Приют

С этим я не могла не согласиться. Вообще чем дольше здесь жила, тем меньше понимала, как могут на первый взгляд взрослые и разумные люди, соблюдать все эти глупые правила. Как они не видят, что это чистой воды надувательство?

– Пойду до церкви, – я поднялась, – Спрошу, как Нюра.

Яринка вяло кивнула, скатывая второй снежок.

Церковь была лишь предлогом, чтобы уйти от подруги, на самом деле я планировала другое. Обойти все здания приюта и посмотреть где на них находятся пожарные лестницы. Я не надеялась, что какую-то из них забыли обрезать, и сама толком ещё не знала, зачем мне это нужно, но в подсознании толкалась некая догадка, беспокойный зуд. И чтобы его унять, мне и требовалась эта прогулка.

Прогулка ничего не дала. Лестницы на обоих корпусах, школе, администрации и больнице были срезаны примерно на высоте двух с половиной метров – не дотянуться, не допрыгнуть. И не нашлось рядом ни деревьев, ни выступов на стенах. Я приуныла. Яринкина идея с вылазкой на крышу пришлась мне очень по душе, было в этом что-то символическое – подняться над приютом, обрести пусть краткую, но свободу на высоте и просторе. И отказываться от неё теперь было горько и обидно.

Чтобы моё шатание не оказалось совсем уж бесцельным, я решила всё-таки наведаться в церковь, спросить, когда теперь будут занятия в хоре. Но обнаружила там только грустного батюшку Афанасия, шепчущего что-то перед одной из икон. Он заметил меня не сразу, а когда заметил, сказал только, что сегодня Марфы Никитовны не будет, после чего вновь повернулся к иконе. А я продолжала стоять. Стояла и смотрела на узкую винтовую лестницу ведущую наверх. Там мне бывать не доводилось, но я не раз видела, как батюшка Афанасий поднимался по этой лестнице, когда приходило время бить в колокола…

… Я нашла Яринку там же, где оставила. Подруга сидела на скамейке, нахохлившись, втянув голову в плечи и спрятав ладони под мышками.

– Холодно? – я плюхнулась рядом.

Она кинула на меня сонный взгляд.

– Не холодно. Скучно.

– Сейчас будет весело, – пообещала я, и, дождавшись, когда в Яринкиных глазах разгорится огонёк интереса, сообщила, – Я нашла место, где можно встречаться по ночам.

С подруги слетело оцепенение, она встрепенулась, как птичка собирающаяся взлететь.

– Где?!

– В церкви, – ответила я, и сполна насладилась немой сценой. Добрую минуту Яринка таращилась на меня, словно пытаясь понять, действительно ли перед ней моя персона, или неожиданная галлюцинация. Потом осторожно переспросила:

– Где, где?

– В церкви, – не без удовольствия повторила я, и, не желая больше мучить подругу неизвестностью, объяснила, – Я же по вечерам хожу на спевки. Мы там, бывает, до самого ужина сидим, и позже нас в церковь уже никто не заходит, её закрывает Марфа Никитовна. Если я незаметно открою окно, и оставлю его так – прикрытым, но не защёлкнутым, то мы потом сможем с улицы забраться внутрь. И даже подняться наверх, на колокольную площадку, смотреть на звёзды.

И снова Яринка молча глядела на меня, но на этот раз совсем по-другому – недоверчиво и восхищённо. А потом порывисто обняла, чуть не повалив на скамейку.

– Дайка, да! Да-да, это будет супер! Это же…

Она не нашла слов и за неимением их просто ещё крепче сжала меня в объятиях. Но я не нуждалась в словах, и без того прекрасно зная, что чувствует подруга. Сама чувствовала то же самое, когда словно оглушённая вышла из церкви и брела, не глядя под ноги. Столько времени идеальное место для тайных встреч было у меня под носом, сколько раз мы могли бы увидеться там с Дэном, вместо того, чтобы ограничиваться короткими сухими записками! Но это сожаление лишь скользнуло по краешку сознания и исчезло, я не хотела думать об утраченных возможностях, меня переполнял восторг при мысли о предстоящих. А ещё я ликовала от дерзости своей затеи, которая могла бы соперничать с Яринкиной летней выходкой в корпусе мальчишек. Разве взрослым придёт в голову искать нарушителей в церкви? Предположить, что кто-то из воспитанников осмелится использовать дом божий для того, чтобы тайно потусоваться? Да никогда!

Яринка думала о том же, потому что, наконец, выпустив меня из объятий, лихорадочно забормотала.

– Никто не догадается, даже не подумает! Это же можно хоть всю ночь сидеть, и камеры обходить почти не придётся, церковь ближе, чем лес! Дайка, ты чокнутая!

Я зарделась от удовольствия, вот уж не думала, что услышу от Яринки слова, которые обычно сама говорю ей.

Готовящаяся авантюра подняла нам настроение на весь оставшийся день. Мы ещё не знали, когда собираемся воплотить её в жизнь, и не обсуждали деталей, просто наслаждались самим фактом обладания новой дерзкой тайной. Воодушевлённая ею, я даже подстерегла возле администрации Марфу Никитовну и спросила, когда у нас теперь будут занятия и спевка.

– После похорон, Дашенька, – ответила она, погладив меня по щеке, – Послезавтра. Надо помочь Нюрочке справиться с бедой, отвлечь её.

Я подумала, что вряд ли занятия музыкой, да ещё в церкви, которая отвернулась от её горя, помогут Нюре, но послушно кивнула.

– Я обязательно приду.

Конечно, приду. Мне ведь надо разведать, какое окно лучше открыть и как сделать это незаметно. О том, что последует, если мы будем пойманы на месте преступления, я не думала. По сравнению с тем, что Дэн не выходит на связь, это казалось сущим пустяком. И вылазка в церковь теперь была единственным, что меня радовало, поэтому от неё я бы не отказалась ни под каким предлогом.

Прощание с усопшими прошло более чем скромно. Гробы привезли и поставили перед школой, так чтобы все желающие могли подойти. И подошли почти все, правда большинство, подозреваю, сделало это скорее из любопытства, чем из приличия. Мы с Яринкой подходить не стали, посмотрели издалека на восковые лица, на прислонённые к гробам венки, и вернулись в дортуар. Скоро туда подошли и Зина с Настусей. О погибшей девушке и её парне мы по молчаливому согласию больше не разговаривали, чтобы опять всё не закончилось ссорой. Но я знала, что своего мнения они не изменили, как и мы своего. Чтобы там не говорили о грехе прелюбодеяния и самоубийства, но мне пара погибших влюблённых казалась куда более заслуживающей уважения, чем все наши правильные учителя и воспитатели вместе взятые.

На следующий день после полдника я явилась в церковь, и там узнала ещё одну печальную новость. Нюра передумала становиться певчей, и больше не будет заниматься с нами.

– Я только надеюсь, что это временное решение, – сказала расстроенная Марфа Никитовна, – Нюра сейчас не в себе из-за смерти сестры, и это нормально. Нужно дать ей время.

Но я почему-то была уверена, что решение Нюры – окончательное. Сомневалась я и в том, что она по-прежнему хочет после приюта уйти в монастырь, чтобы посвятить свою жизнь богу. И тут я её прекрасно понимала.

Занятие получилось унылым и скомканным, зато мне хватило времени, чтобы выбрать окно, через которое будет удобнее проникнуть с улицы, и которое можно открыть незаметно для других, так что день всё равно прошёл не зря.

А на завтра я сделала ещё кое-что, чего делать до этого не собиралась.

После уроков, спустившись на первый этаж к раздевалкам, я увидела идущего мне навстречу Дэна, с кучей книг и тетрадей прижатых к груди. Дэн был полностью сосредоточен на том, чтобы удержать эту кипу, и меня не замечал.

Не знаю, что на меня нашло, возможно, задуманная вылазка в церковь придала храбрости и наплевательского отношения к приютским правилам, но я вдруг решила, что настало время расставить точки над "и" в нашем с Дэном общении.

Не сбавляя шага, я выхватила из сумки планшет, и уткнулась в него, словно чем-то там донельзя увлечённая. Но бросая взгляды из-под ресниц, проследила, чтобы загруженный Дэн оказался прямо у меня по курсу.

Столкновение произошло как по писаному. Опущенной головой я врезалась прямиком в стопку тетрадей и книг, отчего они вылетели из рук Дэна и живописно рассыпались вокруг нас, хлопая страницами.