Страница 11 из 12
Князь покрепче ухватил рукоять весла. Вода здесь такая, что ли, но весло становилось с каждым взмахом все тяжелей.
К вечеру пристали к берегу, быстро разбили лагерь, но широко располагаться не стали, и кормчий, и сам Добрыня Никитич явно чего-то боялись. Вокруг ни дыма, и с воды ничего не было видно, чего они пугаются?
– Здесь воинственные местные жители?
Добрыня помотал головой:
– Нет, опасность там, на воде…
Значит, дядя все же боится этих самых озерных разбойников.
С первыми лучами двинулись дальше, к полудню вместе с берегом повернули снова на запад, и тут произошла встреча, которую явно ждали и которой боялись. Впереди показались три драккара, тут же поспешивших к их кнорру. Добрыня крикнул:
– Щит!
Племянник, недавно сменившийся на веслах, бросился подать ему обычный червленый щит, но дядя отмахнулся, принимая другой у ближайшего дружинника. Щит странный – внутри он был белым. Именно этой стороной Добрыня и прикрепил его на нос. Только тут Владимир заметил, что голова дракона снята, а ее место пустует.
Да, он слышал о таком обычае: голову снимали и прикрепляли белый щит, чтобы показать, что идут с миром.
Верно, с тремя двадцативесельными драккарами одним кнорром не повоюешь. Но что-то подсказывало, что Добрыня сам искал встречи с этими людьми. Варяги? Но золота больше нет, нанять их не на что, самим наниматься в дружину, конечно, почетно, но едва ли возьмут…
С приблизившегося первым драккара что-то закричали, в ответ Добрыня упомянул имя Харальда Свирепого.
Их кнорр окружили, на борт прыгнули несколько хорошо вооруженных крепких викингов, а к рулевому веслу встал еще один. Дальше следовали именно так: впереди шел один драккар, позади другой, третий отправился дальше по своим делам, но и этих двух хватило бы в случае сопротивления. Однако никто сопротивляться не собирался.
Они подошли к большому острову, оказавшемуся группой островов с множеством удобных бухт и хорошими проходами во внутренние озера.
На берегу заметили приближение конвоируемого драккарами кнорра, как обычно, вперед выступили похватавшие оружие мужчины. Даже при том, что два драккара свои, опасаться все равно стоило.
На берег новгородцы сошли спокойно, но в окружении вооруженных крепких людей чувствовать себя уверенно не получалось. Добрыня оглядывался…
– Эй, Добрыня Хитрый, ты ли это? – раздался громоподобный голос со стороны. При звуках этого голоса варяги повели себя иначе, они расступились, явно выказывая уважение его обладателю.
– Харальд, я не ошибся, когда направлял нашу ладью сюда, – обрадовался Добрыня.
Владимир смотрел на дядю во все глаза, значит, тот знал, куда плывет, он знаком с хозяином этих мест? Почему же не сказал?
– Как ты узнал, что я здесь?
– Брунгильда сказала.
Харальд хмыкнул чуть смущенно, хотя казалось, что смутить эту гору мышц невозможно:
– Эта женщина всегда все знала. Куда спешишь?
– Сейчас никуда. Мы переживем у тебя зиму?
Харальд нахмурился:
– Тебе нужна помощь?
– Нужна.
– Хорошо. Пойдемте в дом. Ветер поднимается. А это кто? – Он кивнул на Владимира, смерив князя цепким взглядом с головы до ног.
– Это мой племянник Владимир, сын Малуши.
– Постой, постой… Малушин сын ведь князь в Новгороде, я так слышал.
– Был князем. Говорю же – помощь нужна.
Очередной порыв ветра хлестнул их ледяными брызгами, даже варяги не любили зря мокнуть, потому все отправились в большой длинный дом, темневший в стороне.
По пути Владимир осторожно поинтересовался:
– Откуда ты знаешь этого Харальда?
– Наши матери сестры.
– Ты сын варяжки?!
– Нет! Мою тетку захватили на торге в Киеве, никто из киевлян не вступился, когда Хамунд Рыжий Любаву увез. Только через много лет она сумела весточку передать, что замуж за викинга вышла, троих сыновей и пять дочерей родила. Один из этих сыновей – Харальд. Он бывал в Киеве, когда ты был совсем малышом. Тогда мы и встретились. У него наш знак родовой, по знаку догадался, а уж потом он рассказал о матери со славянскими корнями.
– А кто такая Брунгильда?
– Тебе лучше не знать. – Когда у Добрыни такой голос, то продолжать расспросы бесполезно и даже вредно для здоровья. Владимир перевел разговор на другое.
Ели, пили, славили в тостах Харальда Свирепого и его отца Хамунда Рыжего… Снова ели, снова пили… На Владимира уже перестали обращать внимание, рядом с рослыми, сильными мужчинами он чувствовал себя мальчишкой.
К Владимиру подсел молодой мужчина:
– Я Торкиль, сын Харальда. Мы с тобой двоюродные братья, если наши бабки сестры.
– Да, наверное, так.
– Я слышал, что ты конунг в своей земле?
– Был конунгом, – постарался скрыть вздох Владимир.
– Тебя выгнали?
Князь с неохотой процедил сквозь зубы:
– Нет, сам ушел.
– Ладно, – согласился Торкиль, – потом расскажешь. Это мои старшие братья от первой жены Харальда Торн, Бьерн и Эйнар. Не советую с ними связываться, сначала убивают, потом думают. Но они завтра уйдут на свой остров.
Горы мускулов имели маленькие головки, причем с совершенно плоскими лбами, Владимир даже подумал, что убивают они головами, оттого и сплющились. Но его внимание привлекли следующие слова нового брата:
– А это моя сестра Хельга.
Князь едва не распустил слюни от восторга – варяжка была хороша какой-то дикой грацией и спутанной кое-как копной светлых волос. Но услышал уточнение Торкиль и понял, что ко всем нужно подходить с особой осторожностью:
– Она замужем вон за тем рослым воином. Это Хеги, он берсерк.
Владимир слышал о таких воинах, которые впадают в бессознательное состояние, когда начинают биться, зато они практически непобедимы, а сами способны уничтожить толпы врагов. Толпой можно и берсерка одолеть, но обычно толпа при виде этакого просто редеет, а поредевшая толпа уже не толпа, а собрание будущих трупов.
Вообще-то все люди на Земле собрание будущих трупов, но одним до этого состояния еще далеко, а вот тот, кто встал на пути у берсерка, приблизился к таковому вплотную.
Князю как-то сразу расхотелось разглядывать змеиную грацию Хельги, но на всякий случай уточнил:
– А разве берсерки имеют жен?
– Почему нет? – удивился Торкиль. – Не всегда же он в трансе, только когда в бою.
– А у тебя есть жена?
– Была.
Так они беседовали, смешивая славянские слова со сканскими, что-то переспрашивая, что-то объясняя. Постепенно Владимир успокоился, никто не собирался нанизывать его на вертел, хотя дядя словно забыл о племяннике.
Торкиль предложил отправиться спать к нему в дом, сказав, что места хватит.
Спросить у дяди? Но этим он покажет, что держится за полу одежды Добрыни. Владимир кивнул:
– Если твой отец не против.
– Отец? Как он может быть против?
– Но ведь он хозяин этого дома.
– Он конунг, ему принадлежит многое, но не наши жизни, когда мы не в бою и не в деле. Каждый волен жить своей жизнью. Я не могу пойти к монахам или уйти с острова, не сказав об этом конунгу, просто потому, что он должен знать, почему меня нет рядом. А спать или есть, брать женщину или заводить детей могу.
– У вас здесь много детей?
– Немного, но есть. Здесь мало свободных женщин, потому и детей мало.
– А нельзя привезти больше?
– От женщин одна беда. Достаточно рабынь. Они и по дому поработают, и одежду сошьют, и ночью ублажат. У меня есть пара симпатичных. Пойдем.
Ночь получилась приятной, две рабыни ублажали их до самого рассвета, причем девушки явно были обучены этому занятию, Владимир остался доволен.
– Где ты их взял?
Торкиль пожал плечами:
– Купил на невольничьем рынке. Они рады этому, лучше ласкать одного меня или моих друзей, как ты, которых не бывает слишком много, чем очень многих за плату.
– У них не бывает детей?
– Нет, они знают, как этого избегать.
Разумно, разумно…