Оазис

Я вытаращила глаза и машинально присела, чтобы не быть замеченной. Ошеломлённо помотала головой, снова осторожно выглянула. Нет, не показалось. Люди за окном были не только почти обнажённые, но ещё почему-то мокрые, яркий блеск их кожи объяснялся именно этим.

Какого чёрта здесь происходит?

Компания остановилась напротив моего окна, они о чём-то негромко поговорили, затем одна пара удалилась, а вторая устроилась на скамейке под ярко-голубым фонарём, сделавшим их похожими на инопланетян. Девушка уселась на колени мужчине, а он, опрокинув в песок недопитую бутылку, принялся целовать её грудь.

Я снова отшатнулась от подоконника, подумала, что если эти двое поднимут головы, то прекрасно увидят меня на фоне ярко освещённого окна. И вернулась в постель. Взяла книгу, уставилась на страницу невидящим взглядом, невольно прислушиваясь к происходящему за окном. Неподалёку зазвучала музыка, донёсся смех…

В который раз обнаружив, что перечитываю один и тот же абзац, я разозлилась, снова подскочила к окну, игнорируя боль, проснувшуюся под повязками от резких движений, и сердито захлопнула его, успев заметить, что целующаяся парочка на скамье переместилась в горизонтальное положение. На звук захлопнувшегося окна они не обратили никакого внимания, продолжая елозить ладонями по телам друг друга. Я невольно задержала взгляд на переплетении обнажённых рук и ног, разозлилась на себя и задёрнула шторы.

Но почитать в ту ночь мне всё равно не удалось, хоть я честно пыталась. Впервые за последние годы, с тех пор как я покинула Маслята, окружающая действительность показалась мне интереснее книжной, и отвлечься от неё было невозможно. Мокрая парочка со скамейки через какое-то время исчезла, но на их место приходили другие, и я, не в силах побороть любопытства, при каждом звуке шагов выглядывала в окно. Потому что народ здесь, как оказалось, обитал интереснейший, разнообразный и удивительный.

До того, как небо посветлело и музыка невдалеке стихла, мимо моего окна прошли и почти голые люди, и женщины в вечерних платьях, и мужчины в смокингах, и непонятно кто в масках и костюмах животных. Некоторые из них еле волочили ноги, шатались и выкрикивали непристойности, другие, наоборот, держались очень церемонно и вежливо, а чьё-то поведение вообще не поддавалось описанию. Видела я и девочку чуть постарше себя, проехавшую верхом на спине ползущего на четвереньках пожилого мужчины, видела и двух юношей, идущих в обнимку, с ладонями, покоящимися на ягодицах друг друга, видела и мужчину в костюме, который не спеша провёл мимо голую девушку на поводке. Всё это очень походило на странный полусон, полубред. Сказочное освещение вокруг, грохочущая неистовая музыка, не похожая ни на что слышанное мною ранее, доносящийся снаружи солёный запах моря вперемешку с ароматами духов. Я бы ничуть не удивилась, проснувшись внезапно в дортуаре, под привычный звон будильника, извещающий о начале нового обычного дня. Я была бы рада так проснуться…

Но вместо этого задремала на рассвете, когда уже не было слышно ни музыки, ни голосов, и разноцветные фонари за окном погасли…

Разбудили меня негромкие голоса Машуты и Яринки. Толком ещё не проснувшись, я, тем не менее, испытала огромное облегчение от того, что подруга нашлась и пришла ко мне.

– Она читала всю ночь, – доверительно сообщила Машута (ага, читала, конечно!).

– Ну, тогда пусть ещё поспит, я позже зайду, – Яринкин тон стал печальным. – Какая-то она совсем больная, я думала, что поправляться быстрее будет…

– Да другая на её месте вообще бы не вставала! – шёпотом возмутилась Машута, – Ты видела, она же вся латаная-перелатанная!

– Да я не о том, – было слышно, как Яринка вздохнула. – Ей ничего не интересно, вчера море впервые увидела, и хоть бы хны…

– Так и я первые дни так же, – успокоила её Машута, – Это болезнь и шок, психика защищается. Дай ей время…

Мне стало неудобно, получалось, будто подслушиваю, и чтобы дать девочкам понять, что уже не сплю, я завозилась под одеялом. Они сразу примолкли, потом Машута торопливо сказала:

– Ладно, я пойду, покормишь её сама, ладно?

Раздались удаляющиеся шаги, щёлкнула, закрываясь, дверь. Я открыла глаза. Веки после почти бессонной ночи казались тяжёлыми, никак не хотели подниматься. Телом владела слабость, раны под повязками надоедливо ныли.

– Дайка, – ладонь Яринки коснулась моего лба, голос звучал заискивающе, – Дайка, не спишь?

– Ты где была? – я не настроена была с ней церемониться, слишком хорошо помнила вчерашнюю тревогу. – Почему не зашла вечером?

Яринка потупилась.

– Я хотела! Но тут по вечерам уже нельзя выходить тем, кто не работает. Вот меня дежурная и не выпустила.

– Почему нельзя? Какая дежурная? – я осторожно села в постели, щурясь от заглядывающего в окно яркого солнца.

Яринка, обрадованная тем, что можно сменить тему, торопливо заговорила:

– Тут девушки живут в домиках, по четыре человека в комнате, как у нас в дортуарах, и на каждый домик есть дежурная, из стареньких, она следит за порядком. Вот и не выпустила, потому что после восьми начинают гулять гости и девочки идут на работу. А тем, кто ещё не работает, как мы, выходить нельзя и видеться с гостями нельзя.

Из всего сказанного я мало что поняла, кроме того, что Яринка очень неубедительно оправдывается.

– А до восьми почему не пришла?!

– Я приходила в обед, ты спала! А потом… ой, Дайка, мы были на пляже, я купалась в море! Первый раз! Слушай, это так классно, и я хотела, чтобы сегодня…

– Кто это – мы? С кем ты купалась?

– С девочками из нашего номера… ну, в приюте были дортуары, а здесь говорят – номера. С Асей и Викой, ты потом с ними познакомишься, они классные.

С неосознанной ревностью я подумала, что в голосе Яринки слишком много восторга и слишком мало раскаяния по поводу того, что, пока она весь вчерашний день развлекалась с какими-то Асями и Виками, я лежала тут, больная и одинокая.

– Слушай, ты спроси у доктора: когда тебе можно переехать в номер? – продолжала возбуждённо тараторить подруга, не замечая моего насупленного взгляда. – Ты же сможешь приходить к нему на перевязки, зачем всё время тут быть? Я тебе уже постельное бельё принесла и одежду в шкафчик сложила. Там так уютно, и можно на стену вешать всё, что захочешь, а не только иконы…

Взгляд Яринки стал мечтательным, про меня она словно забыла. Возмущённая этим, я уже собралась озвучить свои вчерашние переживания по поводу её отсутствия, но вместе с этим вспомнила и всё увиденное из окна в течении ночи.

– Ой… Яринка, слушай, это очень странное место! Тут…

Пока я торопливым шепотом пыталась живописать ночные события, подруга хмурила брови, образовав на лбу знакомую складочку, и покусывала нижнюю губу. Но после сказала только:

– Теперь понятно, почему меня ночью никуда не отпустили.

Я подождала несколько секунд, ожидая более живой реакции, потом возмутилась:

– И всё? Да ты понимаешь, что здесь творится?!

– Я-то понимаю, – досадливо отозвалась Яринка. – А вот ты, кажется, ещё не поняла, куда мы попали. Нет, надо тебя забирать к нам в номер, а то сидишь здесь, как в клетке. Давай я сегодня с доктором поговорю?

Я потерянно смотрела на неё, и у меня создавалось стойкое впечатление, что мы говорим о разных вещах, а то и на разных языках. Яринкин взгляд снова стал беззаботным и чуть мечтательным, складочка разгладилась, на губах заиграла улыбка.

– У тебя когда перевязка? Хочешь, я тебя потом на пляж отведу, где мы вчера были? Купаться тебе нельзя, но ты хоть на море вблизи посмотришь! Ну, пойдём, хватит валяться! Знаешь, как это здорово – море?

И я сдалась. Больше не пыталась разговаривать о прошедшей ночи, рассказывать о том, что видела, упрекать Яринку в легкомыслии. Покорно съела завтрак, дождалась доктора, получила его разрешение на прогулку вместе со строгим наказом не лезть в воду, вытерпела очередную перевязку. Заметила, как торопливо отвела подруга взгляд от моего лица, когда оно освободилось от бинтов, но не стала просить зеркало. Потом дала себя одеть, в том числе и в дурацкую широкополую шляпку с лентами, которую притащила Яринка.