Оазис

Я машинально кивала, только сейчас начиная осознавать, что Яринка, описывая планы на будущее, говорит только о себе и о Яне.

– Ян, оказывается, давно об этом думал, как и мы, представляешь? – Яринка лучилась от счастья, не замечая той бездны отчаяния, в которую я погружалась с каждой следующей её фразой. – Ему многое не нравится здесь. Говорит, сплошное лицемерие. Людям рассказывают о духовных скрепах, о традиционных ценностях, а сами… те, кто во власти, творят беспредел. Все заповеди нарушают, да и вряд ли даже в бога верят, зато заставляют остальных.

Я кивала: хоть я не видела ничего, кроме тайги и приюта, и о том, как живут в городах обычные люди, имела мало представления, но понимала, что Яринка права. И Ян прав.

– Старый мудак, отец Яна, сам у власти, – продолжала подруга, – и Ян с детства на это враньё смотрит, он о Западе давно подумывал. А как сюда приехал да увидел, что здесь женщин продают-покупают, посмотрел на гостей… а это ведь всё не последние люди в стране! Так точно решил, что драпать отсюда надо, пока сам не стал как отец.

– Кстати, странно, что не стал, – осторожно заметила я. – С детства привыкнуть должен был ко всякому такому.

Яринкино лицо мгновенно смягчилось, губы изогнулись в нежной улыбке, ресницы опустились.

– Нет, он не такой. Мне мама говорила – к чистому грязное не пристанет.

Пытаться разубедить её в чём-то я не стала, да и не хотела. Пусть хоть кто-то из нас будет счастлив. А потом… ведь правильно подруга сказала: здесь вообще непонятно, что будет завтра, так не стоит и переживать.

Но Яринка вдруг насупилась, собрала на лбу складочку.

– Вот только мы ещё не решили, как быть с тобой.

– А что со мной? – осторожно спросила я и машинально сложила пальцы крестиком.

– Как выплатить твой долг так же быстро, как мой?

– А мой зачем так быстро выплачивать? – горько вырвалось у меня, и Яринка глянула с возмущением.

– Что значит – зачем? Ты думаешь, я без тебя куда-то поеду?!

Чувствуя, как приятное тепло зарождается где-то под сердцем, я неловко забормотала:

– Так ведь Ян… зачем ему ещё меня с собой тащить? Если не получится мой долг выплатить, вам нельзя оставаться…

– Молчи, – веско оборвала меня Яринка, – Яну я сразу сказала, что без тебя никуда, и он ответил – правильно, нельзя бросать друзей. Я же говорю – он такой… А мы с тобой потом ещё придумаем, откуда деньги взять, время есть. Давай-ка и за это выпьем.

Увидев, что она в третий раз тянется к бутылке, я запротестовала:

– Нет, я больше пить не буду! И так что-то нехорошо становится, голова гудит.

Как ни странно, Яринка не стала настаивать и покладисто кивнула:

– Тогда я сама всё допью. Вчера Ян не разрешил много пить, а мне интересно.

С некоторой тревогой я проследила за тем, как подруга, не отрываясь, осушила свой стаканчик и взялась за мой. И, чтобы как-то притормозить этот пугающий процесс, я спросила первое, что пришло в голову:

– Что ты чувствуешь, когда любишь Яна?

Яринка удивилась, даже слегка поперхнулась, зато прекратила уничтожать вино.

– Когда люблю? Ты имеешь в виду…

– Нет, нет! – я поспешно замахала руками. – Я про саму любовь. Как это чувствуется? Как ты вообще поняла, что влюбилась?

Яринка прикусила губу, и мне показалось, что сейчас она опять начнёт отнекиваться, но подруга призналась с неожиданной лёгкостью:

– Ты знаешь, иногда мне кажется, что я влюбилась в него сразу, с первого взгляда. Когда увидела за столиком в ресторане. Он такой непохожий на всех был, такой молодой, странный… а вокруг все эти пьяные свиньи хрюкают, и он среди них как ненастоящий, как сон. А разговаривать мы начали, так мне его голос очень понравился, как он говорит, спокойно всегда, негромко. А потом он меня поцеловал. Я раньше думала, как люди целуются – противно же, слюни, наверное, запах изо рта? А с ним не противно, наоборот… глаза сами собой закрываются, и хочется ещё целоваться. Ну, а уже сегодня ночью я совсем пропала. И не из-за того, что мы… переспали, а потому что он – такой же, как я.

Яринка замолчала, неосознанно вытягивая губы трубочкой и мечтательно прищурившись на звёзды. Я тоже ничего не говорила, в надежде, что подруга продолжит рассказывать и, благодаря её рассказу, мне в своё время будет легче распознать любовь.

Но она молча допила остатки вина, смяла пустые стаканчики, собрала в кулёк фантики от съеденных нами конфет и вдруг негромко засмеялась.

– Дайка, у меня голова кружится-а-а… кажется, я пьяная. Ян ругаться будет.

– Ты сейчас в Айсберг пойдёшь? – печально спросила я, предчувствуя ещё одну ночь в пустом номере. – К нему?

– Ага, – Яринка зачем-то поцокала языком. – Он ещё три дня здесь будет, потом рождественские каникулы кончатся, и опять на учёбу. Но обещал приплывать каждые выходные.

Я повеселела. Выходит, ночевать мне одной только по пятницам и субботам, а в другие дни недели мы сможем, как раньше, после ухода старших подруг на работу делить на двоих наш уютный домик. Смотреть телевизор, развалившись на большом диване в столовой, играть в приставку, сидя рядом на полу, не спеша готовить себе ужин и шептаться в темноте перед сном, пока глаза не начнут закрываться. Мммм, красота!

Яринка вдруг неуверенно поднялась на ноги.

– Дайка, пойду-ка я холодной водой умоюсь, а то как-то… – не договорив, она хихикнула и, пританцовывая, направилась к морю. От нас до полосы прибоя было несколько метров, и я с растущей тревогой смотрела, как подруга сокращает это расстояние, высоко поднимая колени и дирижируя руками в такт неслышимой музыке. Чего доброго, ещё плюхнется в одну из волн, полого набегающих на берег.

Но Яринка остановилась строго на границе мокрого и сухого песка. Я ждала, что она сядет на корточки и потянется руками к воде, чтобы зачерпнуть её и брызнуть себе в лицо. Но подруга замерла без движения, чуть расставив в стороны руки, словно в попытке сохранить равновесие, и глядя перед собой.

– Ярин? – окликнула я, а, когда ответа не последовало, хотела позвать громче, но тут из моря, сквозь убаюкивающий шорох прибоя, снова раздался отчётливый всплеск.

Внезапный, неожиданно сильный страх, подбросил меня с места. Я вскочила, подбежала к замершей Яринке, схватила её за плечо.

– Ты что?!

Яринка медленно обернулась. Рот жалобно приоткрыт, глаза – как два карманных зеркальца с отражением моря и звёзд.

– Дайка…

Я не стала слушать, что она хочет мне сказать, вместо этого решительно потащила подругу прочь, от темноты, от шума волн, от непонятной жути. На ходу подхватила с песка плед, перекинула через плечо.

– Я провожу тебя до Айсберга, твой Ян, наверное, уже заждался, – сердито бросила на ходу.

Яринка не возражала. Она покорно семенила за мной, не пытаясь больше разговаривать. Пока мы по переулкам и лестницам поднимались наверх, к сияющему огнями сердцу Оазиса, я несколько раз пытливо поглядывала не неё и видела, что от недавнего хмельного веселья подруги не осталось и следа. Она выглядела потерянной и напуганной, но сейчас меня это вполне устраивало. Хотелось быстрее остаться одной, чтобы обдумать всё услышанное сегодня.

Уже на крыльце Айсберга, под светом мигающей неоновой вывески, Яринка вдруг остановилась, позвала:

– Дайка…

– Ну? – я недовольно обернулась, сделала шаг назад. – Иди давай, тебе сейчас поспать надо, чтобы…

Но подруга больше не выглядела опьяневшей: глаза её смотрели прямо и серьёзно, губы сжались. Она медленно приблизилась ко мне и тихонько сказала:

– Дайка, нам надо убираться отсюда. Из Оазиса.

– Ну, разумеется, надо, – я недоумённо пожала плечами. – Это давно ясно.

– Нет, ты не поняла, – Яринка понизила голос до шепота. – Убираться надо как можно быстрее. Это по-настоящему плохое место…

И, прежде чем я успела что-то спросить, она шагнула вплотную, приблизила губы к моему уху и выдохнула:

– Я видела русалку.