Страница 17 из 24
Большая группа людей поливала корт из ведер. Потом, когда трубу привели в порядок, – из шлангов. Труднейший матч команда Тарпищева выиграла со счетом 3:2. Когда она вернулась в Москву, никто не сказал игрокам и тренеру «спасибо» или «поздравляем»: матч не транслировали по телевидению и о нем не писали в газетах – события вроде бы и не было.
Ничья в Братиславе
Валерий Балясников, постоянно в 80-е годы сопровождавший сборную СССР от КГБ – в роли заместителя руководителя делегации, – поведал о том, что заключительный отборочный матч к чемпионату мира 1982 года между сборными Чехословакии и Советского Союза в Братиславе носил, скажем так, характер дружеской встречи.
«Для нас, – рассказывал Балясников, известный в свое время вратарь московского „Динамо“, дублер Льва Яшина, – игра ничего не значила – мы уже вышли в финальную стадию, а чехам нужна была как минимум ничья. Вызывает меня руководство. Происходит примерно такой диалог: „Вы летите с командой? – Да. – Нужно сыграть вничью. – А я при чем? – При том“. Комментарии, как говорится, излишни. До матча решил ничего не предпринимать, ни с кем не разговаривать на эту тему – думал, обойдется без меня. Сижу на трибуне, стадион переполнен. Наши, как назло, играют очень хорошо. Блохин, Буряк, Гаврилов, Дараселия, Шенгелия – состав самый боевой. На 14-й минуте Блохин забивает гол. Ну, думаю, если так дальше пойдет – задание мне не выполнить. Пришлось спуститься к скамейке запасных… Сыграли 1:1».
В самолете, летевшем в Москву, сокрушался Николай Николаевич Озеров. Переживал, что его не предупредили о ничейных договоренностях – проинформировали только постфактум: «Я бы иначе построил репортаж!»
Самаранч, Иван Антонович
Если французский барон Пьер де Кубертен по праву считается человеком, возродившим в современных условиях Олимпийские игры, то маркиз Хуан Антонио де Самаранч, три месяца не доживший до 90-летия, останется в спортивной истории как президент МОК, при котором олимпийское движение прочно встало на путь коммерциализации и на Играх стали выступать спортсмены-профессионалы. Девиз «главное – не победа, а участие» трансформировался в постулат, ставший основой для сегодняшних Олимпиад: «Главное – не участие, а победа».
При Самаранче олимпийские кольца превратились в товар, а победители Игр стали зарабатывать серьезные гонорары: медали превратились в пропуска-вездеходы в рекламные закрома.
У Самаранча было немало противников, выступавших против превращения Олимпиад в финансовые предприятия. Сторонников «чистых» Игр, свободных от нашествия капитала и, как следствие, помпезности, допинг-скандалов, нечестного судейства, можно обнаружить и сейчас, однако с каждой новой Олимпиадой «идеалистов» становится все меньше и меньше, а главные спортивные состязания четырехлетия, напротив, превращаются в основательные бизнес-проекты с участием почти всех сильнейших спортсменов мира.
До появления Самаранча на самой вершине олимпийской власти МОК влачил жалкое существование, и доходило до того, что искали желающих проводить Олимпиады: хозяевам Игр самим приходилось заниматься финансовым обеспечением соревнований, и слово «выгода» в МОКовской штаб-квартире никто не произносил. При Самаранче МОК стал не просто абсолютно самостоятельной в финансовом отношении организацией, но организацией, с мощью которой вынуждены теперь считаться самые крупные корпорации. Попасть в спонсорскую очередь, из которой МОК тщательно выбирает потенциальных партнеров, не так-то просто. Равно как и стать обладателями весьма дорогостоящих телеправ на показ летних и зимних Олимпийских игр. Подобного рода сложности всегда сопровождают разговоры о коррупции. Не избежал подобных разговоров МОК вообще и Хуан Антонио Самаранч в частности.
Испанский дворянин, поддерживавший в Испании фалангистов и входивший в окружение диктатора Франко, Самаранч не избежал разговоров и о чересчур тесных связях с Москвой. Его без документальных подтверждений, только на основании предположений, называли агентом влияния, завербованным КГБ. Вряд ли приходится сомневаться в том, что Советский Союз оказал ощутимую поддержку Самаранчу на выборах президента МОК, проходивших в Москве. Маркиз тогда прекрасно проводил время в советской столице в роли испанского посла, имел тесные контакты с руководителями советского спорта, в частности, с тогдашним заместителем председателя Оргкомитета Олимпиады-80 в Москве Виталием Смирновым, который считается одним из самых главных организаторов привлечения в пользу Самаранча голосов членов МОК из социалистических стран.
…Однажды на имя заведующего спортивной редакции ТАСС Александра Николаевича Ермакова поступило приглашение на прием в испанское посольство в Москве. Ермаков был в отпуске, протокольная служба агентства передала приглашение мне, шефа замещавшему. Протокольщику я сообщил, что, скорее всего, в посольство не пойду, поскольку никогда не любил подобного рода мероприятия. Он пожал плечами и ушел. Спустя полчаса в редакции раздался звонок. Звонил человек из КГБ. Представился то ли Каспаровым, то ли Гаспаровым. Он попросил меня обязательно сходить на прием, присмотреться к послу Самаранчу, по возможности поговорить с ним, составить свое мнение и позвонить ему, Каспарову (Гаспарову), по такому-то телефону, но только не из редакции, а из уличного телефона-автомата.
Дураку было понятно, что речь шла о банальной попытке завербовать меня в качестве осведомителя. Мое мнение о Самаранче им понадобилось! Да у них папки с досье на него не один шкаф на Лубянке занимают!
В посольство я пошел, а потом много чего «любопытного» рассказал из телефонной будки на Тверском бульваре невидимому Каспарову (Гаспарову). И о том – в подробностях, – как я тщательно подбирал галстук для похода на прием и выбрал в конце концов кем-то из футбольных людей подаренный галстук с эмблемой «Барселоны»: Самаранч, дескать, поклонник «Барсы» и обязательно должен был «клюнуть» на человека при таком галстуке.
О том также, в каких ботинках был посол: мне, мол, показалось, что левый у него жмет, левая нога, по всей вероятности, отличается от правой – на ней могут быть кожные утолщения. Сделал я упор и на то, как Самаранч отпивает вино из бокала – каждый глоток не больше 5–7 граммов, так мне, сообщил я Каспарову (Гаспарову), во всяком случае, показалось.
Больше «дурачка» с его галстуком, умением различать правую ногу от левой и сумасшедшим глазомером никогда из ГБ, к счастью, не беспокоили.
За глаза, а иногда и в глаза – в непринужденной обстановке московских посиделок «без галстуков» – Самаранча, одного из представителей высшего европейского общества, человека весьма состоятельного, называли «Иваном Антоновичем», и Самаранч воспринимал свое имя в русской транскрипции с улыбкой.
Самаранчу не раз припоминали его фалангисгское прошлое, которое он никогда не скрывал, но забывали при этом упоминать о политической гибкости маркиза, реально оценивавшего динамику развития испанского общества. Гибкость эту очень точно характеризует эпизод, произошедший в 1977 году, когда он был назначен на пост посла в Советском Союзе. Об эпизоде этом не раз рассказывал сам президент МОК (полностью он приведен в книге тогдашнего пресс-атташе Олимпийского комитета СССР Александра Ратнера, бессменного переводчика Самаранча): «Буквально через несколько дней после моего приезда в Москву в столице СССР проходил крупный международный форум. В качестве гостей на нем присутствовала важная делегация испанских коммунистов во главе с Долорес Ибаррури и Сантьяго Каррильо. Я поехал в Кремлевский Дворец съездов, нашел их и сказал, что мне, как послу Испании, доставит большое удовольствие принять их у себя в резиденции. И они приехали. Тем самым мы как бы доказали, что политические проблемы в Испании – дело прошлого. Началась новая эра…»
Виталий Смирнов пришел на помощь Самаранчу в 1992 году, когда после распада Советского Союза олимпийская команда великой страны – основной тогда конкурент сборной США – могла вообще не приехать в Барселону. Для Самаранча, с огромным трудом добившегося проведения Игр в своем родном городе, отсутствие советской сборной могло стать двойным ударом. Во-первых, Барселона осталась бы без ожидавшегося несколько лет зрелища – противостояния советских и американских олимпийцев. Во-вторых, и это главное, резко упали бы доходы от спонсоров и рекламодателей, для которых спортивное сражение между СССР и США в годы холодной войны было исключительно лакомым телеблюдом. Смирнов все сделал для того, чтобы в Барселоне появилась сборная Союза независимых государств, которую на Играх воспринимали как советскую команду.