Добрые времена

— Р-рота! Становись! — с интонациями старшего лейтенанта выкрикнул Рожнов.

Никто даже не глянул в его сторону. Все внимательно слушали анекдот, который рассказывал Стас.

— Братва! Вы чего? — уже плачуще сказал старшина. — Ведь без жратвы останемся!

К нему повернулся Бессонов.

— Ты, Боб Сеич, кончай выпендриваться. Хочешь на полосу препятствий, так преодолевай ее в индивидуальном порядке, после отбоя. Мы тебе не ишаки. И не ори — не глухие.

— Так положено! — оправдывался Рожнов.

— При этом сухаре — кричи. А так изволь обращаться вежливо. Мол, так и так, не соблаговолите ли, многоуважаемые коллеги, совершить моцион на завтрак.

Рожнов заупрямился.

— Это не по уставу!

— Вот и хорошо! — убеждал его Светик. — Должны же мы от службы отдыхать. А то и думать скоро будем командами.

— Заткнись, йог, — огрызнулся Рожнов. — Тебе бы только про свой пупок думать!

— Нехорошо грубить товарищу, — вкрадчиво мягким голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал Стас. — Смотри, научим тебя этикету — устроим темную.

— Какую темную? — недоверчиво спросил Боб.

— Эх ты, а еще — военная кость! Это когда один человек идет против коллектива, ему после отбоя в палатке накрывают голову одеялом и мутузят.

— Мутузят? — голубые глаза старшины от ужаса чуть не вылезли из орбит. — Как?

— Обычно — шанцевым инструментом, — невозмутимо пояснил Ромка.

— Лопатами? Но это же больно?

— Конечно! Тем более что стараются попасть в слабое место. — Ромка выразительно показал на рожновскую голову.

— Ребята, не надо. Я больше не буду, — твердо заявил Боб.

— Ну, смотри. Пошли в столовую.

— Братцы! Вы хоть постройтесь, — взмолился старшина. — Вдруг кто увидит, несдобровать.

— Боишься должность потерять? Ладно, черт с тобой.

Посмеиваясь, построились в шеренгу по четыре и вразвалочку пошли. Впрочем, как только где-то вдали показывался силуэт офицера, строй мгновенно подтягивался и Рожнов начинал покрикивать:

— Левой!

За завтраком была овсяная каша и огромные куски селедки.

— Залом, не иначе! — определил Боб.

— Мы же обопьемся, — ужаснулся Ромка.

— Ничего подобного, — авторитетно возразил Рожнов. — Солдатам перед походом всегда соль дают. Чтобы компенсировать ту, что с потом выходит. И пить вовсе не хочется. Надо немножко потерпеть, и все!

Боб съел два куска — за себя и Анохина. Потом выглохтил огромную кружку воды.

— Все! Больше ни капли.

Остальные смотрели на него с плохо скрытым недоверием.

Не торопясь, тронулись на занятия. У входа в зеленый дощатый домик их встречал Ванечкин.

— Девять ноль пять, — недовольно сказал он.

— Так в столовой очередь! — начал оправдываться Рожнов.

— Надо уметь укладываться. В комнату — марш!

Когда все расселись, Ванечкин сказал:

— За две недели мы должны пройти курс молодого бойца. Сроки очень сжатые, но учитывая, что вы занимались в институте и вообще ребята спортивные, — при этом старший лейтенант благосклонно взглянул на Рожнова, а у Бессонова зачесались кулаки, — я думаю, мы справимся. Сегодня тема занятий — окапывание на местности. Получите в каптерке полное походное снаряжение и вперед!

В полное походное снаряжение входили скатка (свернутая шинель), вещмешок с обоймами для автомата, противогаз, лопата, фляжка с водой, сверток с антиипритным костюмом, подсумок, куда было очень удобно класть сигареты и спички. Снаряжение завершал тяжелый автомат.

Когда Бессонов навьючил все на себя, он вспомнил почему-то свою целинную кобылу Машку. Они еще никуда не шли, а пот из-под пилотки струился градом и щипал глаза.

— Построиться в шеренгу по четыре, — скомандовал старшин лейтенант.

— А ну-ка попрыгайте.

Поднялся шум, будто заработал небольшой завод.

Ванечкин покачал головой.

— Анохин, два шага вперед. Вот вам образец, как не надо надевать снаряжение. Почему у вас все в кучу сбилось? Видите, как левая сторона перевешивает? Лопату прикрепите сзади, флягу — впереди, противогаз — слева, теперь затяните как следует. Попрыгайте. Видите? Лязганья почти нет. Всем сделать то же самое.

Он шел рядом со строем и еще более выделялся своей выправкой на фоне мрачно согбенных фигур.

— Грудь вперед. Глядите веселей.

Вышли из расположения части. Впереди простиралась величественная панорама с холмами и перелесками на горизонте.

— Вот где «Войну и мир» снимать! — тоном знатока сказал Стас.

— Так уж отсняли, — возразил Боб.

— Еще будут снимать, — не сдавался Стас. — Что поделаешь — вечная тема!

— Безнадежная вещь — экранизация, — возразил Ромка. — Ни одного приличного фильма не видел. Да и вообще — как пусть даже в десять серий впихнуть Толстого?

— Стой! — раздалась неожиданная команда. — Направо.

Рота недоуменно уставилась на командира.

— Что, уже пришли? — спросил кто-то радостно.

Старший лейтенант сурово глядел на ребят.

— В строю на марше разговаривать не положено. Всем ясно? Буду наказывать. Налево, шагом марш.

На несколько минут воцарилось молчание, подчеркиваемое ритмичным топотом. Но солнце светило так безоблачно, так звонко, сбивая с ритма, пел жаворонок, так буйно пахли высокие луговые травы, что языки вновь развязались сами собой.

— Отставить разговоры! — еще раз прикрикнул Ванечкин, но молчание вновь длилось очень недолго.

— Стой! — звенящим, как струна, голосом скомандовал старший лейтенант.

Его обычно невозмутимое, как маска, лицо покраснело, под кожей заходили желваки.

— Чего он так убивается? — снисходительно хмыкнул Светик.

— Газы! — страшным голосом закричал старший лейтенант.

Бойцы недоуменно завертели головами. Вроде бы их никто атаковать не собирался. Первым спохватился Рожнов.

— «Газы» — это команда надеть противогазы! — популярно объяснил он окружающим и начал лихорадочно выдергивать свой противогаз. Через несколько секунд на ребят глядела удивительно смешная серая рожа марсианина.

Со смехом и остальные напялили маски. Бурля какими-то непонятными словами из-под противогазов, они толкали друг друга от избытка чувств и не сразу услышали новую команду. Не сразу услышали и не сразу поверили своим ушам.

Но Ванечкин повторил:

— Бегом марш!

И сам помчался впереди колонны, легко и свободно, будто не касаясь земли. Сзади тяжело топала рота. Еще обильнее пошел пот. Дышать становилось все труднее. Начало колоть в боку.

Ванечкин уже бежал сбоку, пристально оглядывая каждого. Когда уже казалось, что сил совсем нет и что вот-вот упадешь, сладко растянувшись на подушке из пыли, они услышали долгожданное:

— Стой, раз-два.

Задние по инерции налетали на передних, не в силах сразу затормозить.

— Отставить «газы»!

Бледные лица, широко раскрытые рты, страдальческие гримасы. Глаза клокочут испепеляющим гневом, но никто — ни слова. Слишком оно дорого обходится.

— Шагом марш, — по-отечески сказал старший лейтенант.

Не радуют ни лучи солнца, ни жаворонок, ни ароматные запахи. Рота идет, наглухо закованная в броню негодования, оскорбленная в лучших чувствах. Она не глядит на своего командира и слышать его не хочет.

Немножко начинается оттаивание, когда, достигнув некоей безымянной высоты, Ванечкин перестраивает роту в одну шеренгу и дает команду: «Ложись».

Тяжело громыхнувшись сначала на колени, а потом на живот, все расслабленно замирают.

— Неплохо бы кимарнуть! — появляется мыслишка.

Но, увы, «мучения» продолжаются. Оказывается, противоположную гряду занимает условный противник, который держит под постоянным прицельным обстрелом их родную высоту. Потому поставлена задача — лежа, обязательно лежа, и в кратчайший срок отрыть окопы в полный рост.

— Пока не сделают все, обедать не пойдем, — резюмирует старший лейтенант.

Быстро продемонстрировав, как это делается легко и просто, он возвращает лопату Рожнову и удаляется под тенистые кустики читать книжку. Время от времени Ванечкин возвращается, чтобы подать пару мудрых советов особо нерадивым.