Страница 45 из 59
«Сегодня в газетах о новом «процессе». Безумцы. Уничтожают сами то большое, что начали создавать и что в своей основе не исчезнет… Тревога в том, в здравом ли уме власть, делающая нужное и большое дело (ага, все же «большое»! – С.К.) и теперь его разрушающая…»
Или еще хлеще – от 2 марта 1938 года:
«Кругом мильоны страданий. Небывалый террор и масса ненужных страданий и несправедливостей. Вся страна измучена и тут еще недостаток продовольствия и забота о его получении».
Увы, Владимир Иванович всегда был склонен к политическому нытью и брюзжанию в адрес большевиков, почему я и привел именно его лестные оценки Сталина и Молотова.
Что же до мифических «мильонов», то для академика эта количественная мера была вообще единственной… 5 января 1938 года он записал: «Мильоны заключенных – даровой труд, играющий заметную роль и большую роль в государственном хозяйстве».
Но и заключенных были не «мильоны», да и насчет их роли в экономике Вернадский преувеличил. Вот данные из «антибериевского» сборника 1991 года о добыче угля предприятиями НКВД не за какие-нибудь, а за суровые военные 1941–1944 годы. Всего силами НКВД было добыто тогда 8 миллионов 924 тысячи тонн.
Общая же добыча по СССР составила: 1941 год – 165,9 млн. т., 1942 год – 75,5 млн. т., 1943 год – 93,1 млн. т., 1944 год – 121,5 млн. тонн.
Итого: 456 миллионов тонн.
Процент, данный НКВД – 1,8 (одна целая восемь десятых) процента.
Ничего не скажешь – заметную роль в «государственном хозяйстве» играл «рабский труд».
«Мильоны» были преувеличением, простительным, впрочем, для личного дневника, а не для публичного выступления. Но если уж я затронул «дневниково-академическую» тему, то сообщу читателю, что:
а) Вернадский брюзжал с ноября, почитай, 1917 года;
б) брюзжал – весьма, увы, неумным и недостойным образом – не он один.
В подтверждение пункта «а» приведу выдержки из дневников В.И. Вернадского 1917–1918 годов:
12. Х.1917.
«Всегда боялся, что социализм дает дисциплину казармы…» (хотя 3 ноября он же записывает: «…для всех ясна необходимость перехода к той или иной форме диктатуры». – С.К.).
18. Х. 1917.
«Сифилис и болезни, разнузданность и оправдание грабежа – почва, на которой придется строить воспитание нового поколения…»
20.ΧΙ.1917.
«Неизбежно… идейное и моральное крушение социализма. Что поставить на его место? Идеал единой космической организации человечества через государство?..»
18. IV/1.V.1918.
«Мы хотели верить в русскую революцию, в мировое демократическое движение. Теперь мы верить в нее не можем. А у меня все более и более поднимается презрение…
Равенство людей – фикция… Промышленность и техника вообще не может свободно развиваться при социалистическом строе, т. к. он весь не приспособлен к личной воле, неизбежной и необходимой для правильного функционирования организаторов и изобретателей…»
Вернадский не эмигрировал, надо отдать ему должное… Он стал одним из руководителей Академии наук СССР, но до конца жизни так и оставался не более чем «попутчиком» народа в его историческом движении. К сожалению, не более чем попутчиком.
В подтверждение же пункта «б» (насчет неумного брюзжания и других видных интеллигентов, кроме Вернадского) я приведу еще один дневниковый отрывок…
«Участь России, околевшего игуанодона или мамонта – обращение в слабое и бедное государство, стоящее в экономической зависимости от других стран. <…> Вынуты душа и сердце, разбиты все идеалы. Будущего России нет; мы без настоящего и будущего. Жить остается только для того, чтобы кормить и хранить семью – больше нет ничего. Окончательное падение России, как великой и единой державы, вследствие причин не внешних, а внутренних, не прямо от врагов, а от собственных недостатков и пороков и от полной атрофии чувства отечества, родины, общей солидарности, чувства «священного союза» – эпизод, имеющий мало аналогий во всемирной истории. <…> Мы годны действительно только, чтобы стать навозом для народов высшей культуры… <…> Русский народ – народ-пораженец; оттого и возможно такое чудовищное явление, как наличность среди чисто русских людей – людей, страстно желающих конечного поражения России. Поражение всегда более занимало русских, чем победа и торжество. <…> Необычайно уродливое явление – отсутствие русского вообще и в частности великорусского патриотизма. В так называемой Российской державе есть патриотизмы какие угодно – армянский, грузинский, татарский, украинский, белорусский – имя им легион, – нет только общерусского… <…> Как будто великороссы, создавшие в свое время погибающую теперь Россию, совершенно выдохлись…»
Это – выдержки из дневника академика-историка, директора Румянцевского музея (и тоже будущего академика АН СССР) Юрия Владимировича Готье за… июль 1917 года. Стоило ли их комментировать в 1937 году, давшем миру триумф Чкалова?!
Вот такие казусы случались тогда со старой научной интеллигенцией. Она вроде бы режим Сталина и поддерживала, но она же его и осуждала.
Однако бог уж с ней – с брюзжащей академической и вообще интеллигентской средой. Эти – пока не было массового телевидения, ни на что всерьез не влияли и ничего всерьез не значили. Надо было появиться телевизионному Останкину времен «перестройки», чтобы расейский интеллигент решил судьбу страны.
Но ведь были и те, кто мог повлиять на нее решающе уже тогда. Те, что не брюзжали, а могли действовать.
Угрозу военного заговора удалось ликвидировать, хотя частности еще оставались. Однако имелась вторая влиятельная опасная прослойка – скрытая реальная или потенциальная оппозиция со стороны партийно-государственных верхов.
Так что после разговора о «военной» угрозе и «интеллигентском» брюзжании остановимся-ка мы на этих самых «верхах»…
ВЕРНЕМСЯ в март 1937 года, а точнее – в день 3 марта, когда Сталин выступил на февральско-мартовском Пленуме ЦК с докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» (29 марта его опубликовала «Правда»).
В тот день он говорил о резком сужении массовой политической базы троцкизма, но – зато и о его превращении в «оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданию разведывательных органов иностранных государств…».
В таком заявлении – если иметь в виду текущее положение дел – был, пожалуй, перехлест. Но это был тот случай, когда лучше «перебдеть», чем «недобдеть»… Потенциальная «пятая колонна» в развитой и политически активной части общества была! Собственно, Сталин же и отметил, что «вредители обычно приурочивают главную свою вредительскую работу не к периоду мирного времени, а к периоду кануна войны или самой войны».
Говорил Сталин и о теневых сторонах хозяйственных успехов, и прежде всего – о политической беспечности:
«Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас должна будто бы все более и более затухать, что по мере наших успехов классовый враг становится все более и более ручным…
Наоборот, чем больше мы будем продвигаться вперед… тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут идти они на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству…»
Но Сталин не пощадил и почивающих на лаврах (вообще-то весьма жидких пока) хозяйственных руководителей: