Страница 9 из 12
Я вышел против «Хартфорда» заведенным, очень хотел проявить себя после ссылки в АХЛ. И моментально забил гол. Немчинов боролся на пятачке и пропихивал шайбу в ворота, она замерла на ленточке. Я подлетел, молодой да горячий, и добил ее в сетку. Но не обрадовался, а повесил нос. Я накручивал себя, думал, что отнял гол у партнера.
Немчинов – отличный парень, всегда мне помогал. Он хлопнул меня по плечу: молодец, поздравляю с почином. Сергей сам понимал, как это важно – открыть счет голам в НХЛ. Он рассказывал, как год назад отличился сам. «Рейнджере» приехал в Монреаль, где не мог победить семь ил и восемь лет кряду. Но прервал серию, а Немчинов забросил победную шайбу.
Вплоть до второго матча – как раз это было нью-йоркское дерби с «Айлендерс» – у меня было тяжело на душе. И у Немчинова отобрал гол, и люди теперь подумают, что Ковалев только и может халявные шайбы забрасывать. Я поклялся, что забью нормальный гол, трудовой. И это у меня получилось, причем в том эпизоде я «раздел» защитника «Островитян» Дарюса Каспарайтиса. Вышел на чужие ворота, замахнулся. Каспер бросился под шайбу, а я красиво объехал его, потом голкипера, и расстрелял пустую рамку. Сразу полегчало.
Каспарайтис ко мне подошел после матча. Вздохнул, посмотрел в глаза и признался: «Как ты надоел со своими финтами-выкрутасами. Надо было тебя на бедро принять». Это он так шутил. Бывают защитники, которые копят злобу, когда ты их обводишь, а потом врежут исподтишка: по-другому ведь остановить не могут. Но Каспарайтис не такой – он проводит убойные, но честные силовые приемы.
«Рейнджере» в те годы не считался сильным клубом. Марк Мессье уже пришел из «Эдмонтона». Но в мой первый сезон ньюйоркцы даже не пробились в розыгрыш Кубка Стэнли. И поэтому нас с Зубовым снова отправили в «Бингемтон» – играть за фары-клуб в плей-офф Кубка Колдера. Однако возникла поразительная ситуация: тренер «Бингемтона» Колин Кэмпбелл… не хотел ставить нас в состав. Потому что у него в голове засел стереотип, что русские не хотят выкладываться в плей-офф.
Конечно, обида заедала. Но не ставят в состав – и ладно. Мы с Зубовым виду не подавали. Я уже купил машину-кабриолет с открытым верхом. Приезжали на утренние тренировки, медленно подплывали к стадиону. В руках по чашечке кофе. Полузакрытыми глазами смотрели, как ребята занимаются на площадке. Потом они отправлялись домой, чтобы выспаться перед вечерним матчем. А мы хватали удочки из машины и ехали на рыбалку. Или брали ракетки и шли на теннисный корт. Что еще делать в Бингемтоне? Городок-то маленький. Вот и убивали время, как могли.
Потом нас начали ставить в состав. Смотрю сейчас статистику: да, за «Бингемтон» в плей-офф я набрал 8 (3+5) очков в 9 матчах, Зубов – 10 (5+5) очков в 11 матчах. Тогда фарм-клуб тренировал Колин Кэмпбелл, который в дальнейшем будет возглавлять «Рейнджере», а с конца 90-х – дисциплинарный комитет НХЛ. Ох, как он на нас злился! Пусть даже мы и набирали по очку за матч, вызывал к себе в кабинет и песочил: у вас, русских, не хватает стимула играть в плей-офф. Как с ним спорить? «Бингемтон» в итоге вылетел из Кубка Колдера. А Кэмпбелл напоследок «обрадовал» нас новостью: готовьтесь, ребята, с нового сезона я буду помощником Майка Кинана в «Рейнджере».
У меня с тех пор с Кэмпбеллом постоянно возникали проблемы. Он ко мне докапывался. Выдумал, например, что я поздно прихожу на тренировки. У «Рейнджеров» принято являться во дворец за час до занятия. А что мне там делать столько времени? Ходить кругами вокруг катка? Я приезжал за полчаса, быстро надевал амуницию и выскакивал на лед. Однажды прихожу, а Кэмпбелл возле раздевалки торчит и мрачно заявляет: «Ковалев, хочу видеть тебя в своем офисе». Я зашел к нему, а он ту же пластинку ставит, как в «Бингемтоне»: ты такой-сякой, тебе на все наплевать. Я сижу и молча слушаю. Если человек не прав, не буду же я ему доказывать обратное. Кэмпбелла задевало, что я никак не реагирую на его проповеди. Тренер доходил до белого каления, сбрасывал книжки со стола, хлопал дверью так, что штукатурка осыпалась, и орал: «Ковалев, иди отсюда!». Я вставал и спокойно уходил. Получалось, как в юмореске Хазанова: если начальник на тебя орет благим матом, ты улыбайся и мысленно считай до тысячи. На второй сотне или у него лопнет терпение, или он сойдет с ума.
У Кинана другое отношение к игрокам. Майк – очень жесткий, но справедливый тренер. Не скажу, что я при нем на площадке мог творить все, что хотел и был свободным художником. Совсем нет. Но если Кинан видит у тебя самоотдачу, нормальную работу на тренировках, то никогда не станет зажимать или придираться по мелочам. И воспитывал он меня по-другому. Мне поначалу постоянно не хватало игрового времени. Я частенько задерживался на площадке, удлиняя смены. Хотел сотворить гол и порой не замечал, что партнеры уже сидят на скамейке запасных.
Однажды возвращаюсь на лавку, а Кинан мне говорит: «Играй дальше!». Через смену я снова прикатываюсь, но тренер мне показывает жестом: «Играй, играй Ковалев». Меня уже злость берет, а ребята на лавочке со смеха падают. Я кричу: «Вы так со мной, да? Я все равно сейчас гол забью». И забил, в конце концов. Хотя провел на площадке чуть ли не десять минут в режиме нон-стоп, поиграв в пятерках со всеми «Рейнджерами». Кинану это понравилось, он и в следующем периоде оставил меня на площадке еще на четыре минуты. И я снова едва не забил, но не поймал крюком летящую шайбу…
Где я поселился? Поначалу руководство команды сняло номер в гостинице. Но согласно одному из пунктов контракта, клуб оплачивал только три месяца проживания. Позже я арендовал большой дом в одном из городков в окрестностях Нью-Йорка.
Напрокат дали машину – какой-то левый «Форд». Мне она не понравилась. Я объяснил переводчице, какой хочу автомобиль, и мы поехали в магазин. Когда состоялась сделка, хозяин заведения пригласил меня в ресторан – оказалось, он болеет за «Рейнджере» и читал обо мне в газетах. Обратно поехали с переводчицей на разных машинах. А дорогу я толком не знаю. Пару раз добирался до «Мэдисона» на матчи, да и только. Договорились, что я еду за ней из Лонг-Айленда, и она довезет меня до дома.
На хайвэе образовалась большая пробка. Спутница резко ушла на поворот, а я не успел. И поехал прямо. Нью-Йорк – это не Москва. У нас в любом месте можно развернуться, а в Америке уходящие за горизонт стриты и авеню. Я уже понял, что нам не встретиться, и начал сам искать дорогу. Рулю и вздыхаю: «Ну все, началась жизнь в Америке».
Сначала решил, что надо въехать в Нью-Йорк. Там уже покручусь и найду «Мэдисон», а от стадиона до гостиницы доберусь. Крутил головой, читал надписи на указателях. Смотрю – что-то город от меня удаляется. И главное, развернуться негде…
Обратный поворот нашел только 60 километров, когда едва не доехал до Филадельфии. Направился в сторону Нью-Йорка. Подобрался ближе и понял, что не могу въехать в город из-за этих дурацких развязок. Кружу по окраине и думаю, куда меня теперь занесет… Но выбрался на набережную Гудзона, и по ней уже доехал до знакомых мест. Правда, едва не угробил машину – так смотрел по сторонам, что не заметил развилки и мог налететь на бордюр. С горем пополам добрался до гостиницы. В три часа ночи, хотя из магазина мы выехали в девять вечера. Переводчица в ужасе, звонит в полицию – русский паренек в Нью-Йорке пропал. А когда она узнала, что я сам обратную дорогу нашел, еще больше ужаснулась. Я и сам в легком шоке был. А потом успокоился и даже обрадовался: вот, уже начал открывать Америку, и даже дороги кое-какие знаю. Теперь не пропаду.
А еще вспоминается ужин новичков – через эту традицию проходят все молодые хоккеисты лиги. Выражается она в том, что парни, которые проводят первый сезон в НХЛ, скидываются и снимают хороший ресторан на всю команду. Выходит приличная сумма с каждого дебютанта, отдают по 4–5 тысяч долларов. К тому же новички должны выполнить какое-нибудь задание: одни поют гимн своей страны, другие танцуют. Саня Овечкин рассказывал, что ему велели привести первую попавшуюся девушку и устроить с ней публичный поцелуй взасос перед командой. Он вышел из ресторана, нашел какую-то красавицу. Говорит ей в лоб: «Знаешь меня?». – Она опускает глаза: «Конечно, тебя часто по телевизору показывают». – «Тогда пошли целоваться!».