Olvido – Забвение

– И не только твое, – Матрена хитро прищурила лукавые глаза. – Я знаю, что у тебя трое детей. Сашка – старший. Людмила – Милка – средняя, Игорь – младший. А мужа зовут Валерий.

– Верно, – смутилась Светлана.

– А ты, Римма, угощайся медом, – обратилась Матрена к черноволосой женщине. – Да не стесняйся. Я же знаю, как ты его любишь.

– Спасибо, – вздрогнув, проговорила Римма. – Я такого янтарного меда нигде не видела прежде. Где вы такой взяли?

– Пчелы принесли, – ухмыльнулась Матрена. – Кушать кушай, а вопросов не задавай. За Егора не волнуйся, а вот лучше за Зинкой присмотри. Может она в большую беду попасть, если ты не вмешаешься. Вот эту траву будешь Сергею заваривать, чтобы не пил, – Матрена протянула Римме льняной мешочек, перевязанный голубой лентой.

– А ты, Тамара, пироги с малиной любишь. Вот эти как раз с малиной, – Матрена пододвинула пироги испуганной маленькой Тамаре. Тамара ойкнула, сжалась и стала совсем крошечной. – Да не бойся ты так! – засмеялась Матрена. – Не бойся, скоро родишь. Дочку родишь здоровую. Назови ее Дарьей – дареной, подаренной.

– Как же она родит, если от нее муж полгода назад к другой ушел? – удивилась Римма.

– А дите девять месяцев развивается, – зло сверкнула на нее глазами Матрена. И, повернувшись к Тамаре, продолжила, – вернется к тебе Виктор, прости его. Не сладко ему на чужих перинах. Ох, не сладко. Прости, Господь велел прощать.

Тамара часто, часто заморгала и закрыла рот ладонью. Матрена погладила ее теплой бархатной рукой по голове, по плечам, по спине и проговорила:

– Давайте чаевничать, а то самовар совсем простыл.

Женщины молча пили душистый мятный чай. С большим аппетитом уплетали пироги с малиной, понимая, что едят нормально первый раз за десять дней. Необыкновенное чувство спокойствия проникало в их души вместе с ароматами и запахами этого странного дома.

– Спасибо тебе, Матрена…

– Власьевна, – добавила Матрена властным голосом. – Меня Матреной Власьевной величают. Я из дворянского рода. А это, – она показала на тонкие чашки, – фамильный фарфор. На этом и закончим разговор обо мне.

– А… – хотела что-то сказать Светлана. Но Матрена Власьевна поднялась из-за стола, став неожиданно высокой, статной дамой, которой боязно было задавать вопросы.

– Вы царица! – ахнула Тамара.

– Нет, не царица, но из богатого рода, – Матрена улыбнулась кончиками губ. – Сейчас я расскажу вам кое-что о нашей реке.

Она достала старинный альбом в бархатном переплете. Открыла его и, ткнув пальцем в одну из фотографий, сказала:

– Это мои родители. Однажды они катались по реке Забвения и пропали. Исчезли, канули в никуда. Все поиски были напрасными. Никто не знал, где они. Никто не мог их найти. Прошло несколько месяцев, прежде чем вернулся лодочник. Он мне принес кольцо от матери. Я стала его пытать расспросами. А он ничего не говорил толкового, только бормотал: «Велено-с передать. Велено-с передать». Кем велено? Когда велено? Зачем велено? «Не могу знать-с. Не могу знать-с. Не могу-с». Ах ты, бестия эдакая, выкладывай все, как есть, – набросилась я на него. А он ойкнул и дух испустил. С тех пор меня все и бояться стали, да стороной обходить. И вы ведь меня колдуньей считали. А какая же я колдунья? Обыкновенная одинокая женщина, живущая у реки.

– Матрена Власьевна, а как же вы на нашу Шальную реку попали? – неожиданно перейдя на «вы», спросила Светлана.

– Э, голубки, да вы и не знаете, что наша река раньше звалась рекой Забвения. Что здесь люди пропадали и не возвращались. А кто возвращался, тот, как мой Силантий, лодочник, долго не жил. А вы решили, что ваши дети первые пропали? Нет, нет и нет. Все это было задолго до вас. Задолго…

– Ой, а я думала, что мне бабушка сказки рассказывает про реку, – вздрогнув, проговорила Римма. – А ведь Егор ей верил. Он очень внимательно ее слушал, просил по сто раз пересказать. Он, наверное, все эти рассказы наизусть знал. Зачем же он тогда на реку пошел, если знал?

– Знать знал, а не верил, – подвела итог Матрена. – Верил бы, не пошел. Или понадеялся на русское «авось». Ничего раньше не случалось, значит, и сейчас обойдется, – вздохнула. – Никто ведь точно сказать не может, когда у реки приступ забвения начнется. Да и мало, кто про исчезновение людей помнит. Последний раз люди пропали шестьдесят лет назад, – задумчиво проговорила Матрена, и, перевернув страницу, ткнула пальцем в трех девушек.

– Кто это? – спросила Тамара, предчувствуя что-то недоброе.

– Дети мои, – глухим голосом ответила Матрена. – Полина, Лизавета и Екатерина. Пропали на реке и не вернулись. Только опять через два или три месяца лодочник Панкрат мне колечки передал со словами: «Все прекрасно в садах Эдема». Я уж его не трясла, спокойно расспрашивала. Да толку никакого. Так ничего и не узнала. А через месяц Панкрат умер. А я вот живу. Все помню, много чего рассказать могу, да только никто не спрашивает, – встала, захлопнув альбом, несколько раз стукнула по нему кулачком.

Три женщины внимательно следили за движениями ее холеных, совершенно не старческих рук, на старинные дорогие перстни, надетые на безымянные и указательные пальцы.

– Ой, плохо мне что-то, – застонала Тамара и завалилась на бок.

– Поддержите ее, – скомандовала Матрена. Сдернула с кровати небесное покрывало и, бросив его на пол, приказала:

– Кладите ее сюда. Так нам удобнее будет.

Женщины безропотно повиновались, не понимая, что происходит. Они просто делали все, что говорила Матрена. И очнулись лишь тогда, когда закричал родившийся ребенок.

– Ой, надо же врача вызвать. Надо их в город, в роддом везти, – засуетилась Светлана. – Я побегу за машиной…

– Стой! – грозно остановила ее Матрена. – Вы здесь больше не нужны. Ваша помощь нам уже не нужна. Домой идите. Тамаре у меня лучше будет. Её искать некому. А вас уже дома хватились. Зачаёвничались вы у меня. Ступайте. Да про то, что видели и слышали никому ни слова. Не велено вам, поняли? Не велено-с, вот и весь сказ.

Матрена хлопнула в ладоши три раза. Светлана и Римма попятились к двери, подталкивая друг друга. А, выйдя из избы, побежали в разные стороны.

– 3 —

Когда Светлана вошла в дом, ей навстречу выбежала заплаканная Людмила с криком:

– Мама, где ты была?

– Сашу искала, – каким-то незнакомым голосом проговорила Светлана и прошла в комнату.

– Ты хоть знаешь, который сейчас час? – грозно сдвинув брови, поинтересовался Валерий.

– Нет, – улыбнулась Светлана. – Я только чувствую смертельную усталость. – С этими словами она рухнула в кресло и замерла в странной позе.

– Мама, уже три часа ночи. Мы чуть с ума не сошли. Никто тебя не видел, никто не знает, куда ты подевалась. Ты о нас совсем забыла. Разве можно так поступать? – заливаясь слезами, выкрикивала Людмила. Светлана удивленно смотрела на дочь и, пожимая плечами, спрашивала:

– А где же я была? Неужели уже три часа?

– А ну, дыхни? – нагнувшись над Светланой, приказал Валерий. Она безропотно подчинилась. – Трезвая, – неподдельно удивился он. – Тогда, почему ты такая бледная, и руки, как лед? Давай-ка, я тебе ванну горячую сделаю.

– Давай, – с радостью согласилась Светлана, продолжая сидеть в странной позе.

Людмила поцеловала мать в ледяную щеку и пошла к себе, надеясь, что Светлана пожелает ей спокойной ночи. Но Светлана, казалось, не замечала того, что происходит вокруг. Людмила закрылась в своей комнате и, уткнувшись в подушку, простонала:

– Почему? Почему все это свалилось на нашу семью? Что мы такого сделали? За что все это? Сначала Санечка пропал, растаял, как снежинка на горячей ладони. Умный, красивый, любящий и любимый ушел, помахав рукой. Ушел, чтобы не вернуться. Теперь с мамой что-то происходит. Кто объяснит? Кто защитит? Са-неч-ка! Са-шеч-ка, где ты? – стонала Людмила, кусая край подушки.

– Не плачь, сестренка, – кто-то шепнул ей на ухо. Людмила резко оторвала голову от подушки, вскрикнув: – Санечка!