Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 184

Причины тому были отчасти политического характера. Всем было очевидно, что если российская армия не пойдет в наступление в начале войны, Россия лишится возможности заполучить Пруссию в качестве союзника. Вплоть до зимы 1811–1812 гг. этот вопрос не был решен определенным образом: подписанная Россией конвенция, по которой та обязывалась действовать наступательно, так никогда и не была ратифицирована прусской стороной. Еще одной животрепещущей политической проблемой было сохранение лояльности польского населения по отношению к России. По утверждению Л.Л. Беннигсена, сделанному в феврале 1811 г., наступление русских в герцогстве Варшавском не позволило бы Наполеону заручиться поддержкой поляков, проживавших в западных пограничных районах России. Моральный подъем, вызванный наступлением России в сочетании с привлекательными в глазах поляков уступками мог привести к тому, что значительные части польской армии встали бы на сторону России[203].

К наступлению подталкивали и весомые военные соображения. Вторжение в пределы герцогства Варшавского означало, что основные тяготы войны затронули бы Польшу, а не Россию. Еще важнее было то, что в случае вторжения Наполеона в Россию, его основными плацдармами были бы герцогство Варшавское и Восточная Пруссия. Для обеспечения армии французам требовалось заблаговременно подготовить крупные запасы продовольствия и амуниции. Во время движения этой армии через Европу к позициям, расположенным на границе с Россией, тот факт, что ее арсеналы и запасы провианта и фуража находились в герцогстве Варшавском, делали ее уязвимой для упреждающего удара русских. Здравомыслящий захватчик понимал, что период, в течение которого было возможно вести кампанию в России, был очень непродолжителен. Было безумием начинать вторжение до начала июня, так как только тогда поля покрывались травой, достаточной для прокорма лошадей. С этого момента до ноября, когда выпадет снег, в распоряжении неприятеля будет пять месяцев. В худшем случае упреждающий удар российской армии мог сорвать план наступления Наполеона и дать России еще год для проведения оборонительных мероприятий.

Помимо всего прочего русские генералы выступали в пользу наступления потому, что понимали, с каким риском и трудностями была сопряжена чисто оборонительная стратегия. Западная граница имела очень большую протяженность. Если бы Россия продолжила войну против турок, французские или австрийские войска могли вторгнуться в Бессарабию и поставить под угрозу позиции России на северном побережье Черного моря, тогда как основные силы наполеоновской армии связали бы большую часть российской армии в Белоруссии и Литве. Конец этим опасениям был положен весной 1812 г., когда с турками был заключен мир, а Австрия обещала не начинать вторжения в Россию.

Тем не менее граница с Восточной Пруссией и Варшавским герцогством сама по себе была очень протяженной. Русским приходилось защищать подступы и к Петербургу, и к Москве. Угроза для последней могла исходить напрямую из Смоленска на западе или из Калуги на юго-западе. В число приоритетных задач входила также оборона Киева и Украины. Поэтому русские армии были растянуты в узкую линию. Во время маршей на огромной территории в районе Припяти коммуникации были крайне плохи. Русская южная армия, защищавшая Украину, была предоставлена самой себе. Наполеон мог перекрыть одну из двух основных дорог, по которым маршировали русские войска, и обратить большую часть французской армии против одной из двух половин оборонительной линии русских.

Суть оборонительной стратегии заключалась в том, что она отдавала инициативу противнику. Учитывая географические условия западных приграничных районов России, Наполеон имел все возможности для того, чтобы прорвать линию фронта, разбить российскую армию на части и методично их уничтожить. Двигаясь через центр позиций русских, он получал преимущество, так как оказывался между ними и мог воспользоваться внутренними коммуникациями. П.И. Багратион, П.М. Волконский и дядя императора герцог Александр Вюртембергский в первые месяцы 1812 г. делали акцент на этой угрозе[204].

Положение ухудшалось тем, что в бедных с хозяйственной точки зрения западных приграничных районах России было очень трудно содержать на постое крупную армию в течение нескольких недель кряду, за исключением разве что тех нескольких недель, которые следовали непосредственно за сбором урожая. Скученность войск вызывала резкий рост заболеваний. Кроме того, можно было гораздо эффективнее уничтожить запасы продовольствия, не позволив французам завладеть ими. Для этого нужно было расквартировать армию на обширной территории и реквизировать провиант в счет налогов. Пограничные губернии были объявлены на военном положении в конце апреля: это облегчило получение реквизиций, но армейские штабы были противниками преждевременной концентрации войск. Во всяком случае, как только Наполеон выехал из Парижа, один из источников информации для российской разведки иссяк. Сам Наполеон надеялся на то, что Россия сама начнет наступление, и до самого последнего момента не имел окончательного плана вторжения. Затем он, конечно, сделал все возможное для того, чтобы скрыть направление своего главного удара. Только к концу мая у русских начала складываться ясная картина того, откуда следовало ждать основной удар неприятеля[205].

В своей записке, составленной в марте 1810 г., М.Б. Барклай утверждал, что пограничные области России на западе плохо защищены в силу недостаточного количества войск и особенностей рельефа местности. Многие другие офицеры развили эту тему в своих рапортах, написанных с марта по июнь 1812 г. В ту эпоху в России было слишком мало военных инженеров. В 1807–1811 гг. небольшие инженерные команды были развернуты в морских крепостях на Балтийском побережье и предназначались для отражения возможных атак англичан. То же самое было сделано на Кавказе и на Балканах с целью обезопасить отвоеванные у турок опорные пункты. С марта 1810 г. перед инженерными войсками была поставлена тяжелейшая задача в рекордно короткие сроки укрепить западные границы. Как указывалось в ряде записок, крепости, остававшиеся под контролем русских в тылу у Наполеона, представляли бы серьезную угрозу для его слабых коммуникаций. Это могло бы замедлить его продвижение. Еще важнее было то, что отступавшей армии, не имевшей крепостей у себя в тылу, было негде размещать различного рода припасы и обозы, в силу чего возникала необходимость постоянно их охранять. В этой ситуации армия должна была отступать быстро, так как только соблюдение дистанции с противником обеспечивало ее безопасность[206].

Но сколь острой ни была потребность в крепостях, на ровном месте они не могли быть возведены за два года. На своем южном фланге русские успели подготовить к осаде оборонительные сооружения Киева и возвели мощную крепость в Бобруйске. На северном фланге была укреплена Рига, хотя начальник инженерного корпуса генерал К.И. Опперман сомневался, что город сможет продержаться длительное время в случае серьезной осады без существенного увеличения численности его гарнизона. Сразу после окончания работ по строительству новой крепости Динабург на Двине Опперман собирался перевезти сюда все военные припасы и продовольствие из Риги, поскольку опасался, что в случае ее захвата французами под угрозой окажется материально-техническое обеспечение основных сил российской армии.

Однако строительство Динабурга не могло быть завершено к лету 1812 г. Это означало, что весь центральный сектор российской обороны оставался открытым. Как указывал Л.Л. Беннигсен, этот сектор давал противнику доступ к центральным районам Российской империи, включая вероятные базы снабжения российской армии в Москве и Смоленске. Положение усугублялось тем, что в обширном центральном секторе на пути противника не было серьезных естественных преград. Вольцоген повиновался приказу и избрал берег Двины в качестве оборонительного рубежа с укрепленным лагерем в Дриссе. Тем не менее он предупреждал, что две трети русла Двины выше по течению мелководны и в летнее время легко преодолеваются вброд. Более того, почти везде ее западный берег выше восточного, что ставило оборонявшиеся войска в очень невыгодное положение. М.Б. Барклай получил аналогичный совет из уст еще более авторитетного человека, генерала К.И. Оппермана, в августе 1811 г. сообщившего, что Двину не удастся удержать в случае массированного наступления противника, «как бы которая-либо частная позиция выгодна ни была». Причина этого заключалась в том, что «в летнее время переход через оную реку мало затруднителен, что ближние к ее берегам места открыты и везде почти проходимы, и что от того всякая позиция на берегах сей реки или близ оных обойдена быть может»[207].

203





Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива. Т. 2. С. 83–93.

204

Ценная записка А. Вюртембергского содержится в кн.: Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива. Т. 10. СПб., 1908. С. 253275. О П.И. Багратионе см.: Там же. Т. 12. СПб., 1909. С. 107–109. О П.М. Волконском см.: Там же. Т. 11. СПб., 1909. С. 324–333.

205

Существует большое количество документов о трудностях, связанных с продовольственным снабжением войск. См., например, рапорт М.Б. Барклая Александру I от 4 апр. 1812 г. (ст. ст.), в котором он утверждает, что получение провизии и особенно фуража представляет большую проблему, дороги непроходимы, он не может производить реквизиции, поскольку военное положение еще не было объявлено, у него нет денег для того, чтобы купить еду, а количество больных уменьшается по мере того, как войска распределяются на большой территории: Там же. Т. U.C. 54–55.

206

Опять же, много записок на эту тему содержится в материалах военно-ученого архива главного штаба, однако наилучшее краткое изложение проблемы см. в: Фабрициус И.Г. Указ. соч.

207

Воззрения Л. Вольцогена изложены в его упомянутой выше записке (см. ссылку 46). Хорошее описание местности см.: Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 года. Т. 1. С. 407–411. Рапорт К.И. Оппермана М.Б. Барклаю от 10 авг. 1811 г. (ст. ст.) см.: Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-ученого архива. Т. 4. С. 207–209.