Страница 15 из 17
Присел Илья на ствол поваленный, задумался. По-иному дело глянулось. Сколько их было, разбойников-то? На слова сельчан не положишься, напугались шибко. Кто они, из каких краев пришли? Отчего промысел лихой выбрали? Одно - коли селяне бывшие, а ну как из людей ратных? Мечом-копьем владеть умеющим? Сам-то он если только булавой; тут, должно быть, особого уменья не надобно - маши себе, ровно дубиной. Только против умелых да опытных не помашешь. Стал припоминать, что ему деды про разбойников рассказывали. Сказка - ложь, а все-таки не на пустом месте складывается. Припомнил, что атаманы зачастую слова заветные знали; что стрелы от них отскакивали, меч не сёк. Еще: оборачиваться умели, невидимками становиться, со следа сбивать... Со следа сбивать!.. Илья аж привстал. Вот оно что! Не иначе, правдой сказка оказалась. Значит, здесь они где-то, недалече, а иначе с чего бы морок наводить?..
Как со вечеру - сильный дождичек,
Со полуночи-ночи - подморозило...
Ты взойди-ка, ты взойди, солнце красное,
Над горою взойди, да над высокою,
Над дубравою взойди, да над зеленою,
Обогрей же нас сирот, сиротинушек...
- Слышь, Невер, мне вот что подумалось: а с чего это песни у нас все какие-то протяжные да невеселые? - спросил молодой разбойник, весен семнадцати-двадцати, пожилого, коренастого, густо обросшего черной бородой. Они сидели у костра и приглядывали, как бы огнем не охватило почти совсем уже готового кабанчика.
- Жизнь наша такая, - буркнул тот. - Какова жизнь, таковы и песни. Другой была бы, по-иному и пелось бы.
- Не скажи, - возразил молодой. - Разве мы не вольные птицы, разве платим кому подати? Разве грабят нас тиуны да лучшие мужи? Что с того - избы нет. Вот ужо разбогатеем, получу свою долю, тогда...
- Тогда - что? - спросил пожилой.
- А вот то. Купцом стану. Торговать буду. Гостей не больно-то пограбишь. Слыхал я, у них и дружина своя имеется, и послабление от князя.
- Дружина, говоришь? - раздумчиво протянул пожилой. Собирался что-то сказать, но не стал.
Посидели, помолчали. Повернули толстый сук, служивший вертелом.
- Только вот не понимаю, зачем атаман у сельчан телеги с лошадьми забрал? Золото-серебро, оно понятно; хотя откуда у них такому богатству быть? - снова начал разговор молодой.
- Должок у него тут в городе имеется. Давний. Расплатиться желает.
- Что за должок?
- Что за должок? Обыкновенный... Сам-то он из Новагорода. Слыхал про такой?
- Кажись, слыхал...
- Кажись... Город такой есть, поболее вашего. Далеко на севере. Туда, говорят, первый князь пришел, из Руси, а уж оттуда - в Киев. Сами-то они сейчас без князей живут...
- Это как?
- А так, по-старому. Как в вашем городе прежде жили. Скопом дела решают, вот как у вас было. Вече называется. Посадников избирают. Жил он там в Славенском конце, третья изба от городской стены вдоль Плотницкого ручья. А еще мост у них есть, Великим прозывается. Правду сказать, не один он там, и все - Великими кличут. На том мосту потехи у них случаются, кулачные. Конец на конец. То ли три у них конца, в городе-то, то ли еще сколько... Это самое вече, - у каждого свое. Только я не о том. Как-то по зиме потеха кулачная у них случилась. Отец атаманов не любитель был, а тут нашло на него что-то, ровно околдовали. То ли на мосту случилось, то ли на самой реке, а только когда народишко расходиться стал, он среди прочих лежачих остался. Принесли его домой, думали, отлежится, встанет. Силушкой-то не обижен был: быка ударом кулака в лоб с ног сшибал. Отлежался, да так и не встал. Кровью все кашлял. Свезли по весне... Только до того еще, как помер, припоминать стали, что да как. Редко такое бывало, чтоб до смерти. Помнут сильно, покалечат - случалось. А тут... И припомнили, что на стороне Людина конца вроде как молодой затесался, и вроде как нездешний. Во время потехи, - до того ли было, чтоб высматривать? Там уж не зевай... И вот этот самый молодой, он вроде в рукавицах был, расписных. С атамановым отцом лицом к лицу бился. После потехи же исчез, а куда - никто не видел. Вот и порешили, что он в рукавицы, должно быть, подковы положил. А иначе - как такого бойца одолеть можно? Спохватились; за такую проделку смертным боем бьют. Тут-то и вспомнил кто-то: уж больно молодой тот...
Невер примолк и принялся поворачивать сук с кабанчиком.
- Ну, так чего молодой-то? - не стерпел товарищ.
- Не запряг... Отец атаманов - он повольником был. Гости новгородские, чтобы убытку в торговле с купцами готскими, людей нанимали, чтобы они, по соседним землям да рекам, озоровали. Чтобы никто, значит, помимо них не встревал...
- Это что же - разбойничали?
- Как хочешь назови. Вот они, повольники эти самые, и озоровали. Там ладьи пожгут, там товары отнимут. Иногда, бывало, стычки случались...
- Со смертоубийством?
- По-разному... Так вот, кто-то и припомнил, что молодой этот, он вроде как... В общем, отца его, - атаманов отец положил... Вот и дождался своего часа, вернул должок...
- Так вот ты про какой должок... - протянул молодой разбойник.
- А ты думал?.. Мать у него вслед за отцом ушла, той же весной. А ему, как старшему, такое вот наследство досталось. Око за око.
- Так, может, молодой тот не причем был?
- Может, и так. Только ему лучше знать, атаману-то. Он его поначалу долго разыскивал. Сам в повольники подался, везде, где мог, расспрашивал. Потом вроде как поутих - где ж его найдешь? Пока не приметил как-то в дружине княжеской, в Киеве.
- Да как же он его приметить мог, ежели прежде в глаза не видел?
- Слухом земля полнится. Разговор случайно слышал. Тот, кого он искал, не из последних в дружине был. Князь его отличить решил - послать в один из городов, для догляда. Не всем это по душе пришлось, кое-кто позавидовал. И вот идет атаман, - только он в то время еще не был нашим вожаком, - по улице, навстречу ему - всадник, дружинник. Глянул на него - и как будто в груди что-то шевельнулось. Одного взгляда хватило, чтобы навек запомнить. Подивился, - никогда прежде с ним такого не было. Идет себе дальше, а тут еще два дружинника стоят, смотрят всаднику вслед и о чем-то беседуют. Прислушался невольно и услышал, что тот в дружину из Новгорода пришел. Вроде как родных у него там повольники извели. Понял атаман, отчего у него у груди екнуло. Повернулся - и вослед. Только дружинник как в воду канул. Он обратно - у тех двоих про город узнать, ну, куда того доглядать послали - и тех след простыл. Городов-то немного, да один от другого не за версту стать. Долго искал, пока у вас нашел...
- Телеги-то зачем у людей забрал?..
- Так ежели просто ватагой в город заявиться, приметить могут. А тут одежу сменить - и вроде как на торг. Мало ли кто на торг собрался...
Опять помолчали.
- И давно вы вот так, вместе? - спросил спустя время молодой.
- Давно... Уж и не упомнить, сколько. Мы тогда еще булгар проведать собрались. Город есть такой, там, - Невер махнул рукой, но так, что было понятно, не направление указывает, а вроде как утверждает: "там стоит", - где Кам-река в Волгу впадает, только ниже. Богатый, красивый, гостей множество. Вот и решили: коли множество, так может и на нашу долю чего перепадет. Он к нам по дороге и прибился. Сам напросился. Я, говорит, камнем на ногах не повисну, ежели что, то и подмогнуть смогу. Правду сказал: и камнем не висел, и помогал при случае. Только атаману нашему прежнему почему-то не глянулся. Бывает ведь так: ничего плохого про человека сказать не можешь, а не лежит к нему душа, хоть головою об дверь. Так вот... Долго ли, коротко, как в сказках сказывается, а пришли мы к этому самому Булгару. Ты в Киеве бывал?
- Не пришлось...
- А этот - он, пожалуй, побогаче Киева. Мы, пока пробирались, разузнавали, где что можно. Диковин там, говорят, видимо-невидимо. Дома каменные, и улицы камнем выложены. А по улицам этим птицы гуляют - размером с нашу курицу, а цветом сама - ровно жаба. Хвост же у ней - в две сажени. Как подымет его, как распустит - словно небо после дождя под солнышком - блестит-переливается. И еще лошади у них не как у нас, а горбатые. Я так понимаю - вот ежели взять простую лошадь, да дать ей бревном по хребтине, - вот такие...