концов, так даже лучше, - решил Джойс. - У меня будут свидетели, что капитан не слишком-то торопился исполнить свой долг, значит, вся заслуга по операции "Мидиан" будет принадлежать только мне".