Маска киборга

Они минуют особняки и выезжают на широкую улицу, где через каждые десять метров очередной плакат напоминает, что «голосуя за Хайдена, ты голосуешь за правду». Мэр серьезно смотрит с растяжек, прижав жирный подбородок к тугому белому воротнику.

– Как тебе этот, Мел? Хорош? – Саманта с усмешкой кивает в сторону очередного плаката.

– Противный. Да какая разница?

Она отворачивается. Ей противно не только его звериное лицо, его полумертвый взгляд, ей противны все эти приближенные к власти люди. Что они могут обещать, если в их городе может произойти то, что произошло с Марти и его семьей? Как они смеют говорить о чем-то? Фотографироваться в дорогих пиджаках и тесных отглаженных сорочках, когда Мартин прикован к кровати, когда родители и друзья его семьи мертвы? Даже дети не верят в то, что это несчастный случай. Не стоит и думать об этом мэре и ему подобных. Они того не стоят.

На территорию клиники их машину пропустил вежливый охранник. Светлое современное здание, окруженное зеленью, не казалось чем-то страшным, хранящим боль. Мужчина средних лет, насвистывая, подметал парковую дорожку, ведущую ко входу.

– Не волнуйся, я дальше сама. Тебе ведь еще забирать мальчишек. – Мел быстро чмокнула маму в щеку и открыла дверь.

Саманта не успела ответить. Ее дочь как всегда была права. Она запоздало крикнула в открытое окно:

– Будь осторожна, не пропусти свой автобус! – И сразу почувствовала себя немного беспомощной, потому что думала просто: «Будь осторожна».

Мелани быстро пошла ко входу. Она немного робела и не хотела давать неуверенности преимущества: в таких случаях нужно скорее действовать, иначе робость наберет силу и возьмет верх. Она уже была готова взбежать по лестнице и решительно открыть дверь, как споткнулась, увидев на газоне согнутого в три погибели человека в белом халате. Странный доктор опустился на колени, голову, насколько это было возможно, приблизил к земле, сосредоточенно рассматривая что-то, оказавшись в нелепой и какой-то детской позе.

– Вы что-то потеряли? – Мел сделала шаг к мужчине. Тот рассеянно повернул голову к девочке и поправил сползшие очки.

– Да нет. Вот, наблюдаю, – он смущенно улыбнулся. – Муравей тащил соломинку, а потом остановился, положил ее. Наверное, устал. И тут же подбежал другой муравей, решил помочь товарищу. Теперь они несут эту соломинку вдвоем. Интересно, да? – Он доверчиво, совсем по-детски посмотрел на Мелани. И она не смогла сдержать улыбку.

– Правда, интересно. Мартин говорил, что у муравьев коллективный разум.

– Верно, верно, – профессор закивал и начал подниматься с колен. Его рассеянность улетучилась, и теперь он серьезно рассматривал Мелани.

– А можно ли узнать ваше имя, юная леди? – спросил он галантно и немного шутливо.

– Я Мелани. Мы с Мартином учимся вместе, в одном классе, я сижу за соседней партой, той, что ближе к окну. А вы его дедушка, верно? Профессор кибернетики. Он мне о вас рассказывал. Скажите, можно увидеть его? Я не буду мешать, я буду совсем тихой. – Мелани выпалила все это одним махом и замолчала, чувствуя, что краснеет. Ну почему она такая несдержанная?

Профессор Стоун быстро закивал в ответ:

– Да, да, конечно, пойдемте. Зачем я буду мешать вам? Я очень рад, что у Мартина есть такой друг. Настоящий друг.

Он повел девочку ко входу, стараясь не делать слишком больших шагов. Несмотря на его усилия, Мелани все равно почти бежала, чтобы поспевать за ним. Сердце колотилось у горла, то ли от спешки, то ли от волнения. Сейчас, совсем скоро она увидит Мартина. Интересно, как он выглядит после всего случившегося? Наверное, он очень худой. А что она скажет ему? Ни в коем случае не упоминать родителей. Нужно будет рассказать о школе, ведь он так много пропустил, а скоро начнется новый учебный год. Вместе они быстро все нагонят! Скорее бы увидеть, как он улыбается…

Она не заметила, как, миновав белоснежные коридоры, они с профессором оказались перед дверью в палату. Профессор помедлил немного и открыл дверь, пропуская девочку вперед.

– Не бойся. Он чувствует себя лучше, чем может показаться. – Слова профессора едва донеслись до Мелани, будто она была где-то очень далеко. Она увидела Мартина. Осунувшееся лицо, бесстрастное, с закрытыми глазами, с торчащей изо рта трубкой. Безжизненная рука на покрывале повернулась кверху ладонью, беззащитно обнажив синеву вен и иголку капельницы. Мелани испуганно смотрела на пустоты под одеялом в тех местах, где должна была покоиться вторая рука, ноги Мартина. Она рассуждала, о чем с ним поговорить! Боже, как глупо, как нелепо, как страшно! В носу защипало, и глаза налились горячими слезами, чуть качнуть головой – и они прольются, потекут по щекам.

– Дедушка, он будет ходить? – Пытаясь оставаться взрослой и сильной, а не расплакаться в голос, сев на пол прямо здесь, в палате, она забыла про вежливость и назвала профессора этим домашним словом, так идущим ему.

– Ну что ты, что ты! Конечно, будет! Конечно, и ничего страшного здесь нет. Посмотри, какие у него теперь есть протезы. Получше твоих настоящих рук и ног. Будет и ходить, и бегать, и танцевать. Все будет хорошо, выше нос, Мелани! – Он аккуратно приподнял ее подбородок.

Мелани улыбнулась его словам и чуть сердито стерла со щек слезы.

– Я буду помогать! Можно, дедушка? За Мартином сейчас нужно ухаживать, а кто же должен это делать, как не друг? Я справлюсь, обещаю!

Профессор неуверенно посмотрел на девочку.

– А как же школа? И что скажут твои родители?

– Я буду приходить после уроков. А мама разрешит, я уверена! – Глаза Мелани засияли, она уже знала, что профессор согласится, что она сможет помогать Мартину выздоравливать, что уже завтра она придет сюда снова.

– Ну, хорошо, Мелани. Я не возражаю, если это не будет отвлекать тебя от учебы и домашних дел. А сейчас надевай халат, ты в больничном помещении, а Мартину нужно принимать лекарство. – Профессор говорил это, озабоченно набирая в шприц синеватую жидкость из ампулы. Мелани серьезно следила за каждым его жестом. Она не замечала, что халат ей велик, ей было не страшно смотреть, как игла входит в светлую кожу Марти, она уже полностью погрузилась в эту серьезную и деловитую атмосферу больницы, где каждая минута – для этого тонкого мальчика на взбитых подушках, а глупым вздохам и страхам просто нет места.

Такие и потянулись дни – дни для Мартина. Летом Мелани вставала утром, делала домашние дела и бежала на автобусную остановку, чтобы скорее отправиться в клинику. Братья на лето остались с бабушкой, и она была совсем свободна. Когда началась учеба, стало сложнее, но она все так же бодро открывала дверь в палату Марти и надевала белый халат, только теперь уже не с раннего утра, а после обеда. Она оставалась в клинике до вечера, помогая медсестре, профессору, просто разговаривая с Мартином.

Сегодня, как обычно, она вошла в палату, будто освещая ее – солнце так играло в ее волосах, отражалось в глазах, что она сама казалась домашним солнцем, по крайней мере солнечным зайчиком. Она проверила данные аппаратов (этому она научилась уже давно) – стабильно. Она привычно уселась с ногами на кушетку рядом с кроватью Марти и принялась рассказывать о прошедшем дне. Она рассказывала, помогая себе жестами и движениями бровей в наиболее эмоциональных моментах, затем достала книгу и стала читать. Она старалась отгонять от себя усталость, но голова сама клонилась к валику кушетки.

«На три минуты», – подумала Мелани и сдалась.

Но и во сне она видела эту палату, видела Мартина, лежащего неподвижно, себя, сжимающую его руку. Мелани настолько погрузилась в эту неподвижную жизнь, что сны ее превратились в последовательное переживание уже пережитого, будто видеозапись, поставленная на постоянный повтор. Как было страшно, когда у Марти случился тот приступ… Она заново видела себя рядом с его койкой, слышала свой голос.

– И мистер Сандерс, Том Сандерс, помнишь его? Он открыл секцию карате. Как только ты окрепнешь, пойдем туда вместе, он сказал, что возьмет меня, если я захочу. О тебе спрашивают учителя. А еще я сегодня читала книжку про НЛО, мне кажется, тебе бы понравилось. Только я не понимаю, почему они не хотят с нами общаться? Просыпайся скорее, Марти. Я бы так хотела поговорить с тобой обо всем этом.